Катя Метелица
Незапланированные случайности способны оживить любое представление.
Фото Романа Мухаметжанова (НГ-фото)
И клоуны тоже махали на него руками: «Иди, мол, иди, нам тут тебя не надо». Взяли подсадного мужика и отработали с ним этот свой номер – на редкость, кстати сказать, убогий, ни один человек в зале не засмеялся. Юрий Никулин в это время переворачивался, наверное, в гробу. Я даже не знаю, за кого мне было обиднее – за него или за моего ребенка. Федор, конечно, немного утешился, когда я ему купила какие-то особые мыльные пузыри, но ему было очень тяжело не заплакать, и навряд ли он вообще когда-нибудь еще захочет пойти в цирк – по крайней мере в этот.
Между прочим, по той же причине его старший брат когда-то отказался ходить в церковь: он не видел там никакой своей роли. А слова «цирк» и «церковь» изначально идут от одного латинского корня (circus – круг), и тут вообще есть о чем задуматься. Но только мне не хотелось бы развивать эту тему, из меня тот еще проповедник. Я хочу сказать другое: любые зрелища, из которых исключен искренний контакт со зрителями, где нет никаких случайностей – они совершенно мертвы. И, наоборот, маленькие незапланированные случайности способны оживить самое бездарное или безыскусное представление. Например: я пришла в театр на довольно-так-себе антрепризу – и в самом конце спектакля, когда (хороший) актер Андрей Панин произносил (довольно ужасный по тексту) монолог – к нему откуда-то вылетела настоящая живая бабочка-шоколадница. Летала, летала вокруг, он подставил руку, она присела. Я уверена, ни один зритель из тех, кто там был, этого никогда не забудет. А мой друг Федор Торстенсен, которому повезло в этом смысле гораздо больше, чем моему сыну Федору, в детстве тоже пришел в цирк, и там у дрессировщицы обезьянки перестали слушаться и разбежались по всему цирку. Стали хватать зрителей за волосы, дразнить их, полезли в оркестр и все такое. Дрессировщица совершенно ничего не могла сделать, металась по сцене в своем серебряном платье, потом стала топать ногами и рыдать. А зрители были, конечно, в полном восторге. Ради таких вещей люди ходят в цирк, и в театр, и на концерты. Даже в кино: фильм ведь можно и дома посмотреть, а там можно послушать, что говорят люди, над чем они смеются. Получается такое кино-в-кино.
«Посмотри, как люди живут: в центре Парижа, в своем личном особняке. Сказка, просто сказка! И розы кругом, розы. Всю жизнь мечтала так жить: посреди города, но в собственном своем доме. И чтобы садик, эх!.. Садик, огородик┘ Свой лучок, чесночок┘»
«Нет, Сьюзан Сарандон слишком худая. Это нехорошо, в женщине должно быть за что подержаться! А Сьюзан Сарандон приходится выкарабкиваться на актерском мастерстве, не то кому бы она нужна. С такими тоненькими ножками, как у комара. (Пауза; глубокомысленно.) Но все-таки Сьюзан Сарандон лучше нашей Лии Ахеджаковой! (Воодушевляясь.) Лия Ахеджакова напоминает мне литературного критика Инну Роднянскую┘»
(Деловито.) «Я своей тушью красилась или твоей? А она у тебя водостойкая или простая? Через полторы минуты буду плакать, я чувствую┘ Неаккуратно получится, так неаккуратно┘»
«Посмотри, посмотри! Насссь, ты видишь его костюм? Это же позапрошлая коллекция Гуччи!!!!! Помнишь, в GQ? В мужском «Вогуе», помнишь? Той весной! А у них тут написано было: «двадцать лет назад». Типа флэшбек. Но на этих мутантах – на них двухлетняя коллекция!!!! Гуччи, я точно вижу! Ксю, ты думаешь, это нечаянно или продакт плейсмент? Или они думали, мы все лоха, никто не заметит? Или они художника по костюмам расстреляли потом? Или это продакт плейсмент и специально? А вдруг пятнадцать лет назад у Гуччи все то же самое было? Но этого не может быть!!!! Или все-таки такой продакт плейсмент?.. Или по фигу?.. Или расстреляли?.. Или специально?..»
Мне совершенно не понравилась третья часть эпопеи «Люди Икс», но Насссю и Ксю, беспокоившихся насчет Гуччи, я навряд ли забуду. А вот еще художник Осмоловский когда-то устраивал акцию: завел всех в маленький кинозал, рассадил в кресла, погасил свет, начал показывать старую комедию – и вдруг в зрителей полетели настоящие торты с кремом. Конечно, были и пострадавшие, и недовольные, но мне кажется, в таких вот вещах – единственная, извините за выспренность, надежда искусства.
