Настоящий хозяин в российской деревне – пока такая же диковина.
Пьетро Лонги. «Носорог». 1751г.
Прошлым летом мы с друзьями отдыхали в глухой деревеньке близ северного Лекшмозера. Купались, пытались ловить рыбу, загорали, отчаянно отбивались от комаров и слепней, а по вечерам, под жесткую лекшмозерскую водочку и копченого леща, как водится, предавались яростным и вполне бессмысленным спорам.
Экстремальный туризм и экстремальный труд
Копченым лещом за более чем разумную плату снабжал нас хозяин дома (который мы снимали) – высокий, жилистый и остробородый Александр. Вообще хозяйство у него было внушительное, особенно на фоне практического отсутствия этого самого хозяйства у остальных жителей деревни: две коровы (которых они с женой ежевечерне доили, а молоко опять же перепадало нам), лошадь (на ней катались наши дети), большой огород. Еще были баня, лодка, крючки, сетки с удочками и старый, но надежный «уазик».
Как-то вечером, когда мы все кто в лес кто по дрова горячо толковали о праве наследников публиковать дневники и письма своих выдающихся родственников, рядом как раз очутился Александр. После непродолжительных уговоров он подсел к столу и выпил. Признаюсь, скорее из вежливости мы спросили, каков его взгляд на предмет спора. Он пожал плечами и сказал, сильно окая:
– Что ж, бывает, детей и не спрашивают. Вот дневники Грэма Грина напечатали, а сыну-то его ни копейки не заплатили┘
– ???!
– Простите, а где вы об этом прочитали?
– А сын Грина два года назад у меня отдыхал, сам и рассказал, – флегматично ответил хозяин дома.
После паузы, которая потребовалась нам для того, чтобы хотя бы приблизительно осмыслить информацию, выяснилось, что у Александра регулярно гостят англичане и шведы. Что жена его специально ездила в Швецию, Норвегию и Финляндию обмениваться опытом с тамошними фермерами и учиться, как лучше принимать «экстремальных» туристов, что включать в ассортимент услуг. Подчеркиваю, что речь идет о маленькой деревне в 60 километрах от глухой железнодорожной станции, где школу посещают что-то около двадцати детей, а взрослое мужское работоспособное население можно пересчитать по пальцам. Чтобы пересчитать неспившихся мужчин – пальцев и на одной руке было бы много. Разумеется, все это население относилось к нашему хозяину с обычной, увы, смесью зависти и ненависти.
После всего, что выяснилось, мы, конечно, не отставали от Александра и задали ему, в числе прочих вопросов, обычный: вот у него получилось, а получится ли у всех нас? Александр, ответив, что надо просто работать – и все потихоньку изменится, добавил неожиданно:
– Вот что я обычно рассказываю, когда меня спрашивают про разницу... Про нас и про них. Больше всего жену в Швеции заборы удивили. Острые зубья у нас смотрят вверх, чтобы, если кто полезет, напоролся. А у них вниз – чтобы, не дай бог, ничего не случилось.
Историческое наследие
В близком соседстве от нас жили тоже москвичи – симпатичные такие молодые ребята. Только, в отличие от нас, они не бездельничали, а восстанавливали деревянную церковь в нескольких километрах от Лекшмозера. Вставали и ложились рано, ходили по поселку сплоченной группой, как стемнеет, сидели у костра. Однажды мы после вечернего купания попросились к этому костру погреться. Слово за слово – сначала про рыбалку, потом про то, что из-за жары и сухости грибов в этом году ожидать, увы, не приходится, а потом, наконец, кто-то из нас спросил про реставрацию. Александр нам говорил, что проводится она на деньги все тех же шведов.
Некоторый белобрысый паренек хотя и признал этот факт, но не преминул заметить:
– Они потом обязательно счет предъявят. Всю Россию хотят к рукам прибрать!
– Я бы, – тут же сообщила скромная девочка со светлым лицом, – я бы за границу никогда, никогда не поехала. Нет.
– Знаете, – подхватил молодой человек постарше и посуровее, – какая история тут с одним немцем приключилась? Приехал он в Карелию, туристом, посмотрел на наши храмы и на природу. И в конце концов сказал своему руководителю группы, чтобы они все обратно в Германию ехали, а он сам здесь останется. Потому что нет на земле лучше страны, чем Россия!
Мы сообразили, что в дипломатических целях надо срочно менять тему. Стали расспрашивать молодых людей, где они учатся. Выяснилось, что в православном институте. Мирное течение беседы, впрочем, установилось ненадолго. Буквально сразу же мы узнали об этом институте, что там – цитирую дословно – одни евреи. Началось все с двух преподавателей, но очень скоро, конечно, они своих за собой потянули... Один предложил дипломантке в качестве темы «Рождественский романс» Бродского. Преподавателю, конечно, все равно. Но Бродский про Рождество, Рождество Христово!
Почему-то эту информацию необходимой для нас счел носатый темноволосый мальчик. Про него перед этим, рассказывая о бюрократических трудностях с какими-то аттестатами в православном институте, другая реставраторша сообщила, что он взял фамилию жены (отчего бюрократические трудности и возникли).
Честное слово, я ничего не придумал. И разумный Александр, и неумные юноши и девушки повстречались нам прошлым летом. Всего полтора года назад. Образы возникают в связи с этой историей какие-то однотипные. То ли наполовину полный – наполовину пустой стакан. То ли (не)сообщающиеся сосуды.