ВОТ СИДИТ один раз Ленин у себя в комнатке после обеда и разные книжки и газеты почитывает. Только в какую газету ни заглянет, какую книжку ни раскроет, все про себя чтение находит:
"Дескать, что нам перед Антантой страшиться, что перед Америкой бояться, когда у нас есть Владимир Ильич Ленин".
Чудно стало Ленину. Встал он со стула венского, походил по комнатке и говорит сам себе: "Ладно, так и сделаю".
А после того посылает своего посыльного к главному советскому доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и говорит:
- Можешь сделать так, чтобы я умер, только не совсем, а так, для виду?
- Могу, Владимир Ильич, только зачем же это?
- А так, - говорит, - хочу испытать, как без меня дела пойдут. Чтой-то все на меня сваливают. Во всяком деле мной загораживаются.
- Что ж, - отвечает доктор, - это можно. Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом накроем, чтобы пальцем никто не тыкал, а то затычут.
- Только вот что, доктор, чтобы это было в пребольшом промежду нас секрете. Ты будешь знать, а да еще Надежде Константиновне скажем.
И скоро объявили всему народу, что Ленин умер.
Народ заохал, застонал, коммунисты тоже не выдержали - в слезы. Все думают, сердцем трупыхаются: что теперь делать будем? Того и гляди, англичане с французами присунутся.
А самый старший - Калинин - уговаривает:
- Что же поделаешь. Это не в нашей власти... Слезами горю не поможешь. Ну, поплакали малость, ну и ладно, за дело надо браться.
Положили Ленина в амбаришко, марзолей называется, и стражу у дверей приставили. Проходит день, два... неделя, месяц - надоело Ленину лежать под стеклом.
Вот один раз ночью выходит он потихоньку задней дверью от марзолея и прямо в Кремль, в главный дворец, где всякие заседания комиссарские.
В дверях его пропустили, потому в кармане у него пропуск бессрочный лежал, а шапку он надвинул пониже, чтобы не узнали.
Приходит туда Ленин, а заседания уже все закончились, и служители полы подметают.
Ленин спрашивает:
- Кончилось?
- Кончилось.
- Не знаете, о чем говорили?
- Да о разном... Слышь, англичане с нами хотят подружиться, а там еще какие-то державы. Мы ведь в щелку слушали, краем уха... не поняли.
- Так, так, а про Ленина не поминали?
- Как же, поминали... Вот, говорят, Ленин умер, зато коммунистов-то чуть не в два раза больше стало. Теперь только пикни антанта.
- А она не пищит?
- Да покуда, в час молвить, не слыхать.
- Так, так, - поддакнул Ленин и простился со служителями.
Пришел он в марзолей, лег под стекло, думает:
"А ведь ничего, работают и без меня. Ладно. Проверю еще кое-где... Завтра к рабочим на завод схожу".
На другую ночь отправился Ленин на завод. Там его тоже не задержали, прямо в машинную часть провели. Ночью народу на заводе мало, только-только чтобы пары не затухали, держат машиниста, смазчика да кочегара, сторожей еще, чтобы шпионы чего не подсудобили.
"Хватит и этих, - думает Ленин, - мне ведь не митинги разводить, только поспросить кой о чем".
- Здравствуйте, товарищи.
- Здравствуй.
- Ну как?
- Да ничего... Сходственно.
- Беспартийные?
- До смерти Ленина в беспартийных ходили, а теперь в коммунистах. Ленинцы.
Ленину это по сердцу маслом.
- А в работе задержки нет? А товаров много выпускаете?
И начал, и начал вопросами донимать.
- Да скоро с мирным временем сравняемся.
- Ну, работайте, работайте, в час добрый, а пока прощевайте.
"Тут ладно, - думает Ленин по дороге в марзолей, - теперь только мужиков проведать, узнать про их житье-бытье!"
На третью ночь Ленин встал раньше: ведь дойти до станции, да дорога, да еще, пожалуй, от глухой станции до деревни пешком идти придется.
В деревню он поехал в какую похуже, чтобы наглядней было. В одной избушке огонек светился. Пошел Ленин.
- Можно отдохнуть у вас?
- Заходи.
Входит Ленин и диву дается. Икон нет. Красные плакаты везде. Портреты. Ленин нарочито спрашивает:
- Вы что же, некрещеные?
- Мы, товарищ, в гражданах состоим, а в нашем доме читальня, а это вот - уголок Ленина.
"И тут помнят меня", - думает Ленин.
- Ну, а как житье-то мужицкое?
- Да не так чтоб уж очень, а все-таки вроде как налаживается. Теперь, слышно, к деревне не задом, а лицом повернулись. Ленин-то давно про смычку говорил своим коммунистам, ну вот теперь, видно, задумали сомкнуться, давно бы пора.
Вышел Ленин из избы радостный, в марзолей лег успокоенный, спит вот уже много дней после своих странствований.
Теперь уже, наверное, скоро проснется.
Вот радость-то будет.
Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь.