Неравенство растет, но масскультура все маскирует

Индустрия развлечений доминирует в массовой потребительской экономике США.
Фото Анастасии Тафинцевой

Рэндалл Коллинз считается одним из ведущих социологов современности. Наибольшую известность – в нашей стране и за рубежом – принесли Коллинзу работы, посвященные социологии интеллектуальных сетей в обществе. В огромном фолианте «Социология философий» Коллинз сумел рассказать (не погружаясь в суть философских дискуссий) о том, как созревают в недрах интеллектуальных сетей основные идеи философских школ. Но сегодня социолог занят поиском ответа на другой вопрос. Его интересует, что угрожает самому факту существования людей, занятых интеллектуальным трудом, в современном обществе.

Термин «модернизм» («современность») с социологической точки зрения приложим к четырем различным процессам, начавшимся в XVIII и XIX столетиях и значительно ускорившимся в веке XX. Разные страны испытывали на себе силу разных аспектов модернизации, то есть по изначальному смыслу термина «приведения к современности».

Первое измерение модернизации – бюрократизация – звучит странно для современного, особенно русского уха. Термин «бюрократизация» зачастую воспринимается только негативно, но для социологов этим словом обозначается замена семейно-бытовых структур крупными безличными организациями, построенными на принципе вербовки кадров, текучести рабочей силы и формализованного делопроизводства.

Второе измерение модернизации – массовая мобилизация. На смену обществу, состоящему из элитарных групп и подчиненного им «третьего сословия» простолюдинов, приходят современные, социально мобильные люди. Каждый из них может стать политиком, и, что еще более важно, публика будет относиться к ним, как к равным. Они могут становиться частью местных движений, выражающих свои требования правительству или всему обществу в целом.

Третье измерение модернизации – становление капиталистических рынков. Рынок в том или ином виде существовал всегда. Но рынок становится частью мира современности, когда он разрастается и начинает доминировать в каждой отрасли промышленности и в области потребления.

Четвертое измерение современности, четвертый путь модернизации: общество становится все более и более светским. До эпохи модерна контроль религии над производством культурных ценностей абсолютен. Секуляризация не подразумевает падение религиозности, но предполагает уменьшение роли Церкви. Пример: в XX веке с подачи США производство культурной продукции проходило под эгидой «просветительства». Голливудские фильмы, запись поп-музыки (особенно популярной, начиная с джаза и заканчивая рок-музыкой) и массовые зрелищные виды спорта вытеснили религию из сферы культуры. Недаром Джон Леннон сказал как-то, что «Битлз» популярнее Иисуса.

Россия занимала ведущую роль в таком аспекте модернизации, как бюрократизация, еще с царских времен. За советский период она быстро освоила и другой аспект – массовую мобилизацию. Но зато приход России на капиталистические рынки был довольно запоздалым. В плане секуляризации сначала Россию опередили Германия и Франция, но затем имела место крайне интенсивная секуляризация советского периода. Индустрия развлечений пришла в Россию достаточно поздно, сыграв свою немаловажную роль в подрыве престижа Советского Союза в 70-е и 80-е годы. Советская Россия выглядела безнадежно отсталой именно в плане поп-культуры.

Термин «модернизация» применяется по отношению к процессам, которые шли на протяжении последних 200 лет. Проблема очевидна: в значении этого слова уже никто до конца не уверен – отсюда такие термины, как «постиндустриализм» и «постмодернизм». Капиталистические рынки находятся на пути к очевидному кризису. Три других тренда – бюрократия, массовая мобилизация и секуляризация – могут просуществовать еще сотни лет. А могут и смениться иными формами модернизации. Поиск формулы успешной модернизации в современной России, как и в любом другом месте, где сейчас идет этот процесс, интересен именно по той причине, что это поиск новых комбинаций современности.

***

Нам следует выделить два ведущих блока современного развития – это сектор освоения последних продуктов научно-технологического прогресса и примыкающий к нему сектор социальных наук, техник и понятий. Другой сектор – это культурно-массовая индустрия. США традиционно сильны в академическо-научном высококультурном секторе, хотя их лидерство и разделено с другими странами, не менее сильными в данных областях, в частности Великобританией и Францией.

Единственное, где лидерство США бесспорно, – это производство массовой культуры. Реальный конкурент – это Япония с детской продукцией и Великобритания в плане поп-музыки. Индустрия развлечений считается вульгарной и даже детской – но именно она доминирует в массовой потребительской экономике. Она не только обеспечивает американской экономике присутствие на мировом рынке, но и дает США культурный престиж, выражающийся в привычных, повседневных вещах и понятиях и поэтому имеющий первостепенное значение. Следует отметить, что мы не говорим об элитарной высокой культуре, литературе и искусстве. Пальма первенства тут принадлежит французам, немцам, русским и другим народам. Высокая культура вызывает уважение у высокообразованной части общества, но не является фактором, двигающим экономику.

Хотя отрасль массового культурного производства и приобрела ведущее значение в экспорте и прибыли, она не создает большого количества рабочих мест. Неспособность противодействовать тенденции концентрации капитала в руках элиты на фоне одновременного обнищания среднего класса ведет к кризису капиталистической экономики.

Капитализм похож на езду на велосипеде: сброс скорости может привести к потере уверенности и вызвать сильную депрессию. Фото Олега Ласточкина (НГ-фото)

***

Кризис всей капиталистической системы, который продлится еще около 20 с лишним лет, будет неравномерным, с разными фазовыми циклами. Часть стран является историческими центрами промышленного капитализма, другие же, такие, как Индия, активизировались с наступлением новой эры информационных технологий. Вопрос же влияния социалистического наследия в контексте нынешнего кризиса исторических центров капитализма еще плохо изучен ввиду отсутствия адекватной теоретической базы. Передовым сектором современной экономики являются информационные технологии и производство культурных товаров. Информационно-зависимой экономике сложно развиваться в течение долгого времени, поскольку это сопряжено с созданием ряда новых рабочих мест для среднего класса на фоне уничтожения большего количества старых.

Нынешний всеобщий кризис является симптомом наступления долгосрочных перемен в капиталистической экономике. Здесь у Америки есть определенное сходство с Европой и Японией, но в сравнении с югом Азии, Китаем и Россией налицо существенные различия. Это обусловлено распространением технологий, способных выполнять функции, традиционно относившиеся к профессиональным прерогативам среднего класса. Индустриальная революция заменила ручной труд машинами за 100 лет – но это компенсировалось ростом числа канцелярских работников, техников и администраторов. Информационные технологии, которые стали распространены широко только в 1990-е, оказывают такое же давление на средний класс, какое в свое время оказали машины на класс рабочий. Результат – сужение профессиональной сферы среднего класса.

В том, что касается накопления материальных ресурсов, современное общество твердо следует по пути, ведущему к росту неравенства. Западные страны были эгалитарными в 50-е и 60-е годы XX века, но сейчас ситуация ухудшается с каждым днем. Компьютеризация оказывает давление на средний класс и углубляет расслоение общества. Около 10–20% населения контролируют потоки финансовых инвестиций – это высшее звено руководства и технократическая элита. Удел же остальных – конкуренция друг с другом в мире почти полной автоматизации, с острым дефицитом высокооплачиваемых должностей и, что не менее существенно, каких-либо серьезных перспектив.

Государства всеобщего благосостояния сейчас переживают упадок. Расцвет этого строя в США и странах Западной Европы пришелся на период подъема профсоюзного движения и бума партий. Сейчас в США сила в руках правых, вскоре мы увидим то же самое и в Западной Европе. Легитимность левых, например в Великобритании, была скомпрометирована беспомощностью профсоюзных организаций, особенно очевидной на фоне роста как безработицы, так и количества представителей среднего класса, занятых интеллектуальным трудом.

Престиж правых центристов характеризуется комбинацией сильных и слабых сторон, обусловленых рядом дополнительных причин. Лидерство в новейших высоких технологиях и экспорт культурных товаров создает ореол престижа вокруг предпринимательской деятельности. Еще один специфически американский аспект мобилизации правых – это движение за сохранение религиозных ценностей в светском обществе. Хотя во всех остальных аспектах американские правые следуют предпочтениям предпринимателей.

На рост неравенства накладывается совершенно противоположная культурная тенденция. Происходит то, что социологи называют деформализацией (есть прекрасная книга, «Деформализация», голландского социолога Каса Ваутерса). Стиль одежды становится все более неформальным. Богатые, бедные и средний класс одеваются одинаково, и отличить их друг от друга по одежде невозможно. По Стиву Джобсу никогда не скажешь, что он мультимиллиардер. Создается внешнее впечатление всеобщей открытости, обыкновенности и дружелюбности. Эта тенденция культурного самопозиционирования поддерживается доминированием данного стиля на телеэкранах, в Интернете и массмедиа. Неравенство растет – но культура маскирует его с величайшим усердием. И это одна из причин, по которым левым сложнее в этом прекрасном новом мире, чем правым.

Капитализм похож на езду на велосипеде. Он работает только при движении вперед, и чем быстрее, тем лучше. К несчастью, при таком движении сброс скорости может привести к потере уверенности и вызвать сильную депрессию.