Казань – дело тонкое

Башня Сююмбике – тонкий стан прихожанки…
Фото Евгения Никитина

По мифам выходит: колдун посоветовал булгарам построить город там, где без всякого огня будет кипеть врытый в землю котел с водой – Qazan!

Вот она и кипит. Казань вокзальная, товарная, забубенная, великая и ужасная.

Ужасная – для человека, которого заносило сюда не по доброй воле. И великая – для того, кто посмел взглянуть в ее узкие зрачки по своей.

Кого сюда только не заносила нелегкая! Отец (так и хочется ввернуть: «русской демократии») будущего главы Временного правительства – Федор Михайлович Керенский, будучи директором гимназии, которую в 1887 году окончил с золотой медалью будущий вождь пролетариев всех стран, в свое время был очень разочарован выбором юного Ульянова.

Старший Керенский словно что-то почувствовал, посоветовав ему поступать на историко-словесный факультет университета ввиду больших успехов в латыни и словесности.

Ильич, как известно, выбрал юриспруденцию. А послушайся старших, и, глядишь, Литературный музей имени Ульянова располагался бы сейчас где-нибудь на улице Карла Маркса по соседству с музеями Аксенова и Боратынского, на почетном месте на реке Казанке.

Вдоль да по речке,

Вдоль да по Казанке

Серый селезень плывет.

Вдоль да по бережку,

Вдоль да по крутому

Добрый молодец идет.

Быстрая вода, дикая вольница вычесывала вместе с кудрями у добрых молодцев испокон веков шальные мысли. И кто бы ни шел вдоль да по Казанке, а выходил обязательно в люди, как Горький.

Поэма Евгения Евтушенко «Казанский университет» начинается со слов:

Казань, Казань,

татарская столица,

предположить ты даже

не могла,

как накрепко Россия

настоится

под крышкою бурлящего

котла…

Казань разбежалась, развернулась вширь и глубь, по берегам озер и рек, затаилась в русской истории, аки зверь.

Озеро Средний кабан!

Городское пространство вымерено ветрами, соткано из вольного сибирского простора, в общем, логово весьма вместительное.

В Казани пропадаешь с головой, как в прорехе карманной!

И много всего в этом кармане – писатели, проходимцы. Шлейф мифов за ними…

Все здесь до сих пор бурлит и булькает, взывая хоть к какой-то упорядоченности, схеме. Но Казань не укладывается ни в один из более менее стройных и умопостигаемых стереотипов.

Дом, где обитал «Председатель земного шара». Фото автора

Казань – столица эклектики, излишества пира, который неизвестно когда начался и неизвестно, закончится ли.

Но эклектика, унаследовавшая у прошлого патину древности, проглядывает сквозь фасады старого города самобытностью и новизной столицы!

Вокзал как-то сразу настраивает на философический лад. В нем тоже все так перепутано и перемешано, что и от города ждешь какого-то подвоха.

И он, подвох, естественно, не заставит себя долго ждать.

Перепуганная дама на ресепшн в хостеле, побелев до аристократической бледноты потомка местных раскосых дворян и купчиков, говорит, что из номера, который я забронировал, еще не выехали.

Еще не успев въехать в Казань, ты уже рискуешь из нее не выехать.

Никогда!

Город не отпускает.

Крепко держит тебя за полы домашнего халата и наступает на тапочки за загнутыми, как у мурзы, носами.

В Казани ни один из исторических персонажей, литературных или культурных деятелей ни за что не хочет выселяться из ее истории – Державин, Ленин, Горький, Фигнер, Шаляпин, Толстой, Лобачевский и многие другие.

Вольный ветер Серебряного века занес сюда и Хлебникова. «Председатель земного шара» своего жилища, как известно, не имел, скитаясь по разным углам. В Казани он ютился на улице Волкова, 46.

Двухэтажный домик более чем скромный: второй этаж деревянный, первый каменный. Дом – как напоминание о Хлебниковском космическом хаосе.

Кажется, еще чуть-чуть – и Хлебников на метле вылетит из окна второго этажа.

Тут же по соседству – Ульянов-Ленин. Видимо, странности неевклидовой геометрии, которую проповедовал Лобачевский опять-таки в Казани, привели к тому, что эти две параллельные линии русской жизни почти пересеклись.

И не только во мне. Известная пьеса Хлебникова «Госпожа Ленин», написанная в 1912 году, заканчивается такими словами: «Все умерло. Все умирает…»

От русского в городском обличье – итало-французская эклектика центра и римские холмы. Как-никак, а все ж – «третья столица». Причем звание «третьей столицы России» – это официально зарегистрированный бренд.

Но «третья» хоть и звучит гордо, однако слегка напоминает третью жену у хана в гареме.

Все туристические справочники тотчас же по прибытии в качестве стандартного меню предлагают гостям Казанский кремль.

Спору нет, Казанский кремль с красавицей мечетью Кул Шариф на холме, словно его приподнял на ладони над своей головой татарский богатырь Челубей – нате вот, полюбуйтесь: великолепен!

Но Кул Шариф хоть и самое высокое сооружение в пику ему уступающему в габаритах православному Благовещенскому собору (и в этом тоже можно усмотреть бодание Руси и Золотой Орды), но не самое драгоценное и замечательное, что есть в Кремле и в Казани вообще.

Как раз возле Благовещенского скромненько притулилась шатровая, бывшая дозорная, а ныне – башня Сююмбике (Сеембике манарасы).

Как водится, в датировке появления на свет этой красавицы с тонким станом все давно и окончательно запутались. Предположительно – XVII век.

Башня Сююмбике просто-таки не имеет права быть не окутанной множеством легенд.

Мне кажется, что если проникнуть вовнутрь башни сквозь закрытые ворота с нескончаемым ворохом вензелей, делающих их похожими на бабочку, и попытаться подняться вверх на эти галереи-гульбища, прислушаться к старым стенам, то можно услышать еще немало преданий.

Кремль надо занимать в сумерки, в час вечерней молитвы у мусульман – аль Магриб – в сторону Кул Шарифа идут стройные прихожанки в белых кисейных платочках, все ни дать, ни взять Сююмбике.

Вечер распустил над небом Казани свой покров.

Почти неслышно ступают подошвы прихожанок. Они будто ангелы.

И даже покровитель Казани – змей или, если хотите, дракон Зилант – в этот момент какой-то ручной и домашний.

Половецкие пляски теней окружают со всех сторон.

Полумесяц взошел над Казанью.

Золотая Орда огней и отблеск костров, ржание лошадей и солнце Казанской Богоматери.

Эй, кто там сказал: третья?

Стереть в порошок или снять с него кожуру, как с яблока.

Казань – дело тонкое!