Грузите золото бочками

	Панагиар мастера Ивана. 1435 г.

CРЕДИ редчайших коллекций Новгородского Государственного историко-архитектурного музея-заповедника есть совершенно уникальные, подобных которым нет нигде в мире. Это и знаменитые новгородские иконы ХI-ХVII веков, и картинная галерея, и новгородское золото и серебро. Вот хотя бы собрание софийских кратиров ХII столетия - массивных позолоченных сосудов для причастного вина. Или коллекция софийских сионов ХII века - из лучших произведений русского прикладного искусства домонгольского периода. Или - панагиар, выполненный в 1435 году новгородским мастером Иваном, драгоценные панагии, посохи, украшенные драгоценными камнями, серебряные с позолотой потиры, дискосы, дарохранительницы, лампады. Отдельный раздел составляют Евангелия в серебряных с позолотой, резных, литых, узорчатых, сканных окладах, с драгоценными камнями и жемчугом.

Владимир Богусевич на фронте. 1944 г.

Эти коллекции всемирно знамениты. О них написаны научные труды, исследования, книги, справочники, каталоги. Но мало кто знает, что новгородское золото и серебро, нумизматическая коллекция однажды отправились в далекое длительное и опасное путешествие в... бочках из под рыбы?! И произошло это чрезвычайное, неповторимое и достопамятное событие в июле 1941 года. Но по порядку.

Вначале была архивная находка - приказ наркома просвещения РСФСР В.Потемкина, датированный 4 февраля 1942 года, в котором говорилось: "За образцовую работу по эвакуации музейных ценностей объявить благодарность сотрудникам новгородского музея - В.А. Богусевичу, заместителю директора, Б.К. Мантейфелю, ученому секретарю, Т.М. Константиновой, заведующей историческим отделом, Н.Г. Порфиридову, заведующему картинной галереей, Л.А. Коноваловой, заведующей отделом архитектурных памятников, П.А. Крыжановской, научному сотруднику. Записать их имена в Книгу Почета Наркомпроса РСФСР".

	Борис Мантейфель.

Потом в Новгороде я долго беседовал с Тамарой Матвеевной Константиновой, которая была директором музея в 1944-1960 годах, нашел киевский адрес Леонилы Михайловны Глащинской, вдовы Владимира Андреевича Богусевича, встретился с Антониной Михайловной Мантейфель, женой покойного Бориса Константиновича Мантейфеля, в Ленинграде разыскал вдову Николая Григорьевича Порфиридова - Марию Гавриловну, которая познакомила меня с воспоминаниями мужа. Нашел и некоторых других участников спасения новгородских сокровищ, не названных в приказе наркома просвещения. В том числе Александра Николаевича Семенова, бывшего в то время заместителем директора по хозяйственной части. Из их рассказов, из архивных документов мне удалось узнать следующее.

Война. В первые дни музей продолжал работать, как обычно. Только покрыли бязевым чехлом позолоченный купол Софийского собора, чтобы он "не наводил" на город фашистские самолеты, да обложили мешками с песком памятник "Тысячелетие России". Лишь 30 июня поступило распоряжение о немедленной эвакуации музея. Руководил работами только что назначенный директором Владимир Богусевич.

Прежде всего нужно было уложить около двух тысяч золотых серебряных изделий, ювелирные предметы из ризниц Софийского собора, Юрьевского и Антониева монастырей, которые составляли "золотой фонд" страны. Затем - остальные двенадцать тысяч экспонатов, небольшая, к сожалению, но лучшая часть музейных коллекций. Просматриваю их описи, которые я отыскал в архиве.

"Ящик # 18. Серебряный потир 1789 года - 870 грамм. Серебряное блюдо - 3,975 грамм. Серебряный дискос - 395 грамм...

Ящик # 19. Потир - 1,172 грамм, потир 1806 года - 1,226 грамм, потир 1757 года - 701 грамм, дарохранительница 1760 года - 2,078 грамм, лампада - 8,806 грамм".

130 предметов из золота и серебра. В частности, стакан, связанный преданием с именем Петра I, - изготовленный известным шведским мастером Рудольфом Витткомфом, он был подарен русскому царю Карлом ХII... Ценные предметы церковной утвари - оклады, складни, кресты, сосуды - уложены были в... бочке # 1.

