Виктория Шохина
Хрущев запомнился как политик со своей харизмой – с обаянием простого русского мужика, умного, но придуряющегося.
Как ведут себя бульдоги под кремлевскими коврами, Хрущев знал очень хорошо. Он сам участвовал в заговорах, которые кончались его победой: в 1953 году свалил Берию; в 1957-м переиграл Молотова, Маленкова, Кагановича «и примкнувшего к ним Шепилова».
Десятилетие правления Хрущева вошло в историю под названием «оттепель». «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивалось ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться┘ Вроде того, что, как говорят в народе, и хочется, и колется, и мама не велит», – будет вспоминать потом Хрущев.
«Мы наконец вступаем в семью европейских народов, – восторгался писатель Юрий Герман. – И я вступаю в партию!» Насчет «семьи европейских народов» это было, конечно, сильным преувеличением. Разделение власти на исполнительную, законодательную и судебную ветви, система многопартийности, права человека и гражданина и прочие атрибуты западной демократии были принципиально чужды Хрущеву. Он понимал и признавал только одну форму правления – авторитарную. Делиться властью он ни с кем не хотел – и этим, конечно, продолжал линию Сталина┘ «Хрущев мне нравится, – говорил академик Тамм. – Конечно, он не Сталин. Но лучше, если бы он отличался от Сталина еще больше».
Однако в отличие от единовластия Сталина единовластие Хрущева не опиралось на массовые репрессии. И кое-что Хрущеву сделать удалось: он установил партийный контроль над органами госбезопасности, ликвидировал внесудебный порядок рассмотрения дел, упразднил «тройки» и «двойки», восстановил прокурорский надзор┘
Одна из идефикс Хрущева – децентрализация хозяйственно-управленческого аппарата. Для этого он разделил страну на 105 экономических регионов и создал совнархозы. Правда, такая система управления оказалась неэффективной, и от нее пришлось отказаться.
┘При звуке имени «Хрущев» вспоминаются кукуруза и хрущобы, абстракционисты и пидорасы, Карибский кризис и полет Гагарина, ХХ съезд и расстрел в Новочеркасске┘
И бесчисленные анекдоты. У Армянского радио спрашивают: «Какой вклад Никита Сергеевич внес в коммунизм?» – «Вставил мягкий знак после буквы «з». «Что будет, если в Сахаре построят коммунизм?» – «Песок по талонам». Или: «Деревенский дед говорит Хрущеву: «Надо догнать Америку, но не перегонять». – «Почему?» – «А чтобы они нашу голую задницу не видели».
Над Хрущевым смеялись почти открыто, называли его «кукурузником», «болтуном», «Иваном-дураком на троне». Так и кажется, что значительная часть этих прозвищ, частушек и анекдотов сочинялась – или по крайней мере редактировалась – в лабораториях Лубянки. Но это не столь важно. Важно, что над Хрущевым можно было смеяться, не то что над Сталиным. При всем том у него была своя харизма – обаяние простого русского мужика, умного, но придуряющегося.
В его слоганах была энергетика. «Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!»; «Догнать и перегнать Америку!»; «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Звучит!
Его красочные bon mot вошли в наш словарный обиход так же, как максимы Ларошфуко – в обиход французов.
Вот на митинге в Бангалоре Хрущев с энтузиазмом кричит: «Хинди – руси, бхай-бхай» («Индийцы и русские – братья»). Вот обещает Мао Цзэдуну прислать «гроб с телом Сталина прямо в Пекин». На американской выставке в Сокольниках грозит вице-президенту США Никсону: «Мы вам еще покажем кузькину мать!» Переводчик, растерявшись, перевел буквально: «Мы вам еще покажем мать Кузьмы». Доверчивые американцы решили, что речь идет о каком-то новом и очень грозном оружии. В другой раз, находясь в США, в беседе с американскими дипломатами пошутил: «У нас с вами один только спор – по земельному вопросу: кто кого закопает».
┘Очередная схватка бульдогов под кремлевским ковром окончилась поражением Хрущева. Вечером 14 октября 1964 года Пленум ЦК КПСС заслушал доклад «О ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Хрущева». Его участники знали, что накануне Хрущев сказал Микояну, что не будет бороться: «Я уже стар и устал┘ Главное я сделал┘» Брежнев хвастался: «Хрущев развенчал культ Сталина после его смерти, а мы развенчали культ Хрущева при его жизни». Попробовали бы они развенчать культ Сталина при его жизни.
Очень быстро появилась песня на мотив «Куба – любовь моя»: «Куба, отдай наш хлеб, /Куба, возьми свой сахар! /Куба, Хрущева нет! /Куба, пошла ты на ┘» Придумал ли ее сам народ или какой-нибудь «песняр в штатском» – сказать трудно.
С наступающим 1965 годом Никиту Сергеевича поздравил один только Микоян┘
Не стоит делать из Хрущева ангела. Там, наверху, в высших эшелонах власти, ангелы не водятся. Но люди более или менее совестливые появиться все-таки могут.
Говорят, Хрущев не мог простить Сталину, что тот заставлял его на своих Валтасаровых пирах плясать гопак. Ну что такое гопак?! Вот, например, у Калинина и Молотова Сталин жен посадил. И ничего, простили┘ Хрущев, воспитанный в той же сталинской номенклатуре, не раз ошибался, отступал, но снова шел вперед. И сделал больше, чем мог. А если бы взял еще круче, его бы не сняли – его бы сразу закопали.
После смерти о Хрущеве ходили разные легенды. И, что интересно, куда более добрые, чем анекдоты при его жизни. Согласно одной из них, на пенсии Хрущев стал баловаться живописью и подружился с теми, кого громил в Манеже как «пидорасов проклятых», – в частности, с Эрнстом Неизвестным. И оставил завещание, чтобы Неизвестный сделал ему надгробье.
На самом деле Сергей Хрущев после смерти отца обратился к Неизвестному по собственной инициативе.
И вот стоит на Новодевичьем этот памятник: будто отрубленная голова в черно-белой раме.
Кстати, памятник мог бы иметь совсем другой вид. Свои услуги по его созданию предлагал Зураб Церетели. «Он┘ сразу же заявил, что сам возьмется за это дело... – вспоминает Сергей Хрущев. – Он готов немедленно приступить к работе. Я, честно говоря, смутился и промямлил о своих планах относительно Неизвестного. «Отличная идея, – обрадовался Церетели. – Я с удовольствием буду работать вместе с ним». После того, как с каждым из скульпторов провели разъяснительную беседу на Лубянке, кандидатура Церетели отпала сама собой.
А Иван-дурак на троне – вовсе не самый плохой вариант для России.
