Ада Горбачева
Мы ежечасно встречаем пожилых людей, но обычно не видим в них свое будущее.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Странный это день и хоть официально отмечается в нашей стране уже пятнадцать лет, но как-то народом не воспринимается. День милиции или там день чекиста – нормально: моя милиция меня бережет, щит и меч, ордена вручают, концерт транслируют по телевизору. День десантника – братаются, употребляют, в том числе из горла, купаются в фонтане и десантируются в травмопункты. Тоже нормально. Неслыханный еще недавно День святого Валентина мгновенно прижился: все целуются и даже поцелуйные рекорды ставят.
А здесь что-то непонятное. Прежде всего непонятно: пожилой – это сколько лет? Например, «старикашке Геккерну», приемному отцу Дантеса, было 43 года. Не погибни «солнце русской поэзии» на дуэли, лет через семь тоже считался бы стариком. Теперь в пятьдесят с хвостиком лягаются на татами и, несомненно, находятся в расцвете сил. Да и по периодизации Всемирной организации здравоохранения только после 60 лет начинается пожилой возраст. В Европе даже собираются поднимать пенсионную границу до 67 лет.
И все-таки – что делать в этот день? Уступать место? В советские времена учили стихотворение Сергея Михалкова про нехорошего пионера Николая, который сидел в трамвае возле окна, не обращая внимания на стоящую рядом старушку. Но вот в США и в Европе места нигде не уступают – неполиткорректно: женщины и мужчины, молодые и старые, белые и цветные – все равны. И нечего намекать. Да и не поймешь, сколько им на самом деле лет.
Румяный цветущий немецкий доктор. Оказалось, 65 лет. Тут же вышел на пенсию и поступил в университет на искусствоведческий факультет. Ограничений по возрасту в учебных заведениях там нет. Учись хоть до самой смерти. Днем в Германии в кафе сплошь пожилые. Сидит фрау, судя по обилию пигментных пятен на лице, лет за восемьдесят. В элегантном туалете, с бокалом вина. Рядом муж такого же возраста, пьет пиво. Завели разговор с молоденькой парой, расположившейся вместе с младенцем за соседним столиком. Картина для нас немыслимая. У нас мухи отдельно, котлеты отдельно. Мухи, разумеется, старики. И по кафе они не шляются.
Почему-то не приходит в голову простейшая мысль: пожилой – это в будущем каждый. Если, конечно, доживет.
Кое до чего, впрочем, уже дожили. Бывшая наша соотечественница, немолодая дама, работающая нынче в западной фирме и приехавшая в командировку в Москву на несколько месяцев, захотела купить абонемент в бассейн, как она говорит, «где-то на Ленинских горах». Представьте себе, отказали, объяснив, что пожилым не продают. Бывшая соотечественница осталась в некотором потрясении от особенностей нашего капитализма, умом который не понять, и порадовалась, что вовремя стала бывшей.
Другой случай, еще более поразительный, произошел с Марьей Васильевной Розановой, вдовой Андрея Синявского. Ей преградил путь в кафе на Пушкинской площади охранник, скупо бросив: «Не положено». Не такой человек Марья Васильевна, чтобы не выяснить, почему не положено. Охраннику не удалось отмотаться от ответа, и оказалось – он получил распоряжение не пускать в кафе пожилых. Позже среди знакомых Розановой возникла дискуссия о том, имеет ли право владелец частного предприятия устанавливать свои правила – кого пускать, кого нет. В оправдание владельца звучали гламурные слова: «фейс-контроль», «дресс-код». Но к Марье Васильевне, одетой в дизайнерские туалеты и никак не похожей ни на шахидку, ни тем более на бомжа, все это не подходило. Подходило другое – то, что в душевной простоте объяснил охранник. Немолодая она женщина, о чем, кстати, и сама любит поговорить. А Москва, уважаемая Марья Васильевна, – это вам не Париж, где вас с радостью встречают хоть в «Максиме», хоть в «Дё Маго», хоть где. Капитализм у нас молодой, и его, перефразируя любимого поэта вашего мужа, возводить молодым.
Звучало когда-то по всем каналам: «Молодым везде у нас дорога,/ Старикам везде у нас почет». Так это безнадежно устарело. То есть музыка, конечно, сохранила свою ценность, но слова совершенно не годятся. Разве что дойдут руки у Сергея Михалкова подрихтовать их немного, заменить, например, имена и еще кое-что. Тогда, может, и песню вновь исполнять будут. Неплохая в целом песня. Торжественная.
Да и случай с Марьей Розановой, если взглянуть с другой точки зрения, имеет обнадеживающие черты. Почему охранник не пустил ее в кафе? Потому что не знал в лицо. Он же канал «Культура» не смотрит. То есть поступил, как с обычной пожилой гражданкой. Значит, есть у нас демократия. Ну, конечно, управляемая.
