Культура в натуре

Многие считают, что человек искусства – это безумец, оторванный от реальной жизни. Кадр из фильма «Из первых рук». 1958

Самая моя любимая книга – «Три Дрантаньяна».

Уныло пишет писатель 
Гончаров, уныло и читателям читать его неинтересные книги.

Из школьных сочинений

Одни говорят, что творческие люди – соль земли и последняя надежда человечества. Другие – что это сборище каких-то бездельников и безумцев, оторванных от реальной жизни.

Студентами мы несколько лет издавали с друзьями и единомышленниками бумажный литературный журнал. За это время я встретил множество колоритных типов, узнал изнутри творческую среду и ее повадки. Расскажу несколько эпизодов.

Простой поэт Кукушкин

Ближе к ночи подводили итоги голосования по рукописям.

– Что у нас там сегодня последнее место заняло? – деловито спросила Катя. Она раскопала рукопись. – А, это…

Держа бумажку за краешек, словно боясь испачкаться, она показала ее всем.

– Ужас! – возмущался Борис. – Сплошные грамматические рифмы! Банальный язык, банальная тема! Куча пафоса и сплошные штампы. Никакого полета фантазии! Никакой самоиронии. Я бы экспромт и то лучше сочинил, даже в пьяном виде.

– Борис, – проговорил я. – Ты знаешь, как я отношусь к твоим текстам.

Борис недоуменно поднял брови.

– Примерно так же, как ты к моим, – пояснил я.

– А! – кивнул Борис. – Тогда знаю.

– Но в данном случае я с тобой полностью согласен.

– И я, – добавила Маша.

– И я, – с готовностью присоединилась Саша. – Кстати, а кто автор?

– Кукушкин какой-то, – ответил Борис.

– Вот уж действительно: я не Лермонтов, не Пушкин, я простой поэт Кукушкин! – радостно захихикала Маша.

– Господа, – сказал вдруг главный редактор Рома с неожиданной серьезностью и какой-то прямо байронической печалью. – Я специально подбросил вам это стихотворение. На самом деле его написал ранний Пушкин. А то, что на предпоследнем месте, – поздний Лермонтов. А на третьем с конца – Есенин.

Среди творческих людей есть немало весьма колоритных персонажей. Фото Fotolia/PhotoXPress.ru

О Набокове – с похмелья

Время от времени мы проводили литературные концерты, встречи с читателями. Вот одно воспоминание оттуда.

У меня зазвонил мобильный.

– Это Гриша, – послышался из трубки знакомый голос.

Гриша был голубоглазым блондином есенинского типа. И тоже из Рязанской области. Большинство его одноклассников мужского пола погибли в первую чеченскую войну.

Гриша был нетипичным селянином – он любил книги. А потом получил в Москве режиссерско-актерское образование. Он отличался общительным и живым характером. Преподаватель актерского мастерства говорил ему: «Гриша, ты играешь, как блохи скачут». Возможно, именно поэтому он решил пойти не в актеры, а в режиссеры.

Но пример прочих рязанских режиссеров, унизительно клянчащих у местных дельцов деньги на свои худосочные «проекты», не вдохновил его. Так он стал промышленным альпинистом. Висел на канатах на стенах домов, раскрашивая их в разные цвета. Чинил межпанельные стыки, мыл окна, очищал фасады на большой высоте.

– А если упадешь? – спрашивал я с лукавым ленинским прищуром.

– Плевать, – отвечал он с вызовом. – Я живу по полной. Всегда готов!

Впрочем, потом он дослужился до бригадира и сам уже лазил мало.

Другая моя знакомая с красным дипломом окончила филфак, долго сотрудничала с Фондом Рерихов, с блеском защитила кандидатскую диссертацию о Бальмонте. Работает менеджером по продаже унитазов.

Гриша обожал Набокова и Кундеру, чем меня и подкупил. В последние годы полюбил он и Генри Миллера.

– Бред, конечно, полный, – признавался он. – Так, дневничковые записи, любой может накропать. Стиля никакого. Но как это все похоже на мою жизнь!

Он быстро уехал из Рязани в Питер, а потом и в Москву. Жил там сперва голодно и бездомно. Спал в случайных квартирах, где в одной и той же комнате кто-то чинит Windows, кто-то занимается сексом. Ну как тут не полюбить Генри Миллера?..

Каждое лето он ездил расписывать дома на Чукотку, потому что там больше платили. Потом на пьянках в Москве он заставлял нас петь заунывно-эзотерические чукотские народные песни в подлиннике.

С большинством своих женщин Гриша спал в первый день знакомства. Однажды, совсем как в анекдотах, ему пришлось прятаться наутро в шкафу. Только не от мужа, а от родителей девушки. Но мама все не уходила, сострадательная девочка носила ему в шкаф еду и питье, и вскоре он захотел по нужде… Гриша открыл дверцу и бодро сказал: «Привет! Где здесь туалет?» – «Прямо и налево, – ответила мать. – Кстати, а ты кто?» Разговор завязался.

Какое-то время он работал сторожем – и прочел за это время всю классику. Ему нравилось, но жена ушла. На разводе он познакомился со своей следующей женой…

– Ну че у вас там? – спросил Гриша.

– Да всё шумим, – ответил я, вспомнив «Горе от ума». – Приезжай, вливайся. О Набокове поговорим.

– Да я тут… э-э… с похмелюги! Но я приеду, приеду! Только проблеваться бы надо.

Не кладя трубку, я вышел на сцену и громко, на весь зал, объявил:

– Сейчас придет Гриша, проблюется и расскажет вам все про Набокова.

В трубке послышались возмущенное бульканье и довольное хрюканье.

Поэт и клюка

Я любил стравливать Гришу с Максимом, бывшим гитаристом Найка Борзова, на предмет мировоззренческих споров. Макс писал красивые, тонкие философские стихи про время, мгновения и вечность. Он устраивал групповухи, когда жил в Англии. Он выступал за буддистскую гармонию с мирозданием. Он считал, что нет смысла уступать место пенсионерам в метро.

– Хилые? – спрашивал он. – Хлипкие, сморщенные и скукоженные? Хворые, немощные, писаются по ночам? Так и пусть тогда дома сидят! Кто же их куда гонит?!

Впрочем, лет в 28 он вдруг заявил мне, что стареет, у него выпадают зубы, и пожаловался, что ему не уступают место в метро.

– Совсем распустилась молодежь! – кричал он, потрясая воображаемой клюкой. – Никакого уважения к сединам!..