Почему Черчилль ненавидел де Голля

РУКОПИСИ, как известно, не горят. Тем более уникальные документы за подписью выдающихся личностей, да к тому же с грифом "совершенно секретно". К данной категории относятся архивные материалы британского премьер-министра Уинстона Черчилля, ставшие недавно доступными для исследователей. Дотошные историки и литераторы найдут там много интересного. Но прежде всего привлекают внимание тексты, раскрывающие подлинное отношение Уинстона Черчилля к Шарлю де Голлю, - отношение, не имеющее ничего общего с протокольным, показным глянцем. Оказывается, британский премьер терпеть не мог генерала, всячески поносил его и стремился отстранить. По английским законам эту архивную папку должны были предать гласности еще в 1994 г. Однако пожелтевшие от времени листы сочли тогда взрывоопасными: они могли серьезно омрачить союзникам по антигитлеровской коалиции широко отмечавшееся в тот год 50-летие высадки на берега Нормандии.

Речь идет о переписке Черчилля с американским президентом Франклином Рузвельтом и со своими ближайшими сотрудниками в правительственном кабинете. Выясняется, что Рузвельт был категорически против того, чтобы де Голль возглавлял патриотическое движение "Сражающаяся Франция", и безуспешно, но настойчиво делал ставку сначала на адмирала Дарлана, а затем на генерала Жиро. Окружение президента знало об этом, и соответствующие службы доставляли ему исключительно негативные донесения о де Голле, которыми он, в свою очередь, щедро делился с Черчиллем. Британского премьера не нужно было особо пропагандировать в этом направлении - он рассуждал в унисон с хозяином Белого дома и всячески подыгрывал ему в неприязни к "высокомерному французу". Какими только уничижительными эпитетами он его ни награждал: "скрытый фашист", "чудовище из Ворсестера" (местечко в предместье Лондона, где находился де Голль), "вздорная личность, возомнившая себя спасителем Франции". Свое отвращение к де Голлю "британский лев" объяснял тем, что "невыносимая грубость и нахальство в поведении этого человека дополняются активной англофобией".

Такую аттестацию полностью разделял и Рузвельт. И когда Черчилль прибыл к нему в Вашингтон в мае 1943 г., чтобы обсудить план высадки союзных войск, оба руководителя сошлись на том, что с де Голлем следует расстаться. В итоге 21 мая Черчилль направил из столицы США в Лондон своему заместителю Клементу Эттли и министру иностранных дел Антони Идену шифротелеграмму: "Я прошу моих коллег немедленно ответить по поводу того, сможем ли мы, не откладывая этот вопрос, устранить де Голля как политическую силу... Лично я готов отстаивать эту позицию в парламенте и могу доказать всем, что французское движение Сопротивления, вокруг которого создана легенда о де Голле, и он сам - человек тщеславный и зловредный - не имеют ничего общего... Он ненавидит Англию и повсюду сеет за собой эту ненависть... Поэтому, исходя из наших жизненных интересов, которые заключаются в сохранении добрых отношений с Соединенными Штатами, мне представляется недопустимым позволять впредь этому склонному и враждебному к нам человеку продолжать творить зло". Далее Черчилль предлагал конкретные меры: прекратить предоставлять де Голлю всякую помощь, отрезать его от снабжения всем необходимым...

Не успокоившись на этом, Черчилль вскоре отправил в Лондон вторую секретную депешу, где изложил мотивы своей антипатии к генералу, основанные на информации американских спецслужб: диктаторские замашки, скрытые фашистские тенденции в поступках и замыслах, стремление за спиной союзников сговориться с Москвой и сепаратным образом "уладить дела с Германией". По мнению автора этих телеграмм, де Голль особенно благоволил к Советскому Союзу, и Сталин уже дважды предлагал ему перенести резиденцию из Лондона в Москву. Все эти доводы, которыми снабдили Черчилля его американские друзья, должны были привести к разрыву с де Голлем, к отстранению его от руководства движением Сопротивления и французской армией, оказавшейся за пределами оккупированной немцами родины. Однако этому не суждено было произойти. Эттли и Иден, нарушив служебную субординацию, отказались выполнять волю премьера. "Вполне вероятно, - ответили они, - что де Голль как человек на самом деле весьма далек от той идеализированной мифической фигуры, которую видят перед собой французы. Однако надо отдавать себе отчет в том, что любые пропагандистские усилия с нашей стороны против де Голля не убедят французов, что их идол - на глиняных ногах. Более того, мы рискуем допустить совершенно неоправданное с любой точки зрения вмешательство в сугубо внутренние дела французов, и нас просто-напросто обвинят в стремлении превратить Францию в англо-американский протекторат".

Одним словом, два будущих премьер-министра Великобритании ослушались своего всемогущего и авторитетного начальника и сумели в конце концов убедить его, что было бы неразумно в самый разгар войны вносить раскол в ряды союзников. "Столь неожиданный и резкий с нашей стороны разрыв с де Голлем, - предупреждали они, - может вполне реально вызвать совершенно нежелательные и даже пагубные последствия в тех областях, сферах и делах, о которых американцы, видимо, не имеют ни малейшего представления".

Что в такой ситуации было делать Черчиллю? Пришлось скрепя сердце смириться, оставаясь при своем мнении: "Вот увидите - де Голль всегда будет заклятым врагом Великобритании и, ко всему прочему, развяжет гражданскую войну у себя во Франции!"

Шарль де Голль, конечно, знал, что о нем думает и говорит Черчилль. Но никогда не платил той же монетой, а проявлял подчеркнутое уважение и оказывал знаки внимания. Правда, когда, будучи уже премьер-министром Франции, узнал, что тройка победителей не пригласила его на конференцию в Ялту, он был сильно рассержен, видя в этом козни британского коллеги, и на вопрос - с кем из трех лидеров он бы хотел провести уик-энд, ответил: "Безусловно, с Рузвельтом! Или уж, в крайнем случае, со Сталиным..."