Феминизм по-русски и по-европейски

На Западе доля женщин, выступающих в роли руководителей высшего звена, по-прежнему не слишком велика. Кадр из фильма «Деловая женщина». 1988

Для среднестатистического россиянина вопрос гендерного равноправия вряд ли входит в топ-10 насущных тем. Впрочем, и для среднестатистической россиянки тоже. Нас больше волнуют по-настоящему злободневные вопросы: что приготовить на ужин, где это купить и не подорожает ли оно завтра? У европейцев, а особенно европеек – все по-другому.

Был у меня в газете один горячо любимый коллега, француз. Взглядов он придерживался левацко-анархических: советовал мне читать Алена Бадью (не осилила), писал  трактаты по экономической составляющей марксизма-ленинизма (не публиковали), восхищался группой «Война» (делал интервью) и даже имел при себе специальный пояс для посещения митингов – на тот случай, «если начнут бить по почкам». Французы вообще любители публично выразить свое недовольство на митингах. Помню, оставила его когда-то без присмотра на «Стратегии-31», так его чуть не повязали вместе с Лимоновым.

Так вот, этот мой коллега любил повторять, что приехал в Россию убежденным феминистом, а уехал махровым сексистом. Все почему: женщины здесь правят всем и бороться за их права надобности нет. Даже у нас в газете, хоть и французской, главный редактор – женщина. Еще удивлялся, мол, в государственных учреждениях – женщины, в бизнесе – женщины, в администрациях – женщины. В общем, кругом женщины – и всем руководят. А если где и мужчины в начальниках, то в качестве говорящих голов, потому что за большим директором всегда обнаруживалась женщина, которая на самом деле все решала. В голове у моего француза это никак не укладывалось. Был у него, как говорят, разрыв шаблона.

В другой раз речь о гендерном равноправии у меня зашла в разговоре с молодыми бельгийками, которые приехали работать в Россию. Больше всего их в Москве поразило обилие цветочных магазинов – буквально на каждом шагу. Не говоря уже о количестве мужчин, спешащих к своим половинам с букетами вне зависимости от дня календаря. «А у вас разве девушкам не дарят цветы?» – спросила я. Девушки с сожалением покачали головой и ответили, что это не принято. Равно как и помощь в надевании пальто (с раздеванием, слава богу, мужчины вроде бы еще справляются), открытии дверей и перетаскивании сумок из супермаркета. Уж если равны, то равны во всем. Именно поэтому практически каждая поездка в московском метро с чемоданом наперевес вызывала у бельгиек неподдельное изумление с учетом количества предложений о помощи, поступавших от других пассажиров.

Россиянки привыкли получать букеты вне зависимости от дня календаря. Фото Reuters

Еще одна история ко мне пришла от итальянца. Смуглый, кудрявый, харизматичный Валерио уехал работать из своего солнечного, полного винных возлияний Рима в дождливый и неприветливый голландский городишко. Однажды он решил пригласить в бар на бокал вина коллегу по работе. Приветливая и улыбчивая девица внезапно смерила его презрительным взглядом и отчеканила: «Нет». Валерио неделю мучился и пытался понять, чем он так обидел коллегу. В конце концов не выдержал и спросил, что он сказал не так. Голландка ответила: «Твои намерения были и так понятны», – намекая на «постельный» подтекст предложения итальянца. Валерио остолбенел и промямлил в ответ что-то вроде реплики товарища Саахова из «Кавказской пленницы»: «Слушай, ничего не сделал, только зашел!» С голландскими девушками у него в итоге так и не сложилось. Куртуазность итальянца они воспринимали чаще всего как попытки посягательства на девичью честь, поэтому Валерио так и не решился «построить любовь» с нордическими сиренами.

8 Марта у моих коллег-французов поначалу вызывало неоднозначную реакцию. Француженки относились к празднику с некоторым недоверием, подозревали мужчин в сексизме и объективации. Гендиректор-француз пару недель толкал речи про «женщин надо любить каждый день, а не один раз в году», но потом смирился и под напором французов, отягощенных русскими подругами, пошел покупать розы. С тех пор уже на свою судьбу не ропщет, понял, что 8 Марта – дело святое, особенно в женском коллективе.

В общем, спор о гендерном равенстве «у нас» и «у них» из разряда «в огороде бузина, а в Киеве – дядька». Анамнез у нас разный. Француженки не раз с восхищением говорили мне о достижениях Советского Союза в борьбе за права женщин: и право голоса в 1917 году (во Франции – в 1944-м, впрочем, рекордсменка тут Швейцария – последний кантон, где женщинам разрешили голосовать, пал лишь в 1991-м), и право на аборт в 1920 году (у французов Симона де Бовуар выступила с требованием легализации абортов в «Манифесте 343 шлюх» только в 1971-м). Я уже не говорю о женщинах-космонавтах, полярницах, летчицах и многих-многих других.

Ну ладно – советское время. Но ведь сейчас, по данным доклада «Женщины в бизнесе: от классной комнаты до зала заседаний совета директоров» за 2015 год американской аудиторской компании Grant Thornton, который цитирует Financial Times, Россия вышла на первое место в мире по количеству женщин среди топ-менеджмента – 40%. Соседствуют с нами на пьедестале Грузия и Польша (38% и 37%), а вот Франция на седьмом месте (33%). Голландкам, правда, повезло еще меньше – 18%, ну а в Японии я бы жить точно не захотела – 8%.

Пожалуй, самые трезвые суждения о роли женщины в «советско-российском» обществе я услышала от французской исследовательницы Эвелин Эндерляйн. Она жила в Москве в конце 60-х, будучи студенткой по обмену в МГУ и потом неоднократно приезжала к нам для исследований. Поначалу Советский Союз виделся ей как «освободитель женщин» и даже в некотором роде пример для подражания в деле равноправия полов. Женщины-руководители, спортсменки-комсомолки, «Москва слезам не верит» и прочая-прочая, в то время как во Франции женщины не имели права открыть собственный счет в банке без согласия мужа вплоть до конца 70-х – то есть были полностью зависимы от мужчин. Особенно ее поразило законодательство: женщину не могли (и не могут!) уволить по достижении ее ребенком возраста трех лет, а если речь идет о матери-одиночке – 14 лет (жаль, правда, что щедрость закона компенсируется правовой неграмотностью населения). Так вот, госпожа Эндерляйн за всей этой красивой статистикой увидела то, что мы видим и чувствуем каждый день: вместо равноправия русские женщины получили двойную нагрузку – на производстве и дома. Карьера карьерой, а борщ по расписанию. Еще убрать, рубашки погладить и детей из садика забрать. Тут уже нашим женщинам впору завидовать француженкам: нынешнее поколение галльских красавиц редко позволяет своим сильным половинам нежиться перед телевизором во время приготовления ужина. Потом еще посуду вместе помоют и даже уберут. 

Французы со своими «департаментами по разнообразию», следящими за достаточным количеством нанятых на работу женщин, хотят, чтобы женщины наконец стали равнозначны мужчинам. А русские со своим 8 Марта – чтобы женщину хоть раз в году перестали воспринимать как тягловую лошадь и признали в ней «слабый пол». Хочется хотя бы один день в году передохнуть и получить завтрак в постель, чтобы на следующее утро с новыми силами «заходить в горящие избы».