Лавка древностей

Воспоминания прописались в чулане...
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)

У меня есть такая игра: «Потеряться в переулках».

На широких проспектах, посреди зданий, напоминающих Годзиллу, чувствую себя лилипутом в стране великанов. По душе мне больше тихие переулки, плавно перетекающие один в другой, игнорируя острые углы, где редкие машины движутся шепотом. Вот так однажды я возьми да и сверни с Тверской в проулок между домами. Будто переместилась во времени и пространстве. Другая Москва. Узкая, извилистая, тихая, со своим уютно устроенным бытом, будто я открыла калитку и вошла в незнакомый двор, и злой собаки здесь не держат. Улицы возникают и заканчиваются не логично, а как сложилось, и получается бесконечный лабиринт.

Гуляя по не тронутой нынешним временем улочке, я набрела на антикварный магазинчик. Колокольчик динькнул, дверь закрылась, и шум большого города остался позади.

Была уверена, что выйдет интеллигентный старичок и спросит: «Что вас интересует?» Но были тетеньки-продавщицы, одна решала текущие финансовые дела, другая общалась с клиентом, внимательно изучавшим столовое серебро XIX века. В лавке ничего древнее и не оказалось. Здесь вещи отдыхают от тяжких трудов и капризных владельцев, потертые, потрепанные, облупленные, но почти одушевленные от долгого общения с людьми.

Коктебельские маки в исполнении Волошина, книги, изданные при жизни авторов... (Жаль, нельзя почитать такую эпохи Гомера.) Россыпи украшений. Зеркала... (Я бы не стала покупать. Слышала ужастики про антикварное зеркало. Вроде бы оно записывает отраженное, как на кинопленку, что имеет свои последствия.)

Прохожу дальше: культовый еврейский светильник-семисвечник, неисследимое количество статуэток, этажерки, и на одной из них до боли знакомый, из детства синий ящик. Патефон.

Антикварный магазин – маленькая копия того мира, который предстает перед ребенком, когда для него дом родителей – лавка старинных вещей. Здесь все вещи старше его, старее, то есть старинные.

Родители наши пожили и добра нажили. А все, что стало непригодным, вышло из моды, отслужило свой срок, оказалось не у дел, прячут с глаз долой на антресолях. (Выбрасывать жалко, пусть будет на всякий случай.) Забытые воспоминания прописались в пыльном чулане.

О, эти таинственные двери кладовок и чердаков. В них я влюбилась сразу. Действительно, весь бабушкин дом исследован вдоль и поперек, и вся окрестная территория, в том числе малинник и ивовые заросли. А вот в сенях есть дверь в чулан, за которую взрослые наведываются нечасто, одного тебя не впускают. В их присутствии сунешься под шумок и стоишь как вкопанная от неожиданных открытий. И глазеешь по сторонам на полки со всякой всячиной: «А что это? А зачем?» – «Тебе это ни к чему», – слышишь в ответ. И чуешь, есть чем поживиться!

Однажды в ходе такого проникновения в святая святых обнаружился этот синий ящик. Патефон стал для меня любимой игрушкой. Мне он показался волшебной шарманкой, его нужно заводить и опускать на пластинку штуку, похожую на наконечник душа. Выяснилось, что на нем можно слушать музыку.

После долгого назойливого, но и аргументированного упрашивания мне было позволено использовать патефон по назначению. Для этого я совершила небезопасное восхождение на чердак по лестнице, приставленной к наружной стене дома. За пластинками. Патефонные, они оказались толстенькие и тяжеленькие. Но я не сдалась. Артюр Рембо меня бы понял: «На чердаке, где меня заперли, когда было мне двенадцать лет, я познал мир и восславил человеческую комедию. В подвале я изучил историю┘»

Больше всего я запала на песню Лидии Руслановой про валенки, что «не подшиты, стареньки», мне и самой была уже хорошо знакома тема валенок в лютые сибирские морозы, так что брала за душу песня. Под нее я пускалась в импровизированные пляски под восторженное улюлю... то есть подбадривание взрослых. Полюбилась еще частушка: «На охоту мил ходил, лису рыжую убил, а с моей фигурою надо чернобурую». Она стала моей визитной карточкой – взрослых забавляло исполнение ребенка.

В чулане также обнаружились велосипед, удочки, огромная соломенная шляпа (пошла в дело), дополнительный гамак, старые книги и газеты, дедушкины инструменты, альбом с пожелтевшими фотографиями, игрушки (в частности, розовый мишка с невыветриваемым запахом – не то своим собственным, не то чуланным. Впрочем, с мишкой я все-таки не расставалась). Следопыт во мне был разбужен, взбудоражен и неутомим.

После такого летнего опыта в городской квартире уже звали за собой книжные полки, что от пола до потолка (верхние были наиболее притягательны), и двери шкафов. Особый интерес вызывала давняя переписка родителей, как и полагается: признания и нежности. Здесь были обнаружены также семейные фотоархивы, документы родителей, о наличии которых я раньше и не догадывалась (военный билет, папино удостоверение кандидата философских наук, дипломы об образовании, всякие благодарности, путевки в санаторий). Прототипом пианино (появившегося позже) стал аккордеон, неприкаянный и одинокий, задвинутый за диван. Спасая музыкальный инструмент от забвения, я извлекала звуки, как могла.

Любовь к книгам началась с книжного шкафа, сделанного на заказ из крышек рояля, так что он выглядел весьма благородно. Каждая книга для меня тогда содержала целый мир, в который можно проникнуть, просто перевернув страницу, и, если захочется, остаться погостить. Однажды открыла одну и «вычитала» семейную тайну – между страниц оказалось письмо от папиной бывшей жены, которая взывала по-отцовски повлиять на неуправляемого сына-подростка. Так сбылась мечта о братике┘

Большой интерес представлял картонный чемодан, покрытый дерматином, в нем хранились весь год елочные игрушки. Покопаться в нем представлялось возможным только в день, когда торжественно наряжалась новогодняя елка (поначалу была живая, а впоследствии искусственная). Вот такие игрушки теперь продаются только в антикварном магазине. Дед Мороз и Снегурочка из ваты, с блестками, под елку. Стеклянные гирлянды в ассортименте, музыкально позвякивающие, красная пятиконечная звезда на верхушку, разные фигурки на прищепках.

...«Вас что-то заинтересовало?» Я вернулась в реальность. И показала на елочные украшения. Наполненная ими доверху коробка красовалась на видном месте – скоро новогодние праздники. Продавщица сказала: «Хороший подарок, но на любителя». – «Да», – согласилась я...

Новенькое, глянцевое – оно всегда приглянется. Но старые вещи отчаянно и дерзновенно хранят след чьей-то жизни, продлевая ее собой.