Бочка?! Вначале подумал, что ошибочно прочитал слово. Пригляделся: нет, действительно написано "Бочка # 1". А вот в описях указаны и "Бочка # 2", "Бочка # 3", "Бочка # 4". Словом, к ним, к этим бочкам, которые, можно сказать, спасли музей, мы еще вернемся...

Наиболее значительные золотые предметы оставляли в сейфах, где они хранились. Так и грузили на машины. Но самыми неподъемными оказались ящики с Евангелиями. В каждом ящике умещалось по 15-25 этих массивных книг

- Тяжело было их таскать! - вспоминает Тамара Матвеевна. - Втаскивать сейфы, ящики на грузовики, а затем переносить в вагоны! Ведь все легло в основном на наши женские плечи. И все надо было делать бегом! Подумаешь сейчас - жуть берет...

Два вагона, отданные музею, сопровождал сам Богусевич. 5 июля он выехал в Киров, где было организовано хранилище новгородских экспонатов. Через полторы недели возвратился назад. Работа по подготовке остальных экспонатов к эвакуации уже шла полным ходом. Но проходила она в весьма осложнившейся обстановке - под непрерывными бомбежками фашистских самолетов. Взрывной волной вышибало окна, на людей летели осколки стекла, обломки кирпича, обваливалась штукатурка.

Сложным делом оказался отбор икон. Какие из нескольких десятков тысяч произведений нужно вывезти? Эвакуировать все было невозможно - музею дали еще три вагона к двум уже отправленным, вместо... двадцати, да и времени уже не было. Решили взять те, которые, как говорилось в справочниках, "занимают выдающееся место в истории не только древнерусской, но и всей средневековой живописи": "Богоматерь Знамение" середины XII века, "Никола" Алексы Петрова 1294 года, "Борис и Глеб на конях" XIV века, "Чудо от иконы "Знамение" - битва новгородцев с суздальцами, "Молящиеся новгородцы" 1467 года, двухсторонние иконки XV века... Отобрали 800 досок. Большинство их за свою долгую жизнь никогда не покидали Новгород.

Ящики изготовлял столяр музея Тичкин, самый незаменимый в тех обстоятельствах человек. Помогал ему вахтер Павел Терентьев. Он же закапывал на территории кремля в потаенных местах стекло, фарфор, старинное оружие, другие предметы┘ Павел Васильевич не вернулся из эвакуации. Говорят, он умер где-то на Урале. Еще говорят, что он унес с собой тайну местоположения тайников.

Удалось вывезти всю живописную коллекцию - более 220 работ. Новгородское собрание одно из самых основательных среди областных музеев страны по блистательному созвездию имен, по качеству работ, по разнообразию школ и направлений.

...Предписания "сверху" сыпались на вернувшегося из Кирова Богусевича обильно, одно жестче другого, иной раз - прямо противоположные друг другу. Положение на фронте резко ухудшилось, фашист вовсю пер на Новгород, поэтому к чертям летели все эвакуационные графики. Владимиру Андреевичу приходилось очень туго. Надо отдать должное его сотрудникам: нервозность и бестолковая суета прошли, люди становились организованнее, относились к трудностям с пониманием, а к делу своему с предельной ответственностью.

А здесь еще приключилось непредвиденное событие, которое поставило под серьезную угрозу вывоз оставшихся экспонатов. Кончились ящики. Положение становилось катастрофическим.

Кинулись на мебельную фабрику, но там, похоже, еще жили представлениями мирного времени - потребовали оплатить доски наличными. А какие у музея деньги! Вот и отказали ему. Кстати, перед оставлением города доски и весь пиломатериал на фабрике пришлось уничтожить!

На очередном утреннем совещании в горисполкоме Мантейфель с возмущением рассказал об инциденте. И вдруг получил неожиданное предложение от присутствующего заведующего складом рыбного хозяйства:

- А бочки вас не устроят? Берите бесплатно и в любом количестве. Правда, они того... припахивают рыбой...

Выбирать не приходилось. Гвозди и проволоку где-то раздобыл Семенов. Он же снарядил лодочную экспедицию за стружками на лесопильный завод. Словом, бочки быстро и прочно вошли в музейный обиход. В них-то и уложили некоторые золотые предметы, нумизматическую коллекцию, иконки, церковные предметы, книги, ткани, даже хрусталь и старинное оружие. Так и в описях пометили "бочка # 1", "бочка # 2", "бочка # 3", "бочка # 15", чем вначале и обескуражили меня.

2 августа уходит из города несколько вагонов с третьей партией экспонатов. С ними уезжают и большинство сотрудников. Порфиридов с женой, Мантейфель с семьей, Константинова, Коновалова. Начальником эшелона назначается Мантейфель. В музее остались Богусевич, Глащинская, Семенов и еще человек пять-семь сотрудников.

Погрузка закончилась только к рассвету. Утром раздали мужчинам винтовки: "возможно, они понадобятся...". Доставили продовольствие в дорогу - две корзины с хлебом и конфетами. Запаслись водой. Из вагонов приказали не выходить, потому что состав может отойти в любую минуту. Некоторые не успели забежать домой, взять необходимые вещи.

На станции Волхов, перед узким горлышком моста через реку, состав попал в необозримую, на несколько километров протянувшуюся и забившую все пути плотную массу вагонов, из которой вырваться, казалось, было немыслимо. Дорога на восток была накрепко закрыта. Могло лишь помочь чудо.

И чудо свершилось... Ночью Порфиридов проснулся от знакомого лязга буферов и перестука колес. 15 августа прибыли в Киров. И надо же было произойти такому трагическому совпадению. Когда вышли на перрон, то услышали из станционного репродуктора голос Левитана:

- Нашими войсками оставлен город Новгород...

А как там наши? Спаслись ли они? Успели ли отправить остальные экспонаты?.. А оставшиеся в Новгороде сотрудники музея последнюю ночь, с 13 на 14 августа, провели в Софийском соборе. Посчитали, что здесь самое безопасное место. Но никто не спал. Было тревожно и жутко. Стонали раненые бойцы, лежавшие здесь. Близкие взрывы сотрясали стены собора. Пахло дымом и гарью. Отсветы пожаров пробивались через проемы окон, освещали грязные, усталые и сумрачные лица людей, скорбные лики святых на иконах. И вновь Владимир Андреевич виновато подумал о том, что вот не успели их увезти, не успели! Не хватило буквально двух дней и одного вагона, да нет, даже полвагона было бы достаточно. Что с ними станет?..

Утром Семенов раздал последнюю зарплату, которую накануне выпросил у кассира Госбанка, торопившегося уехать из города. Затем все двинулись к мосту: Богусевич, Глащинская, Семенов с матерью и сестрой, женщины, старики, дети.

Когда подошли к нему, то увидели, что мост ночью был сильно поврежден бомбежкой. Машины и повозки не могли проехать по нему, лишь перебегали узкой цепочкой солдаты отступающих частей, беженцы. Вокруг рвались снаряды, горели и рушились дома, от дыма было трудно дышать. Над головой беженцев с диким ревом пролетали самолеты. После каждого налета на обочинах дороги оставались трупы людей, брошенные чемоданы, узлы, тележки...

- Страшная, ни с чем не сравнимая картина, - вспоминает Леонила Михайловна Глащинская. - До сих пор слышатся мне скрип телег, мычание коров, плач детей, душераздирающие крики людей, потерявших близких, стоны умирающих, а в глазах - горящие деревни...

Наконец дошли до села, не тронутого войной. Зашли в первый дом. Встретили гостеприимно, накормили, дали помыть израненные ноги, намазали их сметаной, уложили отдохнуть. Затем снова в путь, но уже не было воя самолетов, не было убитых на дороге. На пароходе добрались до Старой Ладоги. Затем разъехались кто куда...

Богусевич, Мантейфель, Семенов ушли на фронт. Воевали. Имеют воинские награды. Были ранены. Семенов - трижды. У каждого сложилась и своя послевоенная судьба.

Вряд ли Лидия Коновалова, когда писала эти строки, предполагала, что почти через несколько десятков лет кто-то будет искать "концы той самой нити" и что одним из его "героев" явится именно она. Лидия Коновалова.

Она и ее товарищи.