На обложке музыкальных сочинений Вальдена – рисунок Шагала.
Прошли столетние юбилеи: сначала со дня выхода первого номера журнала «Штурм» – форума и энциклопедии экспрессионистского искусства – и открытия одноименной галереи, затем со дня создания издательства и театра. Все это организовал художник Херварт Вальден. Есть повод задуматься над феноменом экспрессионизма, одного из самых мощных течений авангардистского искусства первой половины ХХ века.
«Штурм» и в самом деле феноменален – во всех отношениях. Вальденовский художественный салон организовал 170 выставок в Берлине (всего их было более 250); кроме того, он представил искусство экспрессионизма в других странах. Посвятив салон 1912 года исключительно «Синему всаднику», Вальден открыл Кандинскому и Шагалу широкую дорогу в Европу. На «Первом немецком осеннем салоне» в 1913 году было представлено 366 работ художников-авангардистов разных стран. Европейские искусствоведы говорят ныне о столетии экспрессионизма..
В патетические 1910–1920-е годы Вальдену курили фимиам, но затем от него отвернулись, а фашисты вообще объявили экспрессионизм «выродившимся искусством». Сегодня контакты «Штурма» с миром нового европейского искусства, заново реконструированные, предстали в своем истинном масштабе, во многих аспектах истории и эстетики, мифа и трагедии. Ученые склоняются к выводу, что в Германии начала прошлого века был только один форум авангардистского движения, где «царил дух поистине радикальной модернистичности», процветал принципиально новый «плюралистический, интернациональный и интермедиальный подход к делу» (Б.Альмс).
Херварт Вальден (настоящее имя Георг Левин) родился 16 сентября 1878 года в Берлине в семье врача. Восхождение Вальдена на олимп модернизма подобно полету кометы. Георг Муха метко назвал его «создателем целой художественной империи». Именно «Штурм» в 1911 году ввел в широкий обиход термин «экспрессионизм» и дал его теоретическое обоснование как переворота. Благодаря Вальдену, его журналу и организуемым им художественным выставкам обрели известность такие великие художники, как Оскар Кокошка, Пауль Клее, Франц Марк, Август Макке, Василий Кандинский, Лионель Файнингер, Марк Шагал и десятки других.
Россия – вторая судьба Херварта Вальдена. Кто еще писал на Западе о русском искусстве так светло, так емко, в стиле гимна, как он! «Здесь – некое подобие вечной человечности. Здесь – искусство┘ О, моя Синяя птица, с размахом крыльев, как у взлетающей кометы!» Россия и русский человек буквально гипнотизировали его. Исходной точкой увлечения Вальдена Россией приходится считать его встречу с Шагалом, произошедшую в 1914 году у Аполлинера. Вальден одним из первых в Германии начал выставлять и коллекционировать Шагала и других художников русского авангарда – Кандинского, Явленского, Архипенко, Якулова, Пуни, Гончарову, Экстер, Богуславскую, Веревкину┘ Создатель «Штурма», еще в 1920 году вступивший в Компартию Германии, в 1927 году становится одним из руководителей берлинского комитета Общества друзей Советской России, куда он совершает 11 поездок. Его статьи о Советской России как царстве справедливости были опубликованы в СССР в 1931 году отдельной книгой «В стране большевиков».
Острый, вдумчивый взгляд Вальдена... Графический портрет работы Эмиля Орлика |
И до сих пор поворот к политике и коммунистическим идеалам такого жреца аполлонического культа, как Вальден, кажется необъяснимым, безумным и самоубийственным. Еще недавно законы художественной логики были для него единственно императивными, «вневременными, как законы природы». В эстетической теории главенствовали принципы, диаметрально противоположные ленинским: «искусство непостижимо», «образ – это абстракция, искусство не хочет быть понятным, ибо оно в действительности свободно». В советские годы оракул экспрессионизма как будто бы перепрыгивает на конька соцреализма: «искусство должно быть понятно каждому».
Едучи в Россию – страну «всемирно-исторической миссии», Вальден, безусловно, обладал неким планом грандиозной деятельности и для Москвы, как в свое время для Берлина. В СССР за 10 лет Вальден не смог организовать ни одной выставки, не основал ни одного журнала, литературного салона или кружка. Деятельность титана берлинского эстетического форума ограничилась в Москве педагогикой (доцент Московского педагогического института иностранных языков), изданием школьных учебников и хрестоматий для поволжских немцев, редкими выступлениями в немецкоязычной прессе.
