Спрос на интимные услуги неискореним – значит, будет и предложение.
Фото Reuters
Язык общения, скажем так, английский. Его достаточно, чтобы обозначить нехитрый перечень услуг и цену за час-два. Цена невысока, ниже, чем в аналогичных заведениях в Москве, тем более что возможна торговля. Правда, цена услуг не учитывает стоимость напитков, которыми клиент непременно должен угостить девушку перед тем, как покинуть вместе с ней заведение, – девушки, как правило, имеют свою наемную квартиру.
Проститутки сентиментальны, и не только русские. Ко мне подсела черно-белая девушка из Доминиканской, как выяснилось, Республики. Первым делом она мне показала пару поляроидных фотографий: оказалось, это ее зарезанный в пьяной драке муж-мулат и сын лет семи – весьма квартеронистого вида. Мол, сами понимаете, сэр, занимаюсь этим не от хорошей жизни, так что 100 евро хозяйке и лет’с гоу ту май плейс┘
Вам покажется странным, но русские девицы, которых на этом острове среди ночных бабочек больше всего, держатся отдельно от иноплеменных коллег по веселому ремеслу. Объясняется это прежде другого тем, что они в массе своей – непрофессионалки, и каждая возмутится, если про нее скажут, что она-де, попав за границу, вышла на панель. Кроме того, они не говорят ни на каком языке, кроме русского. А природная русская застенчивость, обостряющаяся на неласковой чужбине, позволяет им лишь принять помощь друга, пусть он и проведет с ней только пару часов. Поэтому цена не фиксирована.
К тому же двойная структура национального сознания позволяет им надеяться, что они занимаются этим временно (нужно же одеться и питаться), на самом же деле они здесь для того, чтобы встретить судьбу, то есть подцепить постоянного содержателя, а может быть, чем черт не шутит, и выйти замуж. Из уст в уста передаются истории, что и так бывало. В баре, по их словам, они просто общаются – и действительно, сидят стайкой за длинным столиком в углу зала, как девушки, подпирающие на танцах стену сельского клуба; что-то обсуждают, к клиентам сами не пристают, демонстративно не смотрят в их сторону, те сами должны совершить обряд знакомства и ухаживания.
Но отчасти эта скромность связана и с тем, что, как правило, русские дамы – нелегалки, многие с просроченными шенгенскими туристическими визами, и в случае, если они окажутся в полиции, которая проводит на них регулярные облавы, занятие проституцией, коли оно будет зафиксировано в протоколе, весьма усложнит их и без того шаткое положение. Проще говоря, их на пару месяцев посадят в тюрьму. А потом депортируют.
Но все это какое-то доморощенное, кустарное, и даже интернациональный контингент центральных баров, работающий, конечно, без лицензий, никак не примешь за изощренных и мастеровитых гетер. Настоящая школа – в старой части города, где действительные дипломированные мастерицы любви снимают вполне пристойные личные апартаменты, украшенные при входе гирляндами красных лампочек. Вот здесь и находятся гнезда профессионального и легального разврата, поставленного как солидный бизнес. Здесь трудятся европейки-северянки, причем преобладают почему-то шведки – быть может, потому, что в Скандинавии к представительницам древнейшей профессии относятся свирепо, особенно феминистки, которые, собственно, и населяют эти холодные страны. Помимо приходящих уборщиц, на каждую работает и телохранитель – чаще всего араб или мулат. Оплата, заметьте, не почасовая, но поминутная, и двадцать минут общества этих див стоят вдвое дороже двух часов малюток из баров, некоторым из последних, впрочем, хорошо под пятьдесят.
Но в целом этот остров – никак не рай для международных искателей сексуальных приключений и вовсе не Амстердам. Тихий город, морские семейные купания, сувенирные лавочки, рыбная еда, одна античная колонна на горе, суровые дворцы крестоносцев, патриархальный, набожный, непьющий народ. Даже кофе в кафе здесь подают некрепкий. И проституция как вид кустарного индивидуального промысла здесь не достигла уровня даже добывания из моря морской губки.
Уличной проституции на острове нет, это вам не Ленинградский проспект. Существует, конечно, система девушек по вызову, но она развита скорее в больших городах. Эмигрантские русские газеты, которых здесь, при легальном русском населении в 60 тысяч человек, до странности много, довольно часто описывают вполне однотипные истории девиц легкого поведения и даже публикуют жалобные интервью с ними. Причем упор делается на то, до чего, мол, довела этих милых существ драконовская политика властей по отношению к российским трудолюбивым мигрантам. То есть журналисты – по преимуществу, женского пола – подобных желтых газетенок справедливо не видят особой разницы между собой и этими падшими ангелами: проблемы здесь у всех одни и те же.