Жизнь по эскизам национальной идеи

Еще немного, еще чуть-чуть ...И он откроется – «Особый путь»! Фото Reuters

Мне кажется неверным, что Россия сегодня застыла в своем историческом развитии. Да, сейчас, после революции 1990-х, мы находимся в фазе реставрации, но рано или поздно она сменится новой модернизационной волной. В среднем мы движемся по догоняющей траектории, и так было, к сожалению, всегда. Но это присуще не только нам, очень многие страны идут за лидерами. Нередко «сидеть на колесе у лидера» оказывается эффективнее и дешевле, чем тащить за собой гонку. Бремя лидерства тяжелое, за ледоколом идти гораздо легче.

Но при этом возникают специфические проблемы. Если вернуться к России, то социальная организация, которую мы у себя традиционно выстраиваем, не позволяет запустить внутренние источники развития. Развитие – это прежде всего свобода, творчество, способность и желание человека выходить «за флажки» и создавать что-то новое.

Страна застывших форм

Мы живем по любимой в Японии поговорке, вежливо напоминающей, что высоко торчащий гвоздь всегда забивают первым. Восточную мудрость давно упростили до российских мудростей: «Не высовывайся!» или «Будь как все». 

Поэтому у нас всякий, кто оказывается инородцем, иноверцем и инакомыслящим, всегда будет предупрежден по части вышеназванных призывов и единственно верного мышления.

В обществе мемориальной культуры и застывших форм создавать что-то новое практически невозможно. Мы испытываем постоянную потребность импортировать новые технологии, изобретения, оборудование, но с парадоксальным упорством категорически отвергаем импорт социальных, политических технологий, которые и обеспечивают научно-технический прогресс лидеров. Страна не понимает и не принимает республиканские, демократические ценности, предпочитая оставаться в мудрейшей исторической парадигме «вождь и племя».

Непогрешимость вождя и сплоченность вокруг него остальных членов племени кажутся нам гарантией стабильности. Если внести в ряды сомнение или брожение, то вскоре на страну обязательно нападет чужое племя, чтобы ее уничтожить. Эта фобия у нас была всегда, и ее продолжают сегодня подпитывать новыми образами врагов, мифами, мнимыми угрозами.

Глубокая приверженность первобытной социальной технологии «вождь и племя» касается не только большой политики и государственных структур. Возьмите любое научное сообщество, творческий союз, учебное заведение. Стоит там появиться человеку, который позволит себе отклонение от стандарта, попытается оппонировать начальнику, призовет к большей свободе или конкуренции – такой смельчак будет повергнут в прах уже на дальних подступах к лидерским позициям в системе.

Самым опасным покушением на устои принято считать даже не инакомыслие, а любые претензии на место вождя.

О таком жизнеустройстве в свое время писал Александр Герцен: государь посылает в Сибирь «за мнение», морит в казематах за стихи. По Герцену, власть «скорее готова простить воровство и взятки, убийства и разбой, чем наглость человеческого достоинства и дерзость независимой речи».

В таких условиях истачивается свободная мысль, пропадает мотивация к творчеству. В таком обществе могут жить комфортнее всех те, кто воспевает властителя и без устали обличает его «врагов».

Периодически в обществе возникает понимание, что мы отстали и что-то надо делать. Чаще всего это происходило после военных неудач, возникало некое затишье, во время которого рождались даже здравые идеи. Ощущение опасности, вызванное отставанием, взывало к рывку, мобилизации, политической воле. Результат – диктатура как национальный способ модернизации. Через мобилизацию проходило все – индустриализация, коллективизация, милитаризация, покорение космоса, освоение целины, строительство БАМа.

У такой модели управления даже есть свой словарь: «призыв», «набор», «путевка», «фронт», «наступление», «передний край»... Эти слова описывают тип общества, которое мы построили, а реконструировать пока не можем и не собираемся.

В развитой части мира, к которой мы хотим относиться, таких обществ уже нет. В современных моделях социальной жизни обязательным является создание внутренних стимулов развития, а это демократические принципы управления, права и свободы человека и гражданина.

От врагов нам ничего не надо

Несмотря на эффекты, которые Россия периодически демонстрирует на международной арене, внутренняя жизнь страны находится в режиме стагнации. Существенное ускорение было сделано в 90-е и нулевые годы. Это время свободной работы с внешним миром. Бизнес нащупал модель реиндустриализации России – соединение российского предпринимательства, западных технологий и финансов, рабочих рук из бывших советских республик. Сейчас пользоваться западными достижениями стало значительно труднее. Мы снова находимся в той фазе, когда нам от «врагов» ничего не надо, мы исполнены самодостаточности, гордости и величия.

