Троцкий как жертва Маркса

Лев Троцкий и Наталья Седова.

21 августа минуло 60 лет со дня кончины Льва Троцкого. Смерть его была ужасна. Ударом ледоруба убийца (агент НКВД Рамон Меркадер) пробил правую теменную кость черепа, ее осколки вонзились в мозг, сам мозг был частично разрушен. Троцкому сделали трепанацию черепа, он боролся со смертью свыше 22 часов и успел за это время не только попрощаться с женой, но и передать соратникам свой последний политический лозунг: "Я убежден в победе IV Интернационала, вперед!" Троцкий не был бы самим собой, если бы в последние часы своей жизни вел себя как-то иначе. Фанатичная убежденность в правоте своих политических взглядов и такая же фанатичная вера в победу коммунизма во всем мире не покидала его никогда. Это видно и из его завещания, написанного в конце февраля - начале марта 1940 года, где нежные слова по отношению к жене и распоряжения по наследству занимают подчиненное место по отношению к идеологическому кредо Троцкого. "Я умру пролетарским революционером, - писал он, - марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом... Я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее..."

Роль пророка коммунизма, знающего наперед все не только в политике, но и буквально во всех областях жизни человечества - от проблем науки, литературы и искусства до вопросов семьи, брака и гигиены, Троцкий вдохновенно играл всю свою жизнь. Некоторые современники и историки видели и видят в этом амплуа Троцкого элементы актерства, самолюбования, огромного личного честолюбия. Анатолий Луначарский еще в 1919 году писал, что Троцкий "чрезвычайно дорожит своей исторической ролью и готов был бы, вероятно, принести какие угодно жертвы, конечно, не исключая вовсе и самой тяжелой из них - жертвы своей жизнью для того, чтобы остаться в памяти человечества в ореоле трагического революционного вождя". Это проницательное наблюдение подтверждает вся жизнь Троцкого. Полная лишений и опасностей революционная деятельность, активнейшее участие в Октябрьской революции и Гражданской войне, борьба со Сталиным, скитания в эмиграции, основание IV Интернационала, бурный роман с красавицей Фридой Кало (женой знаменитого мексиканского художника Диего Ривера), чуть не закончившийся разрывом с женой, смерть всех четверых детей (причем двое сыновей были ликвидированы НКВД - Сергей в СССР, а Лев - в эмиграции; дочь Зинаида покончила с собой в Германии, будучи на грани психической болезни) и, наконец, собственная трагическая гибель - эти вехи жизни Троцкого достойны драматической пьесы. В своей автобиографии "Моя жизнь" Троцкий писал: "Я не знаю личной трагедии" и восхищался словами французского социалиста ХIХ века Прудона "судьба - я смеюсь над ней". Это был показной оптимизм. На самом деле Троцкий вовсе не смеялся над своей горькой участью изгнанника. "Мы долго сидели с папой в темном купе и плакали", - писала жена Троцкого Наталья Седова сыну Льву в декабре 1932 года, когда их почти насильно депортировали из Франции. К началу 1940 года Троцкий был так измучен прогрессирующим склерозом сосудов, что всерьез подумывал о самоубийстве, о чем писал в своем завещании: "Если склероз сосудов примет затяжной характер и мне будет грозить длительная инвалидность <...>, то я сохраняю за собой право самому определить срок своей смерти". И хотя Троцкий считал возможное самоубийство "ни в каком случае выражением отчаяния или безнадежности", ясно, что, случись ему действительно самому уйти из жизни, мало кто даже в ближайшем его окружении поверил бы в искренность этих строк. Лучший биограф Троцкого Исаак Дойчер отмечает, что в последние месяцы своей жизни Троцкий "действительно вел себя как человек, ожидавший фатального дня в камере смертников". После первого покушения на его жизнь в мае 1940 года (также подготовленного НКВД и осуществленного группой боевиков во главе со знаменитым мексиканским художником Альфаро Сикейросом) Троцкий как-то сказал жене: "Да, Наташа, нам дали отсрочку исполнения приговора".

Сталин уничтожил Троцкого политически и физически, однако идеологическое фиаско Лев Давидович потерпел благодаря не своему самому злейшему врагу, а Марксу. Слепое следование марксизму, неумение пользоваться им "сообразно моменту" (т.е. отбрасывать в сторону, когда этого требуют конкретные политические и экономические обстоятельства) сослужили Троцкому недобрую службу. Он стал жертвой своего фанатизма, марксистский идол неуклонно тащил в могилу все его политические конструкции, чего Троцкий никогда не осознавал. Рискну подвергнуться критике историков за эти утверждения, но еще раз сошлюсь на мнение Луначарского, который писал о том, что "Троцкий несравненно более ортодоксален, чем Ленин, хотя многим это покажется странным; политический путь Троцкого как будто несколько извилист, он не был ни меньшевиком, ни большевиком, искал средние пути, потом влил свой ручей в большевистскую реку, а между тем на самом деле Троцкий всегда руководился (так в тексте. - С.К.), можно сказать, буквою революционного марксизма. Ленин чувствует себя творцом и хозяином в области политической мысли и очень часто давал совершенно новые лозунги, которые нас всех ошарашивали, которые казались нам дикостью и которые давали богатейшие результаты. Троцкий такой смелостью мысли не отличается: он берет революционный марксизм, делает из него все выводы, применительные к данной ситуации..."

Можно не соглашаться с этим суждением Луначарского, но если вспомнить о том, что писал Троцкий о Сталине и созданном им государстве, и сопоставить это с буквой марксизма, то становится ясно, что Троцкий был последним искренним марксистским теоретиком в Советской России. Он стал жертвой марксизма, поскольку в отличие от Ленина не понял, что "марксизм - это не догма, а руководство к действию". Эта казуистическая формула позволяла вождю большевизма совершать немыслимые идеологические кульбиты ради достижения конкретных экономических и политических целей. Ленин был слишком живым и умным политиком, чтобы раз и навсегда связывать себя идеологическими догматами. Весной 1918 года, когда Ленин понял, что "кухарка" государством управлять все же не может, он призвал своих соратников учиться управлять хозяйством у немецких капиталистов, в годы нэпа он вообще призвал "учиться торговать", что у ортодоксальных марксистов уж совсем не укладывалось в голове. Кстати, введение нэпа привело к волне самоубийств в среде самых фанатичных коммунистов, многие из них спились и отошли от дел. Эти факты приводит в своих воспоминаниях о нэпе и работе в ВСНХ меньшевик

Н.Валентинов (Вольский). Сталин от марксизма оставил одни рожки да ножки, заменив его "Кратким курсом истории ВКП(б)" и трудами своей скромной персоны и даже позволил себе напечатать статью с критическими высказываниями против статьи Энгельса "О внешней политике русского царизма" в журнале "Большевик" в 1941 году. О Никите Сергеевиче и Леониде Ильиче и говорить нечего.

Не хочется загружать читателей вопросами марксистской теории, но тема статьи к тому обязывает. Постараемся сделать это как можно доходчивее. Троцкий был действительно стопроцентным марксистским догматиком, уникальным в своем роде человеком (много ли вы, уважаемый читатель, в советское время встречали людей, прочитавших Маркса от корки до корки?), он свято верил в то, что Россия должна развиваться строго по Марксу и нес эту веру миллионам людей. На каком-то этапе эта слепая, неистовая вера пришла в противоречие с тем, что реально происходило в Советском Союзе. Историки, в частности, Дмитрий Волкогонов, утверждающие, что на самом деле Сталин в 30-е годы осуществил все те установки казарменного социализма, которые отстаивал и Троцкий, не замечают диаметральных различий идеологии сталинского "большого скачка" и теоретических построений Троцкого. Тот факт, что Троцкий одобрил коллективизацию по-сталински (как и советско-финскую войну), не означает совпадения конечных целей социализма в одной стране, который строил Сталин, с намерением Троцкого как можно скорее распространить этот социализм по всему миру. И это расхождение вовсе не тактическое.

В борьбе Троцкого со Сталиным столкнулись не только два претендента на главенствующую роль в партии и в стране и стоящие за ними аппаратные кланы, но прежде всего два абсолютно различных взгляда на роль русской революции в судьбе России. Это не раз отмечали их современники. Так, советский дипломат-невозвращенец Сергей Дмитриевский в своей книге "Сталин" писал, что если Троцкий был по своей сути "западным империалистом наизнанку", мечтавшим "взамен культурного западного капитализма иметь культурный западный социализм", то Сталин строил "русско-азиатский социализм" с целью добиться "национальной независимости России".Троцкий всегда видел в России лишь безликое пространство, пригодное для того, чтобы стать базой, стартовой площадкой европейской, а затем и всемирной революции. "Мы нация бедная, - сетовал он еще в 1912 году, - тысячи лет жили в бревенчатом здании, где щели мхом законопачены, ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках". Еще в годы Первой мировой войны, выдвинув лозунг "Соединенные Штаты Европы - без монархий, постоянных армий и тайной дипломатии", Троцкий отвел России роль бедного родственника, годного лишь для того, чтобы пожертвовать собой во имя "культурной" Европы. В данном случае Троцкий выступал как самый последовательный марксист. Энгельс на закате жизни считал, что "русская революция даст новый толчок рабочему движению Запада, создаст для него новые лучшие условия борьбы и тем ускорит победу современного промышленного пролетариата, победу, без которой сегодняшняя Россия ни на основе общины, ни на основе капитализма не может достичь социалистического переустройства общества".

В сталинской теории о возможности построения социализма в одной стране Троцкий учуял смертельную опасность своим грезам о Соединенных Штатах Европы. Сама мысль надолго, если не навсегда, ограничить свою бурную деятельность одной страной, да еще такой отсталой и варварской, как Россия, приводила его в бешенство. Какими только эпитетами он не награждал Сталина - "могильщик революции", "интендант Гитлера", "Каин", "Сверх-Борджиа в Кремле". В стремлении Сталина "строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы", Троцкий усматривал только "национальную ограниченность" и забвение "мировых хозяйственных зависимостей". Троцкий не мог простить Сталину его "национал-большевизм", его "непочтение" к Европе, выразившееся еще в августе 1917 года на VI съезде партии большевиков, когда в полемике с верным сторонником Троцкого Евгением Преображенским, который как истинный марксист считал, что строительство социализма в России возможно только при победе пролетарской революции на Западе, будущий его убийца раздраженно бросил: "Надо откинуть отжившее представление, что только Европа может указать нам путь".

Троцкий в отличие от Сталина презрительно относился к традиционной русской культуре. В этом он тоже был стопроцентным марксистом. Маркс и Энгельс не питали теплых чувств не только к русским (за исключением нескольких революционеров), но и вообще к славянам. Не будем долго рассуждать на эту тему. Достаточно прочитать статью Энгельса "Демократический панславизм" или биографию Маркса, написанную германским социал-демократом Францем Мерингом, в которой приводятся факты сотрудничества Маркса в годы Крымской войны с далеко не социалистической британской прессой, в которой он раздувал шовинистический угар по отношению к России. В высказываниях Троцкого типа "английская культура выше русской" или о том, что вся русская "дворянская" культура представляла собой "лишь поверхностное подражание более высоким западным образцам" и "не внесла ничего существенного в сокровищницу человечества", куда больше марксистского, чем в литературных вкусах Сталина, хорошо знавшего и ценившего русскую классику (во второй половине 30-х годов Пушкин будет чествоваться как "великий русский поэт", его книги и книги других русских писателей будут издаваться миллионными тиражами).

Марксистские идеи так прочно завладели Троцким, что он фактически полностью лишился способности трезвого политического анализа событий в СССР и в мире. Он осуждал Сталина за вступление СССР в 1934 году в Лигу Наций, хотя этот шаг был не только принципиально важен для тех европейских стран (Франции, например), которые искали в Советском Союзе геополитического союзника против Гитлера, но и освободил нашу страну от всех ее царских долгов Западу (о чем не всегда пишут в учебниках). Троцкий пророчил неизбежное поражение СССР в случае войны с гитлеровской Германией, осуждал разрешение в середине 30-х годов крестьянину держать приусадебный участок, запрещение абортов в 1936 году он квалифицировал как "семейный термидор". Можно привести и много других несбывшихся пророчеств Троцкого относительно перспектив социализма в СССР и судеб мирового революционного движения, но и сказанного достаточного, чтобы понять, насколько нереальны, иллюзорны были эти пророчества.

Троцкий не дожил и не мог дожить до победы мировой революции. Реальная действительность ХХ века похоронила все мечты Маркса о всемирном господстве пролетариев. Трагедия Троцкого была в том, что он не мог понять, что мир может развиваться по каким-то другим, немарксистским законам. Это непонимание стало причиной его идейного краха. Современный троцкизм идеологически анахроничен, политически маргинален и обречен на участь своего вождя - исчезнуть с политического горизонта.