Голубая чашка

За такое хочется убить!
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

«Эта пыль, мистер Холмс, целиком на вашей совести. Вы не позволяете мне навести порядок в вашей комнате!» – «Ваша уборка, миссис Хадсон, – настоящее преступление┘» Одних раздражает, когда ломают хлеб («Надо резать!»), других – когда режут толстыми ломтями («Надо тоненько, чтобы просвечивало!»). Одни любят, чтобы закуски были разложены по тарелочкам, другие считают, что есть прямо из упаковки – нормально: «Даже как-то наряднее». Одни никогда не кладут диски обратно в коробки, другие рассовывают диски по каким попало коробкам, да еще и заявляют: «Это же лучше, чем когда они хрустят под тапочками».

Моя свекровь ненавидит, когда часто открывают холодильник: ей кажется, что это чрезвычайно вредит и холодильнику, и хранящимся в нем продуктам. Моя мама очень недолюбливает, когда пьют компот прямо из кастрюли или лезут рукой в банку с солеными огурцами: «Они скиснут!» – «Ничего, мы их быстро съедим!» Моему папе кажется варварской манера оставлять раскрытые и перевернутые обложкой вверх («заломанные», как он говорит) книги; он их аккуратненько закрывает и аккуратненько ставит на полку.

Хорошо, если в доме есть хотя бы один человек, который машинально все подбирает и раскладывает по местам. Беда только в том, что не всегда можно сообразить, где они – эти так называемые «места»? Куда засунули тот спичечный коробок, на который я аккуратно записала пин-коды кредитных карточек? Где газета (то ли Exile, то ли «Центр-плюс», в крайнем случае «Спорт-экспресс»), на полях которой набросан очень ценный бизнес-план? Где, где?

Часто все объясняется разницей культур, обстоятельств, происхождения. Некоторые лондонские, парижские и токийские семьи до сих пор освежаются по утрам в одной и то же ванне. То есть реально в одной и той же воде; и преступление как раз – выпустить эту воду раньше срока... Бывают преступления по неосторожности или по незнанию, иногда даже – от излишней старательности: кто-то наводит утюгом стрелки на джинсах, кто-то состриг ножницами бахрому с дизайнерского наряда, кто-то вымыл с хлорочкой глиняный китайский заварочный чайник, уничтожил «душу чая», и чайник после этого – только выбросить┘

Бытовые преступления – тема не юридической, а скорее художественной литературы, но иногда они запросто могут попасть под уголовные статьи: «доведение до самоубийства» или «провокация». Алексей Каренин имел неприятную привычку хрустеть пальцами: не это ли, в частности, привело к гибели бедную Анну Аркадьевну?

Я лично сталкивалась со случаями систематического засовывания шкурок от бананов в щель между стеной и диваном; засовывания туда же ношеных носков; прогрызания в куске сыра нор наподобие мышиных┘ Или вот как вам такая манера есть яблоко: резать его на кубики сантиметр на сантиметр, а потом тыкать в каждый кубик вилкой? По-моему, за такое впору убить, и суд присяжных, как говорится, тебя оправдает. А еще я, если честно, плохо выношу, когда колбасу и хлеб режут прямо на столешнице. И круги от чашек меня раздражают безмерно.

Я по натуре – бытовой преступник. Любое свое перемещение по жилому пространству я помечаю: мандариновой кожурой, огрызками яблок, флакончиками косметики, бумажками, на которых записаны важные телефоны, и всякой прочей дрянью. Между прочим, когда я обнаруживаю засохшие огрызки в комнатах своих сыновей, я слегка возмущаюсь. Наверное, подсознательно исхожу из того, что наши дети должны быть лучше нас. Или, во всяком случае, – что им как бы меньше дозволено. Обычная история: двойные стандарты, двойная мораль. Мне можно пожирать салат ложкой из миски, а им: «Ты что, не можешь взять себе тарелку?» Тут явно наблюдается двойной стандарт, да.

Хотя и собственная неряшливость, если сказать правду, у меня вызывает не особо много умиления. Что хорошего-то? На остатки фруктов слетаются мухи-дрозофилы. Очень нужные записи проваливаются сквозь землю, а бумажки с абсолютно неидентифицируемыми телефонами (22-33-33-22 н/а ?!) приводят в ступор. Проблема в том, что я просто ничего не могу с этим поделать. Не могу приучить себя закручивать колпачок на зубной пасте и не оставлять повсюду бесконечные чашки с кофе и чаем в разной степени остывания, иногда уже позавчерашние, подернутые радужной пленочкой. «Твой чай уже льдом покрылся!» – возмущалась, я помню, мама. А муж вот терпит. Хотя сам-то считает, что в доме должно быть как в казарме: а) пусто, б) чисто. Терпит – значит, любит. Что уж тут говорить: на заре нашей страсти я причесала его зубной щеткой ангорского хомяка. И он это хоть и с трудом, но пережил. Тогда-то я и поняла, что наша любовь – навсегда.