Николай Андрейченко
«Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Рафаэль. «Святой Павел проповедует в Афинах». 1515. Музей Виктории и Альберта, Великобритания
Памяти нашего друга Александра Зинченко
Опыт управления и работа с такими крупными объектами, как хозяйство и финансы страны в целом, отрасли промышленности, регионы, города, системы жизнеобеспечения человека (жилищно-коммунальное хозяйство, медицина, образование...), привел нас к выводу, что даже при больших усилиях и появляющейся иногда результативности в действиях все начинания постепенно сходят на нет, все упрощается и уплощается. Говорят, что причина этого лежит в ментальности, в уровне образования (мы сами занимаемся много лет подготовкой управленцев), в отсутствии правильной культуротехнической работы и т.п., но этого недостаточно. Наш опыт показал: в этом составе причин нет еще одной: набора идей, которые движут мыслями, действиями и поступками людей, то есть идеологии. Суть дела даже не в том, что считается, что не идеи движут людьми, а экономические условия, социальные институты, деньги, мотивация и т.д. – это еще не беда, а полбеды. Если нет идеологии, торжествует дух упрощенчества и стяжательства. Человеческому сознанию внутренне присуще стремление к упрощению деятельности. В то время как мышление, в первую очередь мышление управленца, требует напряжения и соответствия форм анализа и действий характеру и структуре объекта и ситуации. Распространенное представление, что управленцу для успешной работы нужно больше информации, мы считаем наивно-поверхностным.
Управление работает с идеями, причем своим, специфическим образом. Понятия и представления, которыми руководствуются в своей деятельности управленцы, строятся по схеме абстракции: объем понятий должен возрастать, а содержание – становиться проще и концептуально яснее по мере усложнения ситуации или возрастания структурной сложности объекта.
Предельный уровень абстракции – оформленная Аристотелем идея категории; мысли дальше категориального определения объекта идти уже некуда. Но это именно объект мысли, а не материал деятельности. Когда человек перетаскивает тяжелый холодильник, ему незачем мыслить о нем в категории «система», достаточно категории «вещь–свойство», да, собственно, и категория не нужна, достаточно знаний о таких его свойствах, как вес, габариты, правила транспортировки и пр. А вот при проектировании новых функций холодильника без употребления категории «система», без системного мышления уже не обойтись, тут одних знаний недостаточно. Знание – это то, что позволяет действовать без ошибок, если знаний нет, но все равно надо действовать, то приходится применять метод проб и ошибок и строить это недостающее знание. Проектирование, по понятию, есть мышление по созданию того, чего нет. Если есть знание, зачем проектировать? Нужно действовать в соответствии с ним.
Нельзя отождествлять управленческую деятельность с деятельностью по поддержанию устойчивого функционирования. Управлять можно изменениями, развитием, движением, стоящим на месте автомобилем управлять нельзя. Проектирование – органически необходимый элемент управления.
Своеобразием нашей страны является то, что такая сложная область интеллектуальной деятельности, как управление, не признается заслуживающей собственного «хозяйства», отграниченного ученой степенью. В стране нет ни одного доктора или кандидата управления, все, кто защищает диссертации по управлению, получают степени кандидата (доктора) экономических или технических наук. У Владимира Даля есть такое слово – «примак». Это «зять, принятый в дом тестем, призяченный», то есть мужик, по каким-то причинам не могущий завести своего собственного дома и хозяйства. Управление у нас ходит в примаках у экономической и технической мысли.
Наверное, это плата за то, что управленческое мышление и деятельность опираются не на информацию и знания, а на способы и методы и через них оперирует с понятиями и знаниями, производя в проектно-поисковой работе недостающие знания об объекте в дополнение к уже имеющимся. Возможен вариант и безобъектной деятельности, с опорой только на способы и методы решения практических задач.
Необходимо различать простой (обычный) и рациональный способ действий. Это различение нужно пользователям, имеющим собственную практику и осуществляющим осмысленные целевые действия, а для любознательных читателей и эрудитов оно избыточно. Для успешных рациональных действий недостаточно законов, приказов, инструкций, распоряжений, социальных указателей и ограничений, традиций, мотивации, силовых решений и пр. Целевые практические действия требуют мыслительного обеспечения: реперных точек и ориентиров из мира идей. Это категории, языки, понятия, знания, схемы, чертежи, тексты и т.д.
«Из текстов ничего нельзя извлечь, – говорил Георгий Щедровицкий. – Извлекают люди только из самих себя, точно так же, как нельзя ничего извлечь из объектов природы, извлечь можно только из собственной деятельности с этими объектами природы; то же относится к текстам. Для того чтобы извлечь логику из каких-то текстов, нужно включить эти тексты в свою собственную деятельность и, следовательно, связать их с пониманием, использованием средств, с решением задач, опирающихся на эти тексты. И потом что-то извлекать из этого употребления» (Г.П. Щедровицкий, доклад на семинаре ММК 06.10.69).
Цикл «практическая задача – идея – понятие – способ – знание – метод» можно проследить во всех областях человеческой деятельности.
Способы работы с идеями имеют длинную и замысловатую историю начиная с Платона. Первым, кто вознамерился довести операции и процедуры оперирования с идеями до метода, был Антуан Дестют де Траси.
«Идеология – наука о формировании идей… она представляет собой теорию теорий».
«Метод – искусство располагать ваши идеи в порядке, наиболее подходящем, чтобы находить истину и ее выражать».
Кроме того, управленческая деятельность меняется быстрее всех, что знал уже Эмпедокл: «Движущая сила перемен сама меняется быстрее». Управленческая деятельность – это в первую очередь мыслительная деятельность, то есть техническая работа с идеями, выраженными в разных знаковых формах. Идеи имеют свой цикл жизни, свой срок «годности», это понимали многие мыслящие люди.
Лев Толстой, например, в статье «Правильство и патриотизм» делил идеи на следующие типы: «И потому всякий человек и всякая однородная совокупность людей, на какой бы ступени они ни стояли, имея позади себя отжитые воспоминания о прошедшем и впереди идеалы будущего, – всегда находятся в процессе борьбы между отживающими идеями настоящего с входящими в жизнь идеями будущего. Совершается обыкновенно то, что, когда идея, бывшая полезною и даже необходимою в прошедшем, становится излишней, идея эта после более или менее продолжительной борьбы уступает место новой идее, бывшей прежде идеалом, становящейся идеей настоящего».
Подобные суждения по поводу цикла жизни идей встречаются у многих, кто размышлял о них, пытаясь ответить на вопрос: «Откуда идеи берутся, как появляются, как живут и действуют, как уходят или умирают?» Например, у К. Мангейма: «Идеи – это критика того, что есть и не является таким, каким оно должно было бы быть. По мере того как они, будучи реализованы, воплощаются в новые условия жизни и застывают в виде привычки, инертности, косности, возникает необходимость в новой критике, и так все вновь и вновь…»
Попробуем разобраться с местом и функциями идей в управленческой деятельности и со способами работы с ними.
Еретическое понятие идеологии
У идей есть свой цикл жизни, они рождаются как ересь и умирают как предрассудок, как сказал некий английский агностик об истине. В проблемной ситуации, когда никто не понимает, как и куда двигаться дальше, работа понимания, рефлексии и мышления порождает идеи, выражаемые в новых понятиях. Всем, кто придерживается привычной точки зрения, эти понятия «режут слух», являются для них явной ересью.
Иоанн Златоуст считал, что Иисус Христос через апостола Павла сказал людям больше, чем сам успел сказать во время своего короткого земного служения (человечество сегодня располагает лишь некоторыми противоречивыми данными о первых двенадцати и последних трех с половиной годах жизни Христа). Апостол Павел был одним из образованнейших людей своего времени, в «команде» Иисуса Христа он был единственным интеллектуалом, все остальные были людьми физического труда, пришел он в команду уже после смерти и воскресения, лично его не знал (ну если не считать явления Христа Савлу по дороге в Дамаск, в результате которого он не только уверовал, но и, как сейчас говорят, сменил аватару на Павла). В Первом послании к Коринфянам Павел проповедовал: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Коринф – это Греция, и в русский язык вошел синодальный перевод с греческого (ересь, выбор, мнение, направление) как «разномыслие».
