Кровавая работа балерины

Алевтина Мухортикова в костюме Анны Карениной. Фото со страницы Музыкального театра Карелии в социальной сети Facebook

«Повезло вчера – только колено ободрала, а ноги в пуантах не стерла», – рассказывает Алевтина Мухортикова, которую хочется назвать примой Музыкального театра Карелии, но главный хореограф Кирилл Симонов здесь с успехом реализует завет Станиславского: сегодня ты играешь главную роль, а завтра выходишь в массовке. Правда, в истории Художественного театра мне так и не удалось найти спектакль, в котором бы Василий Иванович Качалов, или Москвин, или Книппер согласились бы мелькнуть в эпизоде, выйти с подносом, чтобы сказать: «Кушать подано!» А вот в Петрозаводске в премьерной «Анне Карениной» на музыку Родиона Щедрина она, Алевтина Мухортикова, – номинантка «Золотой маски»,  в первом составе танцевала Анну, а на следующий вечер выходила в трио. Так будет и в сентябре, когда театр откроет новый сезон.

Мы встретились в театре на следующий день после премьеры. Я много слышал про пуанты, которые к концу спектакля буквально сочатся кровью, и спрашиваю об этом. «Кровавая работа», – улыбается Алевтина. Но кровь появляется, оказывается, только тогда, когда балерина забывает заклеить пластырем пальцы: снова улыбается – забывает часто по глупости, надеясь, что не сотрет ноги и все закончится благополучно. Но так не бывает, и тогда – да, до крови... И вот – перед каждым спектаклем, перед каждой репетицией все балерины сидят и заклеивают пальцы пластырем, каждый палец. На это уходит 30–40 минут. Захочешь сэкономить время – потом будешь утирать кровь. Иногда пластырь сползает – надо успеть переклеить в антракте.

«А как же тогда балерины улыбаются, кланяясь?» – «Пока еще ты на сцене, ты еще не выключился, спектакль как будто все еще идет, а когда занавес закрывается и все расходятся – тогда сразу же приходит ощущение пустоты... Но вчера, когда я пришла домой, мама, которая ко мне приехала на премьеру, не могла меня заставить ни поесть, ни в душ сходить – я до сих пор, может быть, еще не понимаю наверняка, где нахожусь... После спектакля я превращаюсь в робота, в зомби».

В небольшом музыкальном классе хрупкая девушка совсем не похожа на вчерашнюю Анну Каренину, которая металась по темной сцене в перекрестном свете, как пойманный в такие вот клещи прожекторов вражеский самолет. Когда за спиной Анны свет начинает злословить, что она счастлива с обоими, – а в балете Симонова танцовщики еще и говорят, – она улыбалась «всем назло». Запутанные в любовном треугольнике отношения  показаны буквально, когда Каренин и Вронский тянут Анну в разные стороны, а за минуту до этого – «мирно» передавали друг другу из рук в руки. Танец на пуантах соседствует со сценой, в которой Каренин тащит ее, а Анна пытается остановиться, остаться здесь, пятками цепляясь за «землю».

Алевтина Мухортикова опровергает всегдашние и в общем, наверное, справедливые представления о том, что классическим танцем, как и музыкой, надо начинать заниматься в раннем детстве. И – девять лет, изо дня в день... А их учили тому же самому, но за более короткий срок. 

«Мы многое не умеем делать. Я не крутила никогда 32 фуэте...» – «А это так важно?» – «В зале у меня получалось, но на сцене каждый раз охватывал внутренний страх... Не хотелось бы уйти со сцены, не скрутив 32 фуэте».

Она решила заниматься танцем, вернее стать педагогом, когда из Кургана отправилась после школы в Челябинск, но там в тот год набирали в основном на платное обучение. Она проходила, но денег в семье не было. И тут – счастливый случай – в академию пришел народный артист России Александр Абубакирович Мунтагиров. Нескольких человек, в том числе и ее, он позвал поехать с ним в Ханты-Мансийск, где набирал первый курс в тамошнем филиале Московского университета культуры и искусства.

Я вспомнил, как много лет назад профессор, доктор искусствоведения, специалист по русскому кабаре начала прошлого века Людмила Ильинична Тихвинская предложила мне походить по ночным клубам. Ей было интересно, куда «ушла» эстрада. Я должен был взять на себя решение оргвопросов, плюс – подготовить материал для газеты. Во многих местах нас радовали стриптизом, и везде, стесняясь, к Тихвинской подходили и здоровались ее студенты, подрабатывавшие в клубах по ночам. 

Поскольку про балерин чего только не рассказывают (собственно, все, что про них рассказывают, давно и подробно описано в пьесах Островского), я, рассказав историю про наши с Тихвинской ночные приключения, спрашиваю Алевтину, где и чем она подрабатывала в годы учебы.

«Вы что? Наши ребята иногда выступали в клубах как аниматоры, и то им швыряли деньги на сцену. Я никогда не могла себя пересилить и думала – лучше я буду экономить и растягивать свою стипендию, чем пойду танцевать в клуб... Тем более Мунтагиров вообще не одобрял, когда узнавал, что кто-то работает...» Про стриптиз и говорить не приходится. 

Алевтина была отличницей, поэтому получала стипендию 3 тысячи рублей, но растянуть ее на месяц в Ханты-Мансийске, где жизнь дороже, чем в Москве, конечно, не удавалось. И она подрабатывала в детском садике, даже не в одном. Потом – в школе. Вела уроки ритмики, гимнастику – во время обеденного перерыва вместо того, чтобы пообедать, бежала провести урок, а с него – обратно в университет, на следующую пару, потому что в шесть начинались занятия по ансамблю, классическому, современному танцу.

В Петрозаводск ее, вместе с мужем, пригласил хореограф Кирилл Симонов. В театре так: когда есть хорошая работа, ради интересного режиссера или – в балете – хореографа, актеры готовы многое простить, закрыть глаза на разные бытовые неудобства, за ним готовы колесить по стране, переезжая из одного города в другой. «Свой» режиссер или хореограф видит в балерине то, что другому и в голову не придет, с ним все будет по-другому и лучше. Приглашая в Петрозаводск, Симонов обещал им квартиру, а приехали – стали жить в общежитии. 

Вот такая она, кровавая доля балерины... Кадр из фильма «Черный лебедь». 2010

Когда Симонов уехал из Петрозаводска, она тоже отправилась «на вольные хлеба». Когда Симонов вновь собрался ехать в Карелию, она танцевала в Балете Москвы. Жила в Москве. За «своим» хореографом снова поехала в Петрозаводск. Во второй приезд ей уже дали квартиру. Однокомнатная и от театра далеко, но все-таки отдельная и почти своя. В первый свой приезд танцевала вместе с мужем, теперь, когда они развелись – а муж оставил театр и вообще сцену, – надо было искать нового партнера.

Партнер в балете – половина успеха. Иногда смотришь на сцену и не понимаешь – как же им, балеринам, не страшно, что партнер, например, ее уронит. «В дуэте друг за друга в ответе, – улыбаясь, говорит Алевтина. – Не поднять же можно по вине партнерши, на одних своих руках нельзя поднять живой вес». Но сейчас, кажется, она снова нашла «своего» партнера – в «Карениной» с нею танцует Вронского Ильшат Умурзаков: «С ним не страшно... Но иногда бывает страшно».

Балерина опровергает частые представления о том, что в балете все голодают, чтобы, не дай бог, не прибавить в весе. Вряд ли лукавит: бывая в служебном буфете Большого театра, я каждый раз удивлялся, видя, какое количество пирожков набирают худенькие балеринки, – первый раз даже подумал, что на весь класс, но девушка довольно резво все тут же и съела. 

Алевтина Мухортикова тоже говорит, что никакой диеты не соблюдает, ест все подряд и много, но, наверное, «все сгорает на репетициях». И только в день спектакля голодает, не ест вообще ничего, только утром – чашку кофе с шоколадкой или с пирожным. И – всё. Хотя правильнее плотно позавтракать, но она не может себя заставить. Зато на следующий день, говорит, нападает зверский аппетит – хочется съесть все.

Петрозаводск–Москва