Нравы Оклахомы

Мотоциклы как первые опыты в школьных прописях...
Фото Ефима Лямпорта

Региональный слет байкеров в местной харчевне.

Неформалы на винтажных «харлеях».

Слетелись.

Поставили в аккуратную линейку похожие на первые опыты в школьных прописях слегка наклоненные загогулины мотоциклов. («Тише! Тише! Мы овладеваем необходимыми элементами. Буквы начнем со второй четверти».) Аккуратные такие. Правильные.

С высокого крыльца открывается отличный вид. Далеко гляжу.

Как на стрельбище.

Не промахнешься.

Из трещин бетонной парковки лезет мрачная щетина сожженной травы, жмутся к ногам затоптанные бутсами, готовые исчезнуть, предполуденные тени.

Шестидесятилетние отроки с высокими, совсем без морщин, выросшими до макушек чистыми лбами, сощурившись, смотрят вдаль. Скупо роняют слова. Голоса – исключительно в басовом регистре. Упрямые животы затянуты в тугие корсеты фирменных косух. Стальные цепочки, желтые заклепки и черная кожа горят ярче солнца. Прикуривают от высокого пламени огромных, не гаснущих на ветру зажигалок длинные коричневые сигареллы и медленно выпускают густой, как варенье, сладкий ванильный дым.

Спутницы – девушки на пятом десятке – влитые в высокие седла и упакованные в штаны с бахромой. С бедрами такой крутизны, что взойти побоится и опытный альпинист с ледорубом, в ботинках с шипами и с тремя надежными, которые не предадут никогда, товарищами на страховке. Волосы, заплетенные в косу, убраны в специальный, на кнопочках, кожаный чехол или под бандану. Преувеличенно округляют глаза – делают большие глаза; а голосов вообще не слышно. Молчат.

Преданные, сильные и верные – настоящие женщины настоящих мужчин – преданных, сильных и верных.

Одна из них мне улыбнулась; от этого я расстроился окончательно.

Подъезжали по двое – парочками, что понятно и вопросов не вызывало. Марьяж, святое дело. Либо втроем – что озадачивало. Кто он? То ли общий друг, то ли оруженосец, то ли бывший поклонник, так сказать, прекрасной дамы, со временем превратившийся в общего друга. Третий, который обычно лишний, выглядел неуместно в общем контексте манифестации консервативный феминности и маскулинности, взращенных на почве военно-патриотических клубов, не допускающих мысли обо всяких там богемных лямурах де труа.

Жамэ! Импосибль!

Плодотворнее всего, в плане чистого интеллектуализирования, было бы рассматривать третьего как латентное, подсознательное выражение кризиса патриархальных ценностей консервативной части среднего класса типа: «Коготок попал, всей птичке пропасть».

Еще правильнее было бы не заниматься на жаре чепухой, изображая из себя социального следопыта, а по-хорошему отвалить в харчевню, за столик, в тенек, и, листая что-нибудь иллюстрированное, пить там до вечера ледяной чай.

А еще лучше – уматывать отсюда подобру-поздорову, да поскорее, и не отсвечивать линзой фотоаппарата и беленькой панамкой, явно бросавшими нестерпимый стилистический вызов клепаному и татуированному ордену мотоциклистов.

Местное представление о древнем Иерусалиме, Голгофе, Гефсиманском саде... Фото Ефима Лямпорта

Нечего взять там, где заведомо ничего нет. Где конец перспективы.

* * *

Возвышенное, в общем-то, тоже водится в наших краях. В двадцати минутах езды – Святой город. Ни в чем не обездолены.

Отличный подъезд. Просторная автостоянка. Справа – чистые туалеты. Слева – магазин сувениров. Хорошо, цивилизованно.

У входа, на внушительного размера скрижали, размещена мутновато скомпонованная информация. Света она особо ни на что не проливает. Наоборот. Отрывистые фразы со спорадическими вкраплениями многоточий придают тексту, написанному неровными белыми буквами, отчетливо апокрифический характер. В том смысле, что за руку так просто не поймаешь.

«Бог был здесь», – уверенно сообщает первая строка. Учитывая Его вездесущий характер, оспорить это положение возможным не представляется.

Дальнейшее содержание, едва прикрывшись фиговым листком приличия, то есть бегло упомянув сходство местной природы с природой древнего Израиля, предстает в позорной наготе хищного захватнического инстинкта, попирающего не только авторские права, но и выбор самого Бога, и носит характер разнузданной саморекламы, презревшей саму идею совести и стыда. Утверждает, что в силу общих и частных достоинств здешних мест события обоих заветов просто-таки не имели никакой возможности случиться на другой земле.

Решетка не из злого умысла, а чтобы туристы не разломали... Фото Ефима Лямпорта

Характерная кульминация мировых претензий империализма. Пиратское расхищение эксклюзивных прав Святой земли.

Дух этих древних гор
заповедника природы и человеческого духа
эти земля и небо подобны земле
на которой жил и ходил Христос
распятый с первыми лучами восхода.

Духовные мотивы в тщательной пропорции перемешаны с экологией и краеведением. Место силы.

Сам объект – Священный город – сооружение из природного камня, напоминающее средневековый замок. Наглядно воплощает местное представление о древнем Иерусалиме, Голгофе, Гефсиманском саде, муках, смерти и воскресении Иисуса Христа.

На стендах представлены фотодокументы. Распятый мускулистый Иисус на кресте (крупным планом); Пилат, смахивающий на карикатурное изображение католического епископа в непримиримых антиклерикальных изданиях, и похожие на положительных героев голливудских фильмов верные сподвижники Спасителя. На почетных местах фотографии родителей. Еще бы – такого сына воспитали!

В отдельном павильоне, за решеткой – безо всякого злого умысла, исключительно из лучших соображений, чтобы туристы не разломали, – выставлены скульптурные фигуры всего святого семейства.

На трех насыпных холмах – три больших креста. Имеется гробница с часовней Воскресения Христова. Внутренние стены помещения испещрены трогательными надписями и номерами телефонов: Сальвадор + Джозеф – сохрани от проклятия (дальше цифры телефонного номера).

Верую, потому что абсурдно. Тертуллиан.

Было бы желание, а до Бога-то рукой подать.