Если группа искусных в мысли за счет воли и способности к суждению не осуществит в проблемной ситуации искусственного усилия по преодолению естественного потока событий, то неизбежно произойдет бессознательное упрощение и уплощение проблемы. Сознание человека делает это упрощение в автоматическом режиме, без его участия. Без напряженной мыслительной работы по анализу этой ситуации, по прорисовке перспектив, путей, методов и средств выхода понятным и ясным для всех образом, без «поворота мозгов», по выражению Александра Зиновьева, проблема не может быть снята, а будет только усугубляться. Упрощение проблемы в сознании влечет за собой стремление решить ее простыми, вроде бы очевидными способами, что только увеличивает и ускоряет проблемные метастазы и неизбежно заканчивается силовым продавливанием простых решений для сложных ситуаций, со всеми вытекающими отсюда трагическими и катастрофическими последствиями.
В России взаимоотношения элементов общественной структуры исторически сложились как игра с нулевой суммой, когда выигрыш одного игрока – это всегда проигрыш другого.
Эта общественная структура веками была достаточно простой, за счет этой простоты была стабильной, и эта простота и стабильность всеми силами поддерживались, изредка прерываясь восстаниями, смутами, реформами и революциями. Стабильность – это самодержавная власть со всеми полномочиями, несложная социальная структура с опорным для самодержавия сословием, силовой комплекс, полностью подчиненный самодержавной власти, «зачищающий» отклонения в сторону дифференциации и структурного усложнения, сервильный духовный «департамент», предотвращающий эти отклонения еще на уровне идей и никогда не бывший самостоятельным, адекватное всему этому образование... Михаил Сперанский в свое время заметил: «…В России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только в отношении ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов».
 |
| Порой идея преобладания интересов меньшинства доводится до абсурда. Фото Reuters |
Рефлексивно-понимающего осмысления своего исторического опыта в результате этого не было, это строго преследовалось. Петр Чаадаев открыл длинную череду умалишенных еретиков, объявленных таковыми властью именно за попытку понять историю России. До этого, да и после с людьми, отклоняющимися от «генеральной линии партии», поступали намного строже, с Н. Новиковым или А. Радищевым, например. Если мыслительного оформления собственного опыта не может быть, то не может быть и критической массы искусных в мышлении самодеятельных людей, которые оснащены полученными в этой работе представлениями и готовы для самостоятельных действий. Из них складывается будущее страны.
До сих пор проблема достижения критической массы «искусных», в первую очередь в управлении, инженерии, бизнесе, в России не решена и даже еще не поставлена. Количество самодеятельных людей и формы организации их деятельности не достигают уровня, обеспечивающего такой избыток инициатив, который давал бы возможность выбирать приоритетные направления развития, а не действовать каждый раз в режиме чрезвычайной ситуации. Это значит всегда «догонять», для чего нужно прибегать к мобилизации вместо нормального функционирования, к силовому перераспределению ресурсов вместо рыночного и т.д.
Так исторически получилось, что у нас не появился вовремя свой Фрэнсис Бэкон, кардинал Ришелье или на худой конец Мартин Лютер. И задача личной ответственности человека в коллективных делах, подкрепленной специально организованной работой по овладению приемами работы с идеями, никогда не была поставлена: «Каждая страна имеет свои пороки, а самые умные народы суть те, которые тщатся достигнуть искусством того, чего природа не дала им. Нет легче, как давать правила доброй жизни, нет же тяжелее, как доводить до исполнения оных, а однако ж то дело не невозможное. Нет общества, в котором бы не находилось гораздо больше худых людей, нежели добрых. Порученное дело попечению многих людей тем безнадежнее, что каждый на своего товарища полагается, и решения, кои чинятся согласием общества, редко бывают на основании рассудка, потому что, хотя и есть много в них людей разумных и добрых, однако число дураков и злых всегда больше» (Ришелье «Политическое завещание»). Только на начало XIX века приходится деятельность Михаила Сперанского, в сущности, так и не завершившего свою историческую миссию.