Как только нас посещают такие чувства, так мы сразу начинаем учить мир, как надо жить. Естественно, что другие государства (не только США и страны НАТО) не испытывают от этих назиданий никакого восторга, начинают возражать, сопротивляться нашему монастырскому уставу. Такое неприятие вызывает у нас серьезное порицание.

Эти китайцы попали в мир высоких технологий с рисовых полей. И у них все получается. Фото Reuters

Любые внешнеполитические проекты требуют ресурсов, союзники нынче дороги, особенно затратна политика с позиции силы. Ради ложного престижа, соображений статуса мы перегрузили наши реальные экономические возможности неподъемными внешнеполитическими задачами. Стандартной причиной крушения империи становится внешнеполитическое перенапряжение сил. Чем это может закончиться, хорошо показывает крах Советского Союза, который просто не выдержал того объема военных расходов и того объема внешнеполитических целей и задач, которые были поставлены. Нас тогда сильно занимали страны социалистического лагеря, силы Варшавского договора, государства третьего мира.

Это сопровождалось постоянными попытками бороться за зоны влияния с Соединенными Штатами и НАТО. Бороться безоглядно – при несопоставимых масштабах экономик СССР и Запада. На каком-то коротком временном этапе благодаря мобилизации ресурсов удавалось бежать почти рядом, заявлять о достижении паритета и даже демонстрировать успехи, но на длинной дистанции Советский Союз в этом противостоянии шел к своему финалу.

В очень похожей ситуации оказывается сегодня Россия.

Нам надо сегодня вновь решать задачи модернизации экономики. Казалось бы, в Советском Союзе прошла успешная индустриализация, демонстрировались высокие темпы роста, куда все это делось? Надо понять, что советская модернизация пошла по военному руслу, гражданское производство шло вторым номером. Но ни третьей мировой войны, ни мировой революции не случилось. Военная экономика рухнула, ее не вынес экономический фундамент. Советская гражданская экономика не возникла в том качестве, который соответствовал бы уровню развитых стран. В результате сегодняшняя Россия в международном разделении труда оказалась на уровне сырьевого придатка. Очень немногие товары, помимо нефти, газа, металлов и оружия, мы можем предложить мировому сообществу.

То место, которое мы могли бы занимать, если бы так не увлеклись переустройством мира и милитаризацией экономики, сегодня принадлежит прежде всего Китаю и Индии. Это они стали своего рода индустриальными фабриками мира.

Поэтому сегодня нам надо проводить реиндустриализацию, что является задачей исключительной сложности. Мы не можем не понимать, что модель сырьевой экономики может работать ограниченное время, до исчерпания природных ресурсов. А дальше?

С вариантами, к сожалению, негусто. Можно сделать акцент на выпуске сельскохозяйственной продукции, начать раскручивать внутренний туризм. Будет спрос на российскую чистую воду. Такая специализация ведет к полному переформатированию национального характера и окончательному уходу России с позиций серьезного и влиятельного мирового игрока. Этот путь ведет нас к тихой стране с большой площадью и малым населением без каких-либо перспектив на развитие.

Альберт Кан, строитель социализма

Трудно надеяться на то, что нам удастся сегодня осуществить постиндустриальную революцию. Постиндустриальное общество вырастает на индустриальной базе. Большой скачок из сырьевой страны в постиндустриального гиганта – это авантюра без шансов на успех. Она сведется к продаже интеллекта Западу, который, располагая современной инфраструктурой и высокими технологиями, производит и продает продукцию населению разных стран, преимущественно восточных. Потребители идей не покупают. Они нуждаются в аккумулировавших идею товарах и продуктах того качества, которое мы у себя обеспечить не в силах. А это значит, что без реиндустриализации обойтись не удастся.

Вместо того чтобы предаваться ностальгическим воспоминаниям о том, какими мы были сильными в советские годы, лучше внимательнее приглядеться к истокам индустриализации тех далеких лет.

В 1930 году в СССР появилась организация «Госпроектстрой», целью которой было использование уникального американского опыта проектирования и строительства предприятий. Для решения этих задач был приглашен всемирно известный Альберт Кан, автор методики скоростного поточно-конвейерного производства архитектурно-строительной проектной документации. Эта методика, как писали позже, «превратила проектирование из художественного творчества в индустриальное производство». Она позволяла создавать комплекты чертежей крупнейших предприятий в кратчайшие сроки.

Кан написал «списочек» 500 заводов, которые надлежало построить, и получил контракт, который стоил больше нынешнего федерального бюджета России. Гениальный американец был бизнесмен, и он понял, где можно найти деньги во времена, когда Америка пребывала в депрессии.

Это было взаимовыгодное сотрудничество. На нас работали десятки, сотни западных фирм. Сюда привозили и монтировали комплекты целых заводов. Кстати сказать, Сталинградский тракторный завод был спроектирован и построен в США, затем демонтирован, перевезен в СССР и собран.

Между прочим, знаменитая Магнитка была копией завода, построенного в те годы в американском городе Гэри в штате Индиана.

Этот «список Кана» можно продолжать очень долго. Главное, в СССР научились проектировать свои оригинальные предприятия. Принципиально, что даже в условиях советской, сталинской, классовой, антибуржуазной идеологии такое сотрудничество было для нас важным, необходимым и единственно правильным.

Если представить, что тогда, в 30-е годы, победили бы наши сторонники импортозамещения и «собственной гордости» советских людей, то где бы мы были в июне 1941 года!

Конечно, плата за эту интенсивную индустриализацию была страшная. Происходило полное выжимание ресурсов из деревни, человеческих и финансовых, которая не выдержала нагрузки и надорвалась. Началась распродажа культурных ценностей. Продавали все, что могли, потому что валюты «под заводы» катастрофически не хватало.

Это было правильное и единственно возможное решение в тех обстоятельствах, обеспечившее индустриализацию страны. Наши проектировщики, конструкторы приобретали опыт, копировали оборудование, производили аналоги. Трагедия заключалась в том, что этот класс профессионалов был раздавлен катком репрессий, что индустриализация мыслилась как исключительно военный проект.

Сегодня вновь опасность заключается в том, что мы вернемся на военные рельсы, а все остальное станет второстепенным. Тогда финал будет точно таким же. Оборонка развалит экономику.

При попытках состязания в вооружениях с США и странами НАТО надо знать реальный расклад сил. Расходы США составляют 36% от всех мировых военных затрат. При этом доля России составляет около 4%. Сегодня мы занимаем четвертое место по военным расходам в мире. Впереди еще Китай (13%) и Саудовская Аравия (более 5%). Совокупные расходы США и их союзников оцениваются в 70%. При этом Россия демонстрирует самые высокие темпы роста военных расходов – 7,5% в 2015 году, в то время как расходы США и Западной Европы сокращаются. Так что имеет смысл настойчиво совершенствоваться в дипломатии.

От чего придется отказаться российскому народу, чтобы потягаться силами с воображаемым противником?

Бывший секретарь ЦК КПСС Валентин Фалин писал, чему по стоимости соответствуют разные виды вооружений. Он утверждает, что один атомный подводный ракетный крейсер был равен годовой программе жилищного строительства Москвы. Но мы-то закладывали по нескольку таких лодок.

Граждане должны понимать, что в цене каждого покупаемого продукта или товара заложены расходы на такие военные «игрушки».

Даже если бы у нас были лишние деньги на еще большее укрепление и модернизацию обороны, где мы найдем столько конструкторов, инженеров, ученых для создания армии завтрашнего дня? При нынешнем состоянии образования это неразрешимая задача. А если в перспективе не появятся специалисты, отвечающие на вызовы даже не сегодняшних, а завтрашних мировых технологий, значит, мы так и останемся на догоняющей траектории, увеличивая разрыв от лидеров.

Мы уже были в такой ситуации, когда проспали компьютерную революцию. Нам приходилось делать пусков ракет в пять раз больше, чем американцам. Потому что в наших ракетах на орбите долго не живет электроника. Оказывается, надо уметь делать какую-то махонькую фитюльку, с помощью которой спутник может жить на орбите десятилетиями. А он у нас, судя по последним отказам, живет там пару лет.

Невыученные уроки Первой мировой

Все это очень сложные и важные вопросы, которые невозможно обсуждать в плакатных понятиях «друзья–враги», «свой–чужой». И уж тем более формировать в своих головах по личному усмотрению «пятую колонну» и «ряды патриотов». Нередко выясняется, что те люди, которые сами объявляли себя патриотами, в результате ложно понятого престижа приводили страну к краху.

Так, например, в 1914 году Россия вступила в Первую мировую войну, после чего началась катастрофа, последствия которой мы ощущаем и по сей день. Тогда же Петр Дурново, бывший министр внутренних дел, направил царю свою знаменитую записку, в которой предупредил, что эта война в случае поражения станет гибельной для монархии и России. Фактически он предсказал 1917 год.

Позже многие историки не признавали подлинности «записки Дурново» лишь потому, что не верили в столь точный прогноз.

А тот же Сергей Витте после войны с японцами писал, что надо ближайшие 25 лет заняться разумным внутренним строительством, ориентировать все возможности для укрепления жизни в стране. Он полагал, что иногда на время надо отойти из первых рядов стран-лидеров, потому что такой статус – это всегда бремя, большие расходы. Но и его не услышали, как и хорошо известные призывы Петра Столыпина дать России 20 лет покоя, внутреннего и внешнего.

А либералы все твердят, что нет в России конкуренции. Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Увы, сбережение народа, внимание к внутреннему социально-экономическому развитию общества, повышение уровня жизни людей – все это традиционно отходит на периферию ценностной системы российского общества и российской власти.

Никто не пытается оценить, сколько стоит стране и людям стремление к военному величию. Или какова себестоимость великодержавности, имперского духа…

Какой все-таки мудрый сюжет пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке»... Старуха в этой истории могла бы остановиться в своих запросах к золотой рыбке и стала бы жить-поживать, например, столбовой дворянкой. Но она замахнулась на статус морской владычицы. Что и привело ее к разбитому корыту.

Но вернемся из сказки в быль. Где мы возьмем необходимые для реиндустриализации, если за таковую возьмемся, технологии и оборудование? Петр I решил эту задачу, завозя все необходимое с Запада. Он был враг страны или все же хотел, чтобы она развивалась?

В советское время было то же самое. Если кто-то из твердокаменных патриотов считает это неправильным, то пусть проверит на верность родине и товарища Сталина.

Сейчас мы стоим перед той же проблемой. И я считаю, что бизнес, частный сектор должны принести сюда со всех сторон света все необходимое для запуска процесса реиндустриализации. Где брать для этого валюту? Помимо нефти и газа развивать экспортно ориентированные отрасли – сельское хозяйство, информационные технологии, использовать на эти цели производство вооружений и военной техники.

Нельзя забывать, что главной силой индустриализации у нас была сельская молодежь. Наши бабушки и дедушки, папы и мамы большей частью были выходцами из деревень. Они приходили в города, наполняли общежития, работали и успевали учиться, оканчивали вузы и техникумы. Это они обеспечивали в те годы высочайшие темпы развития. Что-то подобное происходит сегодня в Китае.

Сегодня российская деревня вычерпана до дна и ее человеческий ресурс еще долго не сможет восстановиться.

Но нынче этим двигателем нашей реиндустриализации могли бы стать граждане из бывших союзных республик при грамотном и человечном отношении к ним.

Такова реальность, что в городах у нас уже не осталось энергичных людей, которые хотели бы пополнить современный рабочий класс. Такое ощущение, что все дееспособные граждане и гражданки ушли в «креативные менеджеры».

Поэтому придется приглашать, обустраивать, учить ремеслам выходцев из тех же южных республик. Кстати, такой опыт был уже в советское время, когда в Ленинграде ПТУ заполнялись ребятами из Средней Азии. Так что этому опыту уже 30 лет, что еще раз напоминает нам, как серьезно и хронически больна российская деревня.

Как бы мы ни уклонялись от столь приземленных проблем, эти задачи придется решать.

Грозит ли нам тотальная национализация

К сожалению, ураган нефтяных цен на многие годы сбил общественный фокус, увел в сторону от потребности общества и государства в устойчивом несырьевом социально-экономическом развитии. Почивание на сырьевых запасах сильно успокоило и расслабило как элиты, так и все население. А когда появились тенденции к долгосрочному падению нефтяных цен, то на опережение сработала пропаганда, предложившая народу очередной военно-мобилизационный проект.

Мы утрачиваем шансы на нормальное внутреннее развитие. На заседаниях, ток-шоу постоянно идут разговоры о том, что мы на войне, в окопах, осажденной крепости.

Какой же инвестор, предприниматель, слушая эти трубные речи, решит вкладываться в нашу модернизацию? Никто не станет строить долгосрочный бизнес, если его все время пугают надвигающимися угрозами.

Это, на мой взгляд, одна из причин того, что мы видим постоянно сжимающуюся экономику. Если эта истерия будет продолжаться, то в конце концов наши управляющие структуры встанут перед неизбежностью тотальной национализации. Потому что, кроме силового воздействия, не будет никаