Юрий Соломонов
Лидия Васильевна с приветствием Юлию Киму.
Мечтательнице сейчас 90 лет.
Пока в музее Булата Окуджавы, где она работает, стоит старое пианино. Оно появилось здесь благодаря смекалке Лидии Васильевны. Когда ее дочь и внук переезжали на новую квартиру, она не заметила их радости по поводу перевоза недвижимости, вызывающей в памяти суровое музыкальное детство.
Лидия Васильевна тут же решила отдать пианино в музей. Тем более что сын Булата Шалвовича, Антон, профессиональный музыкант и композитор, нашел инструмент вполне рабочим.
Но сегодня Лидия Васильевна уже убедилась, когда в музее под открытым небом поют Кобзон или Гвердцители, «электрическая доска» им здорово помогает.
Училась она в Московском полиграфическом институте на редакционно-издательском факультете. Поступила туда в 1943 году, сразу же, как вернулась из эвакуации, где работала на военном заводе. Институт был знаменит своими выпускниками, многие из которых стали известными людьми.
Ее же после института направили в издательство «Советская энциклопедия». Там-то она и проработала без перерыва 40 лет. Начинала литературным редактором, потом стала научным. И так дослужилась до ученого секретаря научно-редакционного совета. А этот орган представлял собой, как она выразилась, «иконостас», в него входили известные советские академики, ведущие деятели науки, культуры, образования.
Само название издательства предполагало не только образованность, но и строгую профессиональную ответственность.
Я, вспомнив героиню фильма Тарковского «Зеркало», спросил, как было с идеологическим контролем. Лидия Васильевна сказала, что контроль конечно, был, но тут же стала вспоминать о том, что чаще всего научно-редакционный совет всячески защищал тех, кто попадал под убийственные окрики надзирателей свыше.
– У нас работали люди и сложной военной судьбы. Помню, пришел парень, которого ранили на фронте, он попал в плен, откуда бежал. И это уже было серьезное «пятно в биографии». Но, на счастье, у нас работал, как он сам себя называл, «самый старый большевик планеты» – Федор Николаевич Петров. У этого человека революционный стаж с учетом подпольной работы превышал возраст самой большевистской власти. Так вот он сумел поставить на место ревнителей «чистых анкет».
Конечно, в разное время у них были выдающиеся защитники вроде академиков Бориса Введенского или Александра Прохорова, профессионализм и авторитет которых просто сметал мастеров идеологических экзаменов или искателей в редакции носителей «неправильных» фамилий. И когда проверяющие пытались выжить кого-то хотя бы по причине почтенного возраста, то замдиректора, который был, может, не столь влиятельной фигурой, на эти поползновения отвечал: «А у меня здесь не футбольная команда».
Лидия Васильевна считает, что ее характер, мировоззрение, пристрастия сформировали именно те 40 лет, что она проработала в «Энциклопедии», интеллектуальный и человеческий капитал которой был так значителен, что жить в той атмосфере было интересно и даже радостно.
Помимо работы она участвовала в подготовке сатирических капустников, которыми группа энтузиастов развлекала коллектив своей серьезной редакции. Они дошутились до того, что «к 60-летию советской власти» попали в финал всесоюзного конкурса, где победили юмористов той самой, единственной тогда либеральной «Литературной газеты».
 |
| В этом доме и «Пушкин» не канонический.
Фото автора |
Но случилось нечто такое, что было похоже на революционную работу большевика-подпольщика Федора Петрова. В Переделкине произошло несанкционированное открытие музея Булата Окуджавы. На этой церемонии Лидия Васильевна была, и идея такого, совершенно нового типа музея, о которой говорила вдова поэта Ольга Владимировна, ее глубоко тронула. Она вспомнила, как еще в Полиграфическом организовывались вечера, куда приглашались модные поэты, некоторых из них позже назовут «шестидесятниками». Приходили к ним тогда Коржавин, Винокуров, Ахмадулина, Евтушенко…
Тогда-то она и увидела этого «худенького с гитарой на веревочке», который просто околдовал аудиторию. Потому что он просто, тихо и пронзительно выпевал то невысказанное, что сидело в замороженных душах многих людей. И это было не диссидентство, не песенки на злобу дня, а что-то совершенно иное, интимное и потому так волнующее многих.
Поэтому, когда после официального открытия музея ее порекомендовали в нем поработать, она, не думая, согласилась. А работа состояла в том, чтобы разобрать пять мешков газетных вырезок, записей, писем. Все это были документированные мысли и чувства, которые вызывал Булат Окуджава. В мешках было все – признание и восхищение, критика и непонимание, исповеди и проповеди. Отдельного мешка заслужили стихи и ноты подражателей Булата Шалвовича…
Тут-то и пригодился ей 40-летний опыт энциклопедиста. Она до сих пор занимается этими архивами. Но главное дело, конечно, сам музей. Легализованный в 1999 году, он пережил немало событий, трудностей, бюрократических атак. И до сих пор, несмотря теперь уже на свой государственный статус, идея ввести это удивительное, обжитое людьми культурное пространство в очередную форму, норму, программу не покидает многие задумчивые головы чиновников от культуры или литературы.
– Однажды дамы приходили, – говорит Лидия Васильевна,– то ли проверять, то ли опыт перенимать. Одна из них спросила: «Вот вы экскурсии проводите. А у вас есть канонические тексты?» Я сказала, что применительно к такому музею нет смысла в канонических текстах. Потому что заполнить такую форму очень легко. Написать, вывесить у входа, и пожалуйста – читайте, есть вопросы – спрашивайте. Но у нас, как вам ни странно, стилистику задал сам Булат Шалвович – всем своим отношением к людям, жизни, стране, к писательскому делу, наконец. Он бы очень удивился некоторым нынешним административным идеям. Одна из них, например, создать в Переделкине некий единый музей всех живших здесь писателей. Говорят, кто-то даже предложил присвоить такому мемориалу имя Шолохова. Понятно, кому-то хочется также канонически разместить всех писателей по ранжиру – с учетом премий, наград, общественных деяний, лояльности к власти… А здесь у нас все иное. Здесь люди поют,читают, вспоминают Булата. Известные в стране авторы и исполнители приезжают сюда не из-за гонораров. Это скорее всего такое притяжение места, где и во времена Булата Шалвовича жизнь была иной. Камерной, что ли.
И это все благодаря тому, что Ольга Владимировна, вдова поэта, хранит ту атмосферу, в которой жил Булат. Поэтому на этой территории есть все: тепло дома и радость встреч, печаль и юмор, музыка и слова. А нет пустого пафоса, казенной сакрализации – всего того, что хозяину было невыносимо.
Когда он умер и на палисаднике был вывешен траурный портрет, приходили некоторые жители поселка Мичуринец и говорили – а мы и не знали, что рядом с нами жил Окуджава. «Помню мужчину в телогрейке, который то листья, то снег сгребал. Никогда бы не подумал…»
Во время экскурсий, как рассказывала Лидия Васильева, люди старшего возраста часто обнаруживают в комнатушках Булата вещи, предметы, символы их собственной тогдашней небогатой жизни. А люди молодые просто изумляются – при такой-то славе и никакой виллы.
Поговорили мы с Лидией Васильевной и о Евгении Евтушенко, который всякий раз, приезжая на родину, обязательно появляется в музее. Перед прошлым выступлением поэта Лидия Васильевна и Ольга Владимировна увидели на рынке удивительной раскраски рубаху и сразу поняли – вот он, гонорар для поэта. Мастерица капустников Кириллова вручала подарок со словами: «Такой рубашки нет у вас в наличности. Мы дарим вам ее как яркой личности».
А недавно, на традиционных для каждого лета «Булатовых субботах», выступал другой почетный гость. Это о нем Булат написал: «Вот приходит Юлик Ким и смешное напевает…»
Лидия Васильевна решила продолжить по-своему: «И талантищем своим всех он нас ошеломляет». А дальше была ода Московскому педагогическому институту: «Пед» – рассадник всех талантов – режиссеров, музыкантов: Визборов, Фоменок, Кимов – всеми горячо любимых».
Теперь я думаю, что и ее Полиграфический – тоже не хухры-мухры. Как и издательство «Советская энциклопедия». Они выработали в героине такой приоритет, как свобода. И такую ценность, как жизнь не ради бытового счастья.
– Сейчас снимаю комнату неподалеку от музея. С отдельным входом. Чтобы в Москву реже мотаться. Правда, зимой холодновато, где-то стенка промерзает, – говорит Лидия Васильевна, перебирая свой архив с пародиями и посвящениями. Я понимаю, что разговор о бытовых трудностях она закончила.
До тех пор, пока ее согревает мечта о клавишном синтезаторе.