Все реформы в России, за исключением попытки реформ Сперанского, были не целевыми, а вынужденными силовыми действиями вершины властной вертикали в условиях сформированной ею же идеологической догматики. Догматики, нужной не столько для объяснения целей своих действий и активного вовлечения в них «искусных» подданных, сколько для сакрализации себя в условиях тотального непринятия и сопротивления переменам.
Иван Грозный для этого попробовал даже разделить страну на «земщину» и «опричь ея». Что из этого вышло, мы знаем, да и он за 10 лет все понял и опричнину отменил.
Образовался замкнутый круг: разномыслие не разрешалось властью (Екатерина II: «Радищев – бунтовщик хуже Пугачева»), проблемы не ставились и не решались на местах (постоянно, повсеместно, постепенно и безболезненно, в идеологии Kaizen, так сказать) критической массой искусных в этом людей. Естественно, проблемы накапливались и требовали от вершины самодержавной вертикали крупномасштабных и решительных действий по их снятию.
Решительные действия совершались по заимствованным на Западе лекалам (производства своих идей не было), через колено, все время увеличивая пропасть между властью и несвободными подданными и параллельно взращивая «несистемную оппозицию». Та же считала своим священным долгом борьбу с властью, а не «единство и борьбу противоположностей» или сотрудничество и призывала к топору (см. сб. «Смена вех», 1921). В этом сборнике различена народная правда и интеллигентская истина, спародированная впоследствии в «Золотом теленке» в объяснении бухгалтера Берлаги, сдавшего Скумбриевича: «Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды». Подобными действиями все время подпитывалось недоверие и глухая ненависть населения. Пушкинский Годунов выразил это в своем: «Живая власть для черни ненавистна».
Это недоверие к системе управления приняло парадоксальную форму веры в доброго царя и злых бояр. Естественной реакцией власти на эти последствия своих же действий было укрепление и охрана догматики, а не построение идеологии «быстрого реагирования». Быстро реагировали только силовые структуры. И пошла сказка про белого бычка, или песня о том, как змея кусает свой хвост...
Она воспроизводится самосевом
Западные страны нашли другой путь. Именно в результате специальных усилий по анализу идей и методов работы с идеями и соответственно рефлексивно-понимающего осмысления своей истории они научились усложнять свое общественное устройство сообразно изменяющейся ситуации. Причем трансформироваться научились и власть, и общество. В результате осмысления религиозных войн, Реформации, кровавых революций, гражданских войн, разрушительных войн между странами и союзами стран, включая две мировые, Запад постепенно научился вести игры власти и общества с ненулевой суммой, где выигрыш одной стороны не обязательно влечет проигрыш другой.
И ключевую роль в этом сыграла идеология, а не материальные условия жизни по Марксу, и не идеологическая догматика типа «Самодержавие, православие, народность» или «Научный коммунизм». Именно идеология, живая, меняющаяся, противоречивая, производящаяся и одновременно потребляющаяся всеми, обладающая невероятной ассимиляционной мощью, способной включить в себя как частные инициативы, так и порывы духа, включая протестные. Эта идеология тотально разлита по всем каналам воздействия на сознание людей, строится и поддерживается мастерами концентрации внимания через интерес, а не через насильственное насаждение, она повсеместно доступная и одновременно «невидимая», ее как бы и нет вовсе…
 |
| «Мировой разум» включен в план-карту, чтобы каждый мог соотносить вершину человеческой мысли с уровнем собственного мышления. |
И, что удивительно для нашего сознания, она не имеет центра управления, живет как Интернет, без начальника и задолго до возникновения Сети. Согласованность высказываний и действий самых разных публичных фигур Запада заставляет нас подозревать наличие центра. А между тем его нет (см. М. Вебер «Протестантская этика и дух капитализма», К. Мангейм «Идеология и утопия», М. Маклюэн «Галактика Гутенберга: становление человека печатающего», Зиновьев А.А. «Запад. Феномен западнизма» и работы других мыслящих авторов плюс море интернет-публикаций).
