Траяны, адрианы и прочие каракаллы

Место, где встретились века – римские бани и немецкие купальни.

Люди античного мира были деловыми и энергичными. Иначе как расценить тот факт, что в 90-е годы нашей эры римская крепость со скучающим тысячным гарнизоном превратилась в известнейший античным кругам термальный курорт, который удостоился посещения императоров Траяна и Адриана. А Аврелий Каракалла, носивший накладные светлые волосы, зачесанные на варварский манер, так и вовсе увековечил себя в названии этого курорта – Aquae Aureliae (Воды Аврелия).

Германские племена, пришедшие на смену гедонистам римлянам, оказались не менее энергичными и быстренько этот самый курорт разрушили. Во времена чумных бунтов и господства ряс всех оттенков ничего важного в истории этих мест не происходило. Руины потихоньку восстанавливались, хотя львиную долю внимания, средств и времени местная власть тратила на междоусобицу, Крестьянскую, а затем и Тридцатилетнюю войны.

Следующие энергичные люди появились в конце XVIII века. И, будучи господами дальновидными, они быстро согласились с выгодным предложением одной великой северной правительницы и связали местную принцессу брачными узами с ее внуком – будущим победителем узурпатора и освободителем Европы. Сами понимаете, такое родство не замедлило сказаться на увеличении политического веса и расширении границ данного курорта.

Летом 1814 года на улицах появились люди, энергия которых наполнила сонное бальнеологическое царство, как шампанское наполняет незамысловатую фаянсовую чашку. Курорт превратился в один огромный светский салон, напоминавший те, которые находились на «брегах Невы», но люди, его составлявшие, прошли через самую страшную на тот исторический момент войну и их имена – Барклай-де-Толли, Милорадович, Пестель, Волконские, Трубецкие – с восхищением повторял и весь курорт, и вся Европа. Два великих князя, 16 генералов русской Императорской гвардии, их бравые офицеры в одночасье превратили старинную здравницу в «летнюю столицу Европы». Город заговорил по-русски, закружил голову местным дамам гусарскими штучками, образовал русскую колонию и построил русскую церковь.

Этого Истории показалось мало, и она добавила в судьбу курорта энергию другого свойства. «...Хотел здесь остановиться на три дня, но уже три недели не могу вырваться отсюда. Встретил много знакомых... Расположение города прекрасно. Магазины, курзал, театр – все находится в саду...» – автор уже переведенного на местный язык «Тараса Бульбы» писал матери о своем пребывании в этом городе. В 1849 году под неторопливый шелест местной речушки и уютное волнение местных лесов на свет появился классический перевод «Одиссеи». Переводчик – поэт Жуковский – обосновался и прожил на этом курорте до самой смерти в 1852 году. Энергия русской словесности, та, о которой мы говорим как об основном источнике национальной силы и залоге нравственного долголетия, прописалась здесь навсегда. Гончаров и Толстой, Достоевский и Тургенев – эти имена связаны с этим курортом так же неразрывно, как с Москвой или Санкт-Петербургом.

Со времени Жуковского не изменился ни пейзаж, ни настроение этих мест.

Я впервые в этот город приехала на трамвае. Это выглядело так, как будто вы вышли на старую Ленинградку в районе метро «Аэропорт», сели в трамвай и доехали, допустим, до Звенигорода. По дороге я внимательно смотрела в окно – пейзаж местами приближался к индустриальному, а местами нес печать аккуратной рельсовой войны. Если и встречался опрокинутый на бок вагон, то вокруг него все было подметено и убрано. Доехав до конечной остановки, то есть до курорта, я вышла из трамвая и очутилась в нежнейших лапах мягкого влажного воздуха. Не очень холодного, но и не горячего. Складывалось впечатление, что мельчайшая жемчужная влажная пыль рассеяна по улицам и площадям этого городка.

Местность была холмистая, украшенная породистым лесом. Кроны деревьев напоминали кисти зеленого винограда разной степени спелости. Преодолев пешком недолгие спальные улочки, я очутилась в центре. Если бы меня спросили тогда об архитектуре, я бы вряд ли сказала что-нибудь путное. Дома были небольшие, красивые и ухоженные, небольшие виллы, много парков. Общественные здания и объекты культуры выделялись своей значительностью и обилием мраморных профилей. Были памятники со знакомыми по школьным учебникам лицами.

Мое внимание привлекли расклеенные по всему городу афиши «Тургеневского общества», приглашавшего собраться в «Русском салоне» на очередные чтения и для решения организационных вопросов. Тут же строгими объявлениями церковь Преображения Господня извещала о благотворительном вечере с участием детей прихожан. А Международный клуб, в который когда-то входили князья Меньшиков и Гагарин, устраивал скачки на местном ипподроме и по этому случаю расклеил расписание заездов. На фасаде старого отеля, украшенном маркизами и цветами, бросались в глаза мемориальные доски с именами «железного канцлера» Горчакова и некой Ирины Ратмировой.

Было много горожан и приезжих, поправляющих здоровье путем погружения своих тел в воды, оцененные еще сподвижниками Траяна, Адриана и Каракаллы. Мне повстречались люди, говорящие на итальянском языке, прихрамывающие или держащие на перевязи руку с массивными золотыми украшениями на смуглых шеях и с глазами отрицательных героев сериала про комиссара Каттани. Изредка попадались ребята с точно такими же глазами и украшениями, но уже говорящие на русском языке. В этом месте было много чего удивительного из прошлого и настоящего, включая лишь недавно отмененный запрет на азартные игры для местного населения, замечательную схему парковок и полный запрет на въезд машин в историческую часть города.

Город охраняет магический круг парковок. Фото автора

Курорт тем временем, удовлетворив мое визуальное любопытство, совершил то, что обычно совершает с тобой любой старинный русский город, – он сообщил энергию исторической и генетической памяти, энергию школьных или студенческих лет, когда вдолбленные тебе учительницей хрестоматийные литературные и иные истины вдруг, по прошествии многих лет, всплывают как собственные ощущения. Все прочитанное и узнанное тобой в зрелом возрасте получает свой облик, и тургеневская Ирина Ратмирова перестает быть литературным персонажем, а становится реальным лицом, проживавшим некогда в самой крупной гостинице города. И ты вдруг понимаешь, что понятие «энергетика» – это абсолютно осязаемая вещь, которая фиксирует тебя во времени и пространстве, заставляя раз и навсегда осознать принадлежность к собственной культуре. Маленький курортный город, основанный понимающими толк в жизни римлянами, вобрал в себя и сохранил до сегодняшних дней весь блеск нашего золотого XIX века. Поэтому и тогда, в 90-е, когда я впервые сюда приехала на трамвае, и теперь, спустя 20 лет, я считаю, что более русского города, чем немецкий Баден-Баден, в Европе нет.