Поэт и мобильник

Надо отдать должное тотальной коммуникации: ее рабом человек становится исключительно по своей воле.
Фото предоставлено пресс-службой компании Cisco

В 1959 году, на семидесятом году своей богатой событиями жизни, Анна Андреевна Ахматова написала: «Я давно не верю в телефоны,/ В радио не верю, в телеграф./ У меня на все свои законы/ И, быть может, одичалый нрав». Девичья, на грани наивности и редкая для нее интонация. Ужели цитированные строки писаны женщиной, сумевшей запечатлеть самые страшные страницы самого страшного века как никто другой и написавшей когда-то: «Час мужества пробил на наших часах, и мужество нас не покинет»?

Да, это она. И это приговор Поэта, много раньше других почувствовавшего, что на смену эпохе тотального доминирования идеологии приходит эпоха тотальной коммуникации. И он гласит, что поэзия так же несовместима с тотальной коммуникацией, как и с тотальной идеологией. Поэт и мобильник – «две вещи несовместные», так же как Поэт и «идеологический отдел ЦК».

Казалось бы, в этом нет ничего драматического. Писал же когда-то господин Некрасов, что важнее быть гражданином, а не поэтом. Но тогда от кого мы услышим «и вычурный чубук у ядовитых губ, сказавших правду в скорбном мире», и как мы узнаем правду о «скорбном мире»? Давайте уберем из первой половины XX века Ахматову и Мандельштама, и тогда все, что мы будем знать о нем, – это стройки социализма, русский авангард, Великая Отечественная война и Победа, а не годы чудовищной реализации идеологических утопий и антропологической модификации России. Это «В окнах продукты, вина и фрукты», а не «И в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок,/ И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных».

По последним данным, на земле сейчас 3 млрд. мобильных телефонов. Эта цифра однозначно свидетельствует о тектоническом сдвиге, происшедшем в мире. Появился второй после автомобиля мировой gadget, только стократно более дешевый и поэтому уже обогнавший его по степени доступности и распространенности. Но если, при всех оговорках, «автомобиль – не роскошь, а средство передвижения», то функция мобильника как технического средства, облегчающего жизнь человека, крайне сомнительна. Зато налицо изменение мирового пейзажа, в который уже внедрился человек с приложенной к уху рукой, его не выбросишь из этого пейзажа мановением кисти.

Так сбылось пророчество Питера Брейгеля Старшего и весь мир стал похож на его «Притчу о слепых». Только в отличие от персонажей брейгелевской картины ничего не видящие, а только говорящие и слышащие персонажи современной ее трансформации не испытывают по поводу своей «слепоты» ни печали, ни ужаса и наполняют мир как никогда ранее проникающей во все уголки сознания «антиэстетичностью». Тогда мир пустеет. И вместо бесконечного эстетического разнообразия мы получаем «человека с прижатой к уху рукой» и заполняющие все пространство трели мобильников, невыносимые так же, как клаксоны автомобилей, но проникающие в отличие от них в самые защищенные уголки наших пространств. И некуда деваться, и некуда бежать от этой армии трезвонящих электронных насекомых.

Но надо отдать должное тотальной коммуникации. В отличие от тотальной идеологии, всегда кончающей элементарным насилием над человеком, ее рабом человек становится исключительно по своей доброй воле. И главный лозунг современности можно сформулировать уже без идеологического надрыва знакомой со школьной скамьи строки: «поэтом я могу не быть, но быть с мобильником обязан».

Провозглашенный некрасовской строкой крестовый поход Идеологии против Поэта кончился бесследной могилой Осипа Мандельштама и веревкой Марины Цветаевой. Но их поэзию он уничтожить не смог. Она восстала из пепла и живет в отличие от Идеологии, ставшей в XXI веке скучной и досадливой теткой как раз благодаря торжеству тотальной коммуникации. Но, раздавив тотальную идеологию, тотальная коммуникация почти смогла сделать то, что не удалось ее предшественнице. Среди заполняющего все «белого шума» возникающих как чертики информационных гаджетов тонут и почти не проглядывают резонансы чистой поэзии.

Тогда и возникает парадоксальная и опасная для судеб и без того хрупкого мира ситуация. Со всех сторон падают на человека водопады информации, а правду о «скорбном мире» узнать невозможно. Поэтому им так легко манипулировать, о чем свидетельствует безраздельная власть современного телевидения, чья «бесовская» природа все явственнее проглядывает с каждым новым хай-тековским достижением. И тогда демон Идеологии снова выползает из своей могилы.

Впрочем, так было всегда. И короткое и веское «хлеба и зрелищ» было сказано не в век телевизионных и интернетовских зрелищ. Поэтому: «Поэт, не дорожи любовию народной,/ Восторженных похвал пройдет минутный шум,/ Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,/ Но ты останься тверд, спокоен и угрюм». И от того, что к «суду глупца и смеху толпы холодной» прибавился «белый шум» аудиовидеогаджетов, ничего не изменилось, и поэту, как и прежде, следует оставаться «твердым, спокойным и угрюмым», и в наш жестокий XXI век восславлять всю ту же свободу и все так же «милость к падшим призывать».