Идеология не может умереть – она воспроизводится «самосевом» – и не может быть уничтожена, как и Интернет. В отличие от догматик разного рода, естественную смерть которых или искусственное их умерщвление (эвтаназию) и катастрофические последствия этого для обществ, на них опиравшихся, мы постоянно видим в истории. Как, впрочем, и сведение догматик до своего органического места в общественном устройстве, когда догматическая часть идей закрепляется в образовании (и для молодежи, входящей в мир мышления и деятельности, и для дееспособных взрослых). Говорить о том, что можно заниматься образованием, игнорируя систему управления и состояние взрослого населения, – ошибка. Система управления и образование – связанные между собой вещи: по ходу своей работы система управления предуготавливает (или же, наоборот, закрывает) места для покидающих сферу образования и входящих в активную жизнь и места для будущих работников самой сферы образования.
Золотая триада: управление – образование – мировой разум, – возможно, и есть идеальная модель управления государством.
Система управления в этой триаде работает в идеологической, а не в догматической рамке. Движение «идеологистов» конца XVIII – начала XIX века, которое возглавлял во Франции Антуан Дестют де Траси, автор понятия и термина «идеология», практически совмещенное с системой управления и образования, было, возможно, самой прогрессивной (но не рефлектировавшей этого) системой управления в истории человечества (наиболее близкой к мировому разуму, истории, культуре, искусству…).
Мы не можем представить себе Гегеля или Канта министрами в германском правительстве. Куда деть их теоретические выкладки? В отличие от французского варианта Просвещения и завершивших его «идеологистов» немецкую философию можно рассматривать и как способ канализации умных и отстранения их от власти. Или, хуже, как способ разделения власти и ума. Европейцы по-прежнему читают Маркса, поскольку его деятельность похожа на работу идеологистов во Франции. Идеи Маркса завоевали мир (системы управления), правда, не в виде идеологии, а в виде догматики, поскольку идеологию (в нашем смысле) он отверг. Но догматизация идеологии приводит к вырождению. Догматизация такой идеи, как демократия, например, привела человечество в его нынешнее состояние, вызывающее тревогу не только у мыслящих, но и у здравомыслящих. Пока понятие «демократия» было идеалом, то есть тем, куда нужно стремиться, все было более-менее конструктивно.
Состояние общества, постоянно выращивающего и воспитывающего своих граждан, в котором система управления может быть легко и бескровно заменена на другую (даже с противоположным курсом или доктриной) без революции, было не повсеместной реальностью, а надеждой и целью. Идея демократии овладевала все большими массами и влекла за собой общественные изменения. Но вот демократия победила, стала повседневной банальностью идея равенства, идея преобладания интересов меньшинства и соответствующей этому толерантности (неумная, но очень электоральносообразная идея) стала господствующей и доведенной до абсурда.
А получается КПСС
Теперь главной персоной в так называемом обществе является не ответственный гражданин, а существо, принадлежащее к национальным меньшинствам, сирота, калека, обязательно нетрадиционной ориентации (гомосексуализм, лесбиянство, педофилия, некрофилия…) и больное СПИДом. Идеи равенства, гомогенизации всего и вся и толерантности к тому, что нужно «толерантникам», наиболее разрушительны для человеческого общества. Чтобы защитить этого идеального калеку, бомбили Югославию, Ливию и другие страны, а параллельно уничтожили и превратили в калек огромное количество потенциальных граждан. Демократия помимо позитивных идей, ей присущих, давно используется как догматика, является инструментом в руках игроков, управляющих миром, причем инструментом не силовым, а легитимным, признаваемым. «Демократия – не что иное, как припугивание толпой толпы в интересах толпы», – полагал Оскар Уайльд).
Запад имеет в своем арсенале еще и опыт применения такого средства управления поступками людей через их сознание, как политика. Политика как борьба программ, построенных на различающихся наборах идей, искусственно формирует вокруг этих идей большие общности людей, партии. Раньше это было в границах стран, теперь партии формируются и поверх них. У России же практически нет политического опыта, у нас: «Какую бы партию мы ни создавали, все равно получается КПСС», – любил напомнить Виктор Черномырдин.
Мировой тренд сегодня – это снижение роли и веса политического формата управления поступками людей через их сознание, об этом можно заключить по повсеместному сокращению числа людей, участвующих в выборах. Происходит перераспределение фокусов управления в пользу идеологического формата. Особенно эта тенденция усилилась в условиях цифровой трансформации коммуникационного пространства и превращения знаний в общедоступную в реальном времени субстанцию.
Пропагандистские (силовые) методы воздействия на сознание еще работают, но плохо, ненадежно и ограниченное время. И только по отношению к необразованным, некультурным стратам населения, к тем, кто образованием не приучен держать работу своего сознания под контролем воли. К тем, кто не умеет учиться и меняться, а живет по обычаю, традиции, пропагандистским клише, пользуется «подержанными» знаниями, считает, что для победы над другими нужно насилие, но не понимает,
 |
| Чем больше толпа, тем меньше она думает рационально. Фото PhotoXPress.ru |
что для победы над собой нужна сила…
Идеологический отдел ЦК КПСС проводил огромную работу в стране и в мире. Мир считал СССР самой идеологизированной страной, а на самом деле идеологии не было, была идеологическая догматика, работавшая на тактические, а не на стратегические задачи. Но, между прочим, с этой задачей не справилось и Министерство пропаганды и просвещения Третьего рейха. Идеологии как руководящей и направляющей системы идей и взглядов, которая определяла без прямого приказа руководителей мысли и поступки людей из разных страт общества, не было ни в Германии, ни в СССР в отличие от «прогнивших демократий», как их называли до 22 июня 1941 года в немецкой и советской прессе. Рейх был повержен силовым образом, просуществовав всего 13 лет, а советская система 70 лет выдерживала зачистки, перегрузки, перенапряжения и мощнейшие внешние удары и как-то чересчур стремительно пала сама в результате мягкого идеологического воздействия. Никто не вышел на ее защиту, следовательно, насаждавшиеся много лет идеи так и не овладели массами, ими овладели совсем другие идеи.
А вот песни Высоцкого, которые замалчивались, но переписывались на магнитофонах, явно можно отнести к феномену идеологии, они вызывали и вызывают сходные переживания и мысли, влекут высказывания и действия и объединяют людей из разных общественных страт, от рафинированных интеллектуалов до бомжей, и не важно, это высказывания «за» или «против», как не важно и то, запрещают их или поощряют. Они оказывают свое идеологическое воздействие независимо от этого.
Когда в перестройку освободилось функциональное место научного коммунизма как руководящей догматики, власть не перешла к построению гибридной идеологии, как это сделали в Китае, где сосуществуют и неплохо «кооперируются» коммунистическая идея и рыночная экономика, не объявила о приоритетах и ориентирах построения новой идеологии и даже не подготовила замену старой догматики новой. А, как всегда, заимствовала готовые «под ключ» идеи извне. В том числе странную идею деидеологизации общества, понятую как общественная жизнь без идей, что представить себе как-то трудно.
Идея отсутствия идеологии (см. Д. Белл «Конец идеологии», Дж. Гэлбрайт «Экономика невинного обмана», З. Бжезинский «Великая шахматная доска», Ф. Фукуяма «Конец истории и последний человек» и др.) включена в идеологию насквозь идеологизированного западного общества и работает на его устойчивость. Хотя имеется в виду не общественная жизнь без идей вообще, но жизнь без догматического цементирования ограниченного набора идей, а наоборот, жизнь с постоянной их сменой.
