Лондонский сплин

Так уж повелось, что днем мы серьезные и озабоченные...

«It’s a gay street», – сказал мне английский писатель Ф., указывая пальцем на череду оживленных пабов в квартале Сохо. Про себя я перевела эту фразу как «веселая улица». Тротуары и проезжая часть и впрямь бурлили от количества собравшихся здесь людей, в основном интересных мужчин среднего возраста с бокалами пива в руках. Мужчины хохотали, перекрикивались и бурно жестикулировали, как персонажи бразильских сериалов.

И я, и двое моих приятелей, молодые российские авторы А. и В., безмерно удивились этому гулу. Всего лишь прошлым вечером, часов после одиннадцати, мы вышли в Лондон подкрепиться, обошли весь центр города, перешли несколько раз через Темзу и не нашли ничего, похожего на кафе, кроме старой вонючей забегаловки с протухшим салатом в ассортименте. В Сохо на этом фоне жизнь била ключом. Первые этажи старинных домов горели огнями, а вторые, третьи, четвертые таинственно тонули во тьме.

Ф., похожий на печального медведя Балу, завел нас в паб под названием «Адмирал┘». Фамилию адмирала я почему-то сразу забыла. Помню только, что звучала она очень мужественно. В пабе было тесно. Господа в винтажных галстуках и фетровых шляпах, молодые люди с банками джина и тоника и даже старички в пиджачках – все что-то говорили и куда-то проталкивались. Ни одной женщины, кроме смеющейся полной тетушки в углу. В голову мне закрались сомнения.

А потом я увидела двух подтанцовывающих посетителей. Один нежно водил ладонью другому по щеке. Я посмотрела на Ф., печально стоящего у стойки и потягивающего пиво. А потом наклонилась к А. и В. и прошептала: «Это гей-паб и, кажется, все, что на этой улице, тоже». Приятели мои загнулись в юношеском смехе и долго не могли остановиться. «Я потом в Грозном расскажу, – надрывался А., – что Ф. меня в гей-пабе пивом угощал».

Через минуту мы вышли. Ф. был так же грустен и малословен. Конечно, он не являлся завсегдатаем этих мест. Он просто хотел показать нам злачный Лондон. Впрочем, злачного там ничего и не было. Досуг благородных джентльменов, и только. Мы зашли в подземку (где обнаружилось, что Ф. потерял дорогущий проездной на год, который часом раньше демонстрировал нам в японском ресторане за рюмкой саке) и поехали на отдаленную станцию Брикстон. Ф. сумрачно обещал нам, что там водятся какие-то арт-клубы.

В Брикстоне по улицам ходили толпы нетрезвых чернокожих, у женщин вываливались наружу толстые животы. В арт-клубе, оказавшемся подобием московской «Билингвы», было скучно. В тот вечер не ожидалось никаких литературных мероприятий или художественных встреч. Ф. выпил стакан виски со льдом, и мы снова вышли на улицу. «Совсем не похоже на московские спальные районы», – заметила я, разглядывая старинные башенки и симпатичные домики старинной архитектуры. «О, у нас есть и совсем другие спальные районы, – возразил Ф., – это просто исключение, здесь была известная деревня».

Оказалось, он жил там же, в двух шагах. В подъезде – всего две квартиры, на первом и третьем этажах, узкие деревянные лестницы. Сам дом построен в середине XIX века. В квартире – страшный холостяцкий беспорядок. Ф. сразу предложил алкоголь, но мы отказались. Тогда он ушел на кухню, а мы принялись разглядывать тяжелые книжные полки, на которых тут и там попадались книги самого Ф. на разных языках. На столике лежало приглашение на оглашение шорт-листа Букеровской премии. На полу, рядом с пылесосом, валялись большие гантели. А. стянул с себя свитер и стал качать бицепсы, покашливая от схваченной в Британии простуды. Ф. вышел из кухни с чайничком и банкой меда в руках. «У вас кашель, – сказал он А. заботливо, – я добавлю вам новозеландского меду, он замечательный».

Потом говорили о литературе. Мальчики рассказывали о том, как книги Ф. хорошо распродаются в России, и Ф. любезно принялся подписывать свои книжки для наших российских друзей и кузенов.

...а вечером – подвижные и словоохотливые. Фото Виктора Пучкова

А потом тяжело откинулся на спинку стула и пожаловался, что ему до смерти надоел Лондон, что ему здесь душно, что он не хочет жить в Брикстоне, где хорошо лишь молодежи или авантюристам. Он говорил о том, какой там был бедлам еще лет 15 назад, о том, как перекупщики распродавали дурь прямо на станции метро, как улицы кишели подозрительными личностями и вездесущими хиппи, как владельцы здешних ковровых лавок все время поджигали магазины конкурентов и пару раз чуть не спалили квартиру Ф. «До сих пор в Брикстоне селятся только холостяки, – продолжал Ф., – да, это уже совсем не тот ужасный, мрачный Брикстон, но семейных все равно сюда не тянет». Он одиноко посмотрел в окно.

Нам нужно было идти, и Ф. не только проводил нас до двора, тускло освещавшегося фонарями, но и довел до самого такси. Ф. было немного жалко. Ему предстояло вернуться в свою холодную заброшенную берлогу. «Вначале он производил впечатление самовлюбленного сноба, – обсуждали мы в такси между собой, – а оказался таким искренним, таким хорошим человеком┘»

Было забавно, когда я столкнулась с Ф. на трассе под Тулой. Он удивился, а я не очень. Я знала, что его пригласили на писательскую конференцию и, возможно, мы увидимся. Но поговорить не удалось, нужно было спешить в разные стороны, ему – в гостиницу, а мне – на автобус, да и мой английский в России меня плохо слушался.

А потом Ф. вернулся в Лондон. В Лондон, где всего за пару дней мы успели встретить массу людей, несомых судьбой без всякого четкого направления. В подземке разговорились с безработным таджиком, в туристическом двухэтажном автобусе А. поболтал на турецком с водителем, продавцы свежевыжатых соков на набережной Темзы оказались армянами, а русская эмигрантка, довольно известная в местных литературных кругах, призналась, что два года проработала учительницей в дагестанском Каякенте, то есть в кумыкском прикаспийском селении, где сейчас грязевой и бальнеологический курорт.

Что ж, все куда-то все время перемещаются. Молодой писатель А., к примеру, сейчас уехал в Грозный не то работать в Красном Кресте, не то заниматься поставкой модных унитазов, а молодой писатель В. продолжил свою работу в издательском деле. Ну а люди с «веселой улицы» небось продолжают гудеть, распивая густое британское пиво.