Но и в начале своей педагогической практики неуемный Вальден тем не менее попытался провести революцию в системе обучения. Он напечатал большую критическую статью и написал письмо Кагановичу. Вскоре Deutsche Zentral-Zeitung квалифицировала статью Вальдена как антимарксистскую и ниспровергающую диалектический материализм.
Так выглядел каталог «Первого немецкого осеннего салона» (1913). |
Жившая почти что в режиме оседлости, немецкая эмиграция была обречена на провинциализм. Но в Москве творили Малевич, Татлин, Лабас, Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Булгаков, Шостакович┘ Немногие эмигранты-смельчаки решались переступить этот непостижимый барьер, посещать домашние кружки. Вальден бывал только у Бриков, где встречал знакомого еще по Берлину Маяковского; этим и ограничивался его круг общения. Драма советского периода Вальдена в том, что он – в юности провозвестник и защитник всего авангардного в искусстве – был обречен пройти мимо позднего русского авангарда.
Вторым серьезным столкновением Вальдена с «системой» следует считать его участие в знаменательной дискуссии об экспрессионизме на страницах эмигрантского журнала «Дас Ворт» в 1937–1938 годах. В статье «Вульгарный экспрессионизм» (№ 2, 1938) писатель продолжал упрямо повторять, что экспрессионизм – прогресс и высшая точка развития искусства. Вальден также констатировал враждебность пролетариата авангарду и указывал на поразительное упрямство что фашистов, что коммунистов в отрицании авангардистского искусства. Менее чем через год журнал «Дас Ворт» был закрыт без всяких предварительных консультаций с его редакторами Фейхтвангером, Брехтом и Бределем.
Мотив ареста Вальдена (13 марта 1941 года), как всегда в подобных случаях, фиктивен и гротескно-гиньолен: шпионаж в пользу Германии еще со времен Первой империалистической войны, передача чертежей секретного советского авиамотора «М-34»┘ «Разработкой» Вальдена и «выбиванием» из него агентурных сведений занимался «пыточных дел мастер» Лев Шварцман, набивший руку на «ломке» деятелей искусства – Бабеля, Кольцова, Мейерхольда.
Московский архив Вальдена исчез бесследно. Если судить по материалам следственного дела Р-31674, то 13 марта 1941 года при обыске в номере Вальдена в гостинице «Савой», начавшемся в 3 часа 30 минут, изъяли рукописей – 500 листов, писем – 288 штук, 20 блокнотов и записных книжек, рукописного и печатного материала на иностранном языке – на 175 листах, разных фотокарточек – 43 штуки. 21 марта сотрудниками 3-го отдела НКВД дополнительно было изъято оставленное писателем в гостинице «Метрополь»: книги и брошюры (семь ящиков), четыре пачки рукописей вместе с драгоценностями. Не стоит гадать, какая судьба постигла этот богатый архив┘ На Лубянке рукописи и картины «горели», не возвращаясь.
Писатель Александр Ват случайно встретил Вальдена – полуслепого, без его непременных очков! – осенью в толпе арестантов-призраков при переходе с Саратовского вокзала в тюрьму, а потом от уборщицы лазарета узнал о смерти своего старого знакомого. Согласно протоколу, Вальден умер в тюремном лазарете 31 октября 1941 года в 7 часов, «смерть наступила вследствие нарастания слабости сердечной мышцы и старческой дряхлости» (ФСБ, Дело Вальдена, л. 300).
Мы не знаем даже, в какой безымянной братской могиле или шурфе лежит Вальден. Лишь в прошлом году на Западе всплыло неизвестное до сих пор письмо заключенного писателя прокурору СССР В.М.Бочкову, на которое ответа не последовало: «Я борюсь не за свою жизнь, мне 63 года, я борюсь за честь моего имени и всей моей прежней деятельности. Пожалуйста, исполните мою просьбу и дайте мне возможность защиты. Я совершенно невиновен».
За что система погубила столпа нового течения европейского искусства и певца искусства новой России? Иногда кажется, мы никогда не получим убедительного ответа на этот метафизический вопрос┘
Мастер Баухауза Георг Муха говорил, что на могильном камне своего друга он хотел бы поместить эпитафию: «Здесь лежит Херварт Вальден. Он верил в искусство, как в божественное существо».