В России идея деидеологизации сработала деструктивно. Тезис «у нас нет идеологии, мы занимаемся практической работой» сыграл свою роль (как и более известный, но менее разрушительный: «Государственная Дума не место для дискуссий»). Задача проектирования (конструирования и реализации) доминирующих идей в социуме, исследования процессов их появления, развития и смены, как и задача рафинирования методов самой этой работы так и не была поставлена в подходящий для этого момент.
Кто написал миллионы доносов
В России этого не сделала не только власть, но и общество, с восторгом принимающее идеи, занесенные извне. Более того, общество предъявило требования к реформированию власти, не желая реформироваться само. Следовательно, власть и должна сама себя реформировать, и дать обществу то, что обещала КПСС, но почему-то не выполнила своего обещания. Здесь уместен вопрос Сергея Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов?»
На смену идее коммунизма, созданной на Западе и вмененной российскому обществу, а теперь легко выброшенной им на помойку (Жванецкий: «Как-то чересчур стремительно все коммунисты вдруг стали православными»), обществом были заимствованы идеи рынка, демократии, частной собственности, и была начата странная работа по догматическому клонированию всего этого добра, без какого-либо фундамента, без идеологии или хотя бы новой догматики. Расчет на ручное управление миром идей не оправдался, а задачи сетевой организации мыслительного обеспечения целевых действий и образовательное обеспечение этих действий – «горящие» практические задачи – так и не были поставлены.
История показывает, что попытки обеспечения разумности человеческого существования через образование, а всего устраиваемого человеком через применение этого образования терпели фиаско, и не только в нашей стране, но это не означает, что нужно сидеть сложа руки. Наступившая цифровая реальность дает нам еще один шанс организовать свое будущее. Это значит войти в общемировой интеллектуальный мейнстрим, а может быть, даже запустить игры общества и власти с возрастающей, а не с ненулевой суммой. Этот шанс можно в очередной раз упустить, но рано или поздно делать это придется неизбежно.
Естественно, за освободившееся место научного коммунизма (функциональное место пусто не бывает) немедленно начали борьбу другие догматики, и в XXI веке это место уже прочно заняли религия и патриотизм. Нелишне вспомнить, что Россия – светское государство, то есть церковь от него отделена. Церковь опубликовала в 1901 году «Определение правительствующего Синода о графе Льве Толстом», где было официально объявлено: «Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем пред всею Церковию».
Свою роль в этом сыграли не только еретические взгляды Льва Толстого на православие, но и его взгляды на патриотизм. Он включил в свой «Круг чтения» афоризм Сэмюэля Джонсона: «Патриотизм – последнее прибежище негодяя» (Patriotism is the last refuge of a scoundrel) и опубликовал в 1900 году статью «Патриотизм и правительство». Протоиерей Иоанн Кронштадский писал в 1902 году: «Поднялась же рука Толстого написать такую гнусную клевету на Россию, на ее правительство! Дерзкий, отъявленный безбожник, подобный Иуде предателю… Толстой извратил свою нравственную личность до уродливости, до омерзения…»
Как же «извратил свою нравственную личность» граф Толстой: «Всегда, как для отдельного человека, так и для отдельной совокупности людей, есть идеи прошедшего, отжитые и ставшие чуждыми, к которым люди не могут уже вернуться, как, например, для нашего христианского мира – идеи людоедства, всенародного грабежа, похищения жен и т.п., о которых остается только воспоминание; есть идеи настоящего, которые внушены людям воспитанием, примером, всей деятельностью окружающей среды, идеи, под властью которых они живут в данное время, как, например, в наше время: идеи собственности, государственного устройства, торговли, пользования домашними животными и т.п. И есть идеи будущего, из которых одни уже близки к осуществлению и заставляют людей изменять свою жизнь и бороться с прежними формами, как, например, в нашем мире идеи освобождения рабочих, равноправности женщин, прекращения питания мясом и другие идеи, хотя уже и сознаваемые людьми, но еще не вступившие в борьбу с прежними формами жизни. Таковы в наше время называемые идеалами идеи: уничтожения насилия, установления общности имуществ, единой религии, всеобщего братства людей... И потому всякий человек и всякая однородная совокупность людей, на какой бы ступени они ни стояли, имея позади себя отжитые воспоминания о прошедшем и впереди идеалы будущего, – всегда находятся в процессе борьбы между отживающими идеями настоящего с входящими в жизнь идеями будущего. Совершается обыкновенно то, что, когда идея, бывшая полезною и даже необходимою в прошедшем, становится излишней, идея эта после более или менее продолжительной борьбы уступает место новой идее, бывшей прежде идеалом, становящейся идеей настоящего.
Но бывает и так, что отжившая идея, уже замененная в сознании людей высшей идеей, такова, что удержание этой отжитой идеи выгодно для некоторых людей, имеющих наибольшее влияние в обществе. И тогда совершается то, что эта отжившая идея, несмотря на свое резкое противоречие всему изменившемуся в других отношениях строю жизни, продолжает влиять на людей и руководить их поступками. Такая задержка отжившей идеи всегда происходила и происходит в области религиозной. Причина этого та, что жрецы, выгодное положение которых связано с отжившей религиозной идеей, пользуясь своей властью, умышленно удерживают людей в отжившей идее.
То же самое и по тем же причинам происходит в области государственной по отношению к идее патриотизма, на которой основывается всякая государственность. Люди, которым выгодно поддержание этой идеи, не имеющей уже никакого ни смысла, ни пользы, искусственно поддерживают ее. Обладая же могущественнейшими средствами влияния на людей, они всегда могут делать это.
В этом представляется мне объяснение того странного противоречия, в котором находится отжившая идея патриотизма cо всем противным ему складом идей, уже вошедших в наше время в сознание христианского мира... Нужно, чтобы люди поняли, что чувство патриотизма есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное – безнравственное. Грубое чувство потому, что оно свойственно только людям, стоящим на самой низкой ступени нравственности, ожидающим от других народов тех самых насилий, которые они сами готовы нанести им; вредное чувство потому, что оно нарушает выгодные и радостные мирные отношения с другими народами и, главное, производит ту организацию правительств, при которых власть может получить и всегда получает худший; постыдное чувство потому, что оно обращает человека не только в раба, но в бойцового петуха, быка, гладиатора, который губит свои силы и жизнь для целей не своих, а своего правительства; чувство безнравственное потому, что вместо признания себя сыном Бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководящимся своим разумом, всякий человек под влиянием патриотизма признает себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести».
К идее патриотизма люди относятся сейчас по-разному в зависимости от того, стоят они на позициях разума (подвергай все сомнению) или на позициях догматики (верую, потому что абсурдно). И это нормально, «должно быть разномыслие между нами» в конце концов.
Продолжительное время место религиозной догматики в мире занимала догматика научная. Она сложилась по чертежам и лекалам идеологии в период борьбы с тотальным господством религиозной догматики, а потом, после победы, сама догматизировалась (см. П. Фейерабенд «Против метода», 1975).
Александр Зиновьев: «Наука и идеология различаются по целям, по методам и по практическим приложениям. Наука имеет целью познание мира, достижение знаний о нем. Она стремится к истине. Идеология же имеет целью формирование сознания людей и манипулирование их поведением путем воздействия на их сознание, а не достижение объективной истины». Сам он был вечным «вопрекистом», еретиком с поставленным пониманием и мышлением, но, различая науку и идеологию и противопоставляя их, стоял на стороне науки. При этом считал Запад в отличие от России глубоко идеологизированным обществом, но не имеющим перспектив и ведущим человечество в тупик.
Если вдуматься и заменить «манипулирование» на «управление», да еще сослаться на Фому Аквинского, который считал, что светской власти подчинены лишь тела людей, но не их души, то получится вполне еретическая идея и по отношению к самому Зиновьеву: «Идеология имеет целью формирование сознания людей и управление их поведением путем воздействия на их сознание, а не достижение объективной истины».
Зи
