Строки ужаса и боли

'Сдача казаков в Лиенце'.
Картина ростовского художника Сергея Королькова, так же, как и Евгения Польская, ушедшего вместе с немцами во время войны

О трагедии, случившейся в австрийском городе Лиенце, где в 1945 году был расположен лагерь "Казачий стан", в России мало кто знает. Тогда западными союзниками было совершено политическое предательство: в руки сталинских палачей на расстрелы и в концлагеря - с детьми, женами и стариками - были выданы многие тысячи ни в чем не повинных людей. В "Казачьем стане" немалую часть составляли эмигранты времен Гражданской войны. Причем те, что не принимали участия в боевых действиях против молодой Советской республики и не стали на сторону гитлеровцев.

Однако документы, составленные НКВД, утверждали, что весь этот лагерь состоял из дезертиров Советской армии и контрреволюционных белоэмигрантских казачьих частей, перешедших на службу к немцам. Жертвами предательства союзников стали 37 генералов, 2605 офицеров и свыше 30 тыс. казаков. Среди них была и жена редактора газеты "Казачья лава" Евгения Польская.

С Евгенией Борисовной мы встретились в Пятигорске незадолго до ее смерти. Она рассказывала о том, как после 80 лет жизни стала первой, кто осмелился поведать о тех трагических днях июня 1945 г. Книга Евгении Польской "Это мы, Господи, пред тобою┘" была издана тиражом всего в тысячу экземпляров 7 лет назад. Более 30 лет она писала эти воспоминания для себя, не предполагая, что их увидят читатели.

Судьба послала писательнице "сюжетную" жизнь, завязка которой началась в августе 1942 г., когда в южный городок, где она оказалась волей случая, вошли немецкие танки. По словам Евгении Борисовны, казачество Дона, Терека и Кубани было особенно враждебно советскому строю, сломавшему и поругавшему его вековые устои. Зная о настроениях северокавказского населения, включая горцев, немцы пришли сюда "миротворцами". "Поэтому с Северного Кавказа с отступившими немцами ушло и немало советских граждан, в том числе и представителей казачества, - рассказывала писательница. - Уходили и те, кто сотрудничал с оккупантами, и те, кто понимал, что само их пребывание на оккупированной земле уже грозит Сибирью". В числе последних оказались и Евгения Польская с мужем. Она вспоминала, как тысячи бричек передвигались по степям - Украина, Болгария, Румыния, Югославия и, наконец, Италия. Это было великое и, пожалуй, последнее в истории казачества "отступление". Уходили не из своей страны, а от ее правительства, основным методом правления которого были репрессии.

"Казачий стан" на севере Италии собрал к концу войны, кроме казаков, огромное количество русской интеллигенции - и советской, и староэмигрантской. Евгения Борисовна не скрывала, что казаки занимали итальянские селения вокруг североитальянских альпийских городов. "Присвоив" их, перестраивали на свой лад. Устраивали в "Кубанской станице" базары, на которых можно было купить и картошку, и сало. Вся эта "опереточная жизнь", по воспоминаниям Польской, воспринималась как образец будущей жизни - либо на родине, либо в крайнем случае где-нибудь за границей.

В 20-х числах апреля 1945 г., когда английский генерал Александер стал занимать Италию с юга, итальянские партизаны начали "выдавливать" немцев и казачьих "оккупантов". Многотысячная масса людей огромным потоком через Альпы потекла в сторону Австрии, на территорию, как потом выяснилось, уже занятую англичанами. "Мы отправились со всеми казаками, - пишет автор в своей книге. - Путь этот был ужасен. Брички были не у всех, женщины рожали среди снегов альпийского перевала, умирали старики. Особенно страшной казалась ночь: брички наезжали друг на друга, среди пешеходов кто-то рыдал, падая под ноги коней. Слышался хруст костей в колесе".

Казаков разоружили англичане в Лиенце. Штабных и эмигрантов разместили в опустевшем лагере, обладатели бричек укрылись в лесу на другом берегу Дравы. Вокруг Лиенце вместе с казачьими частями и горцами также собрались десятки тысяч бывших советских граждан. Здесь их и застала весть о насильственной, по условиям Ялтинского соглашения, репатриации как "лиц, сотрудничавших с фашистами". Вечером 27 мая объявили, что утром офицеры в полном составе должны отправиться на некую конференцию, на которой якобы будет решена их участь. Но все понимали: это английский концлагерь для военнопленных. Евгении Борисовне не раз предоставлялась возможность спастись, но она дала себе слово разделить судьбу мужа и тех, с кем его увезли, для кого в последнее время они работали, выпуская газету "Казачья лава".

"Мы решили сопротивляться репатриации, - вспоминала Евгения Борисовна. - Я говорила казакам, что сопротивление - это не просто шанс на спасение, но и последняя наша политическая акция неприятия большевизма пред лицом недальновидной Европы. Я говорила, что лживы заверения англичан о нашем якобы прощении, что нас в СССР ждет самая жестокая расправа". Впрочем, программа сопротивления была донельзя наивна. Во время процедуры выдачи всем без исключения казакам-солдатам, женщинам с детьми, старикам следовало сгруппироваться вокруг священников, творящих молебен о спасении, и противостоять англичанам. Была вера, что молящихся не посмеют взять насилием. Казалось, в свободном мире религию уважают. И на рассвете, с началом молебна, многотысячная толпа опустилась на колени. Но это не спасло людей. От шоссе послышался шум моторов, танки все туже и туже сжимали толпу. Солдаты бродили по краю толпы, как волки. По словам Польской, страшное зрелище представляла и река, которая буквально кипела от всплесков, криков, рук в крутящихся пенных водоворотах, быстрым течением уносимых вниз. Казаки не хотели сдаваться. На глазах Польской бросился с моста целый комок сплетшихся тел - семья, опутав вожжами себя и детей, кинулась в воду. А за рекой стволы деревьев были точно двойные - это были повесившиеся на вожжах люди. Английский майор, руководивший акцией, чуть не плача, кричал, что "обязан всех до единого отдать, даже трупы и по счету".

Ночью, когда Польская находилась в опустевшем бараке, к ней заглянул солдат в хаки. Он признался, что, служа в авиации, много раз бомбил города, но увиденное накануне ужаснуло его больше всего.

"Ничто не насытило бы так моей биографии и моего гражданского сознания, как этот день, - сказала на прощание Евгения Борисовна. - Несовершенства моего "романа из собственной жизни" исправить, уточнив иные утверждения с позиций сегодняшнего дня, я уже не в состоянии. Может быть, кто-то из вас допишет, назвав всех причастных к трагедии извергов?"

Пятигорск