Катя Метелица
Искусственная елка иногда становится произведением дизайнерского искусства.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Елка – главный ньюсмейкер среди деревьев. Как декабрь, так скудеющие выпуски новостей норовят оживить с помощью еловых сюжетов. Где самая высокая. (Раньше было всегда понятно где – на Красной площади. Увенчанный пятиконечной звездой идеально симметричный зеленый конус так чудесно рифмовался со Спасской башней, что Кремлевская Елка воспринималась как полновесный и непременный атрибут советской государственности. И не могло быть ни малейших сомнений, что именно символизирует эта звезда на елке – конечно же, солидарность пролетариев пяти континентов!) Дальше: сколько елок вырастили, сколько привезли на продажу, сколько нарядили. В этом году вот в Москве елочных базаров будет в два раза меньше обычного. Будет меньше живых елок – больше продастся искусственных. И огромные ели, которые красуются на площадях и главных улицах, тоже на этот раз искусственные, а не привезенные ритуально из Сибири, как это делали раньше. Хотя не думаю, что это спасет сибирские леса.
Вообще ель – не самое ценное дерево. Еловые леса мрачные, темные. Растут елки быстро и часто, как крапива, и, если за этим не следить, норовят вытеснить другие деревья. Красивыми бывают только елочки, которым повезло вырасти на просторе, остальные выглядят, как ободранные мочалки. Еловые иголки слишком мелкие и твердые, шишки тоже не особо хороши, и смола слишком липкая. Зато необыкновенно звонкое имя. «Ель» – это очень красиво, и «елка» тоже. Я знаю по меньшей мере трех Елен, которые предпочитают, чтобы их называли Елками, Елочками. И еще есть Женя Войцеховская, которая в детстве на вопрос: «Как тебя зовут?» – всегда отвечала: «Леночка Зайчикова», а если возникали сомнения, поправлялась: «Ладно, по правде Катя Елкина».
Дедушкой Елкиным звали первого президента России. В этом было много снисходительности, но и очень много теплоты. Елка, дедушка. Зайчик. Говорю же: у елки малоценная древесина, но необыкновенно богатая мифология. Причем мифология чисто русская. Елки много где растут, но только по-русски они называются елками. А тут в одной первой букве сказано больше, чем во всех плачах по белой березе, вместе взятых. К тому же миф белой березы – это искусственный, поэтический миф, причем сравнительно недавний. Уважали дуб, стройную сосну, плакучую иву, всякие романтические кипарисы. До конца девятнадцатого века о березах никто не думал, их даже официально не считали белыми. У Рылеева стволы берез сумрачно чернеют, а у Мережковского даже «чернеют как уголь». Поклонение Белой Березе идет главным образом от Есенина. А миф Прекрасной Ели – он детский, совсем наивный и популярный, из отрывных календарей. В лесу родилась елочка, в лесу она росла. Плутишка зайчик серенький под елочкой скакал, принесли его домой – оказался он живой; срубили нашу елочку, зеленую подружку, под самый корешок, а она, нарядная, на праздник к нам пришла и много-много радости детишкам принесла┘ Так вот, все-таки: искусственную или живую? Вопрос на самом деле принципиальный, стилеобразующий, почти идеологический.
Аккуратное дерево, украшенное одинаковыми китайскими шарами или бантиками, с претензией на элегантность, – или кривобокая леспромхозовская красавица, убранная несвежими снегурками, облупленными пингвинами и стеклянными фигуристками из бабушкиной коробки. Два мира, две системы. Причем недостатки есть у обоих вариантов.
Искусственная хвоя – ну, с этим понятно. Это все равно что электрический самовар (чтобы не употреблять более жестких сравнений). Химия, суррогат, дурновкусие. Но и с настоящей не все хорошо: мусору, знаете ли, очень много, суеты, иголки повсюду. А главное – неприятно смотреть, как она постепенно сохнет и умирает, бедная жертва веселого праздничка. И на помойку нести неохота, и что делать с ней – непонятно.
Под тяжестью елочной морально-этической дилеммы многие гнутся, но не ломаются. Пытаются мастерить праздничное дерево своими руками – получается нечто хоть и не живое, но как бы одухотворенное. Бабушки у метро продают сосновые ветки, прилаженные к дощечкам на манер куста, – и хвоей пахнет, и не жалко. Я лично в прошлом году наряжала живую араукарию – это было великолепно. Пока я не выставила ее подышать на балкон, где несчастная скончалась от холода; я даже плакала. Но не сдалась: сейчас у меня на подоконниках красуются елочки высотой сантиметров тридцать. В горшках. «Поливайте, обязательно поливайте с удобрением!» – заклинали в цветочном магазине. «Все равно засохнут», – мрачно пророчествовали мои подруги. А мы посмотрим, посмотрим.
