Олег Лапшин
Таежные корни, под землей с рекой Обью связанные...
Фото Татьяны Ильиной
Недавно узнал, что на старой речной карте Томской области остров, на котором располагается небольшой поселок Шпалозавод, где прошло мое детство, обозначен зловещим числом 666. Услышав об этом, я даже приободрился, так как наконец-то для меня разом все встало на свои места – и я все понял и даже чуть было не превратился в самодовольного истукана, с блаженным видом навечно застывшего на непререкаемом пьедестале Истины. Мне тут же вспомнилось, как лет тридцать назад один частенько выпивающий человек, стоя у шпалозаводского продовольственного магазина, рассказывал, как два дня тому назад ехал он на лодке по реке и вдруг увидел поднимающееся из воды огромное лохматое существо. «Встал Он из реки, сам черный, а глаза желтые. А на Его голове то ли корона такая была, то ли просто зеленые водоросли в Его волосы впутались», – повторял этот человек, то и дело вставляя в речь слова «язви» и «Он».
Все смеялись над его рассказом и приписывали ему белую горячку, тем более что в ходе повествования этот человек очень горячился и даже божился в том, что видел самого черного Короля, грозной пикой разившего тех, кому суждено было утонуть в реке Оби, плывущей мимо поселка и похожей на до блеска начищенную ровную дорогу.
В те времена по реке часто скользили моторные лодки, плыли катера и никуда не спешившие солидные пароходы, проносились стремительные белоснежные «Метеоры» – скоростные пассажирские лайнеры на подводных крыльях. Последние напоминали собранную в теннисный волан фату – до того они были легки и невесомы, словно невеста на руках жениха.
Окруженный со всех сторон водой нарымский остров трех шестерок, несмотря на суровую, сдержанную природу, все равно притягивал к себе – и когда человек уезжал оттуда, из нарымских краев, вскоре он начинал ощущать в душе какую-то недостачу. И я ощущал и ощущаю до сих пор. Даже больше, чем раньше – наверное, потому, что вспоминается детство в поселке Шпалозавод, где дороги вместо асфальта уютно были покрыты толстым слоем мягких опилок, а деревянные тротуары также мягко пружинили под ногами, помогая идти и добавляя человеку силу. Может быть, этой силы мне теперь перестало хватать на твердом и тяжелом городском асфальте. Не хватает энергии, вот и хочу хотя бы на время вернуться на остров трех шестерок и снова пройтись по упругому деревянному тротуару, чтобы его дерево, некогда бывшее частью огромной нарымской тайги, меня снова зарядило живительными искрами от заключенной в его недрах дремлющей розы неукротимого огня. Хотя бы каплю той силы через свои корни мне дала тайга, через корни, невидимым образом под землей с рекой Обью связанные.
Поселок был образован в 1931 году, а построенный в нем завод занимался заготовкой и переработкой леса. Деревянное сырье на большую землю вывозили баржами, а часть заготовленного леса сплавляли вниз по реке еще дальше на север. Но это летом. Зимою же занимались исключительно заготовкой леса и его переработкой, чтобы, как уже было сказано выше, с открытием навигации с острова трех шестерок древесину увозить. Живущий в реке черный Король пик тоже ждал открытия навигации, чтобы своим острым багром начать ловить людей и утаскивать их на дно реки, таким языческим способом установив страшную плату за свой лес. Но, несмотря ни на что, жизнь в поселке кипела, и для такого кипения имелись все необходимые ингредиенты: школа, больница, детский сад, клуб с библиотекой, а главное – завод и народ, более двух тысяч человек населения. Завод работал в полную силу; на его территории из круглых бревен делались ровные, похожие на бело-желтые вафли бруски и доски, которые назывались одним емким словом – пиломатериал. Люди рождались и умирали. Когда умершего, словно лесину, сплавляли на катере из мира живых на другую сторону реки, где располагалось кладбище, завод, точно отчаливающий от пристани корабль, давал несколько прощальных гудков.
Сейчас же в поселке если наберется человек семьсот – и то хорошо. За неимением достойной работы люди, у кого была возможность, начали уезжать в другие края, а оставшиеся выживали как могли: за счет охоты, рыбалки, получали пособие по безработице или пенсию, если, конечно, до нее доживали. Стиль жизни переменился: на острове трех шестерок пенсионеры начали считаться зажиточными людьми, и продавцы местных магазинов просто молились на них, как, наверное, молятся задыхающиеся от жажды рыбы на спасительную воду.
Вслед за стилем жизни поменялся и стиль смерти: теперь в основном умирали не старые, а молодые – они сгорали от водки, вешались в сараях, стрелялись на берегу или тонули в реке – кому как больше нравилось. Да вот совсем недавно, на День молодежи, в поселке утонул человек, местный житель Слава. Он сильно выпил и впал в белую горячку. Его приятели, тоже люди нетрезвые, по реке на лодке повезли несчастного в нарымскую больницу. Когда лодка уже достигла середины реки, Слава, встав во весь рост, прыгнул за борт и, не сопротивляясь багру желтоглазого Короля, покорно пошел на дно, не крича и не барахтаясь. Я знал Славу. Лет 15 назад вместе с моим зятем он часто приезжал в Томск и останавливался у меня. Слава работал шофером на грузовике и возил из Томска на Шпалозавод всяческого рода товар в местный деревянный магазинчик.
От томских складов до того магазинчика лежало около 600 километров, поезда туда не ходили, так как не было и до сих пор нет ведущей в нарымский край лестницы железной дороги. Грузы доставлялись если не тихоходной и во многом, по заверениям областных чиновников, нерентабельной рекой, то на быстрых и недорогих грузовичках, то и дело звякающих на неровностях железными крючками своих побитых и расшатанных от бездорожья бортов.
В период снега грузовики по зимнику добирались своим ходом до конечной точки – Шпалозавода. Летом же свой ход заканчивался в районном центре Парабель, а дальше оставшиеся 30 километров грузовики плыли на пароме и походили на мирно и покорно стоявших необычных вьючных животных. Ездоки же уставшими горемыками сидели в кабинах грузовичков и дремали, в темных дебрях сновидений, наверное, пытаясь отыскать светлый оазис Беловодья, лучший и справедливый мир, теплый и прекрасный, с добрым царем во главе… Во главе с царем, на голове которого лежал не безобразный королевский венок из речных водорослей, а сияла корона, состоящая из чистых лучей, указывающих ясный путь в царство света и радости.
 Вот они – владения черного Короля. Фото Ирины Куринской |
С другой стороны, возить грузы из Томска – это был хоть какой-то заработок и радость для немногих плывущих на пароме шпалозаводцев, так как после перестройки вся лесная промышленность Томской области развалилась, оставив без работы большинство местных жителей. Им оставалось только покорно наблюдать, как природа начинала брать свое – и некогда ушедшие подальше от поселка отгоняемые заводским шумом медведи стали возвращаться обратно. Даже были случаи, когда косолапые заходили в поселок – и люди стреляли в них из своих ружей. Похожие на треугольники дюралюминиевые моторные лодки уже никто не оставлял возле реки, а держали их рядом с домом, так как боялись, что на берегу моторки кто-нибудь украдет и сдаст на металлолом. Незаметно на металлолом или по большим стыдливо-малиновым карманам новых русских были растащены баржи и катера, а сам завод остановился и замер или, лучше сказать, умер и перестал подавать гудки во время пожаров и похорон.
Получается, черный Король победил, отвоевал свой лес, свой любимый остров трех шестерок вместе с нерентабельной рекой, но по привычке продолжал забирать людей к себе в подводный чертог, тихо торжествуя и скрывая довольную улыбку в огромной, сотканной из волн седовласой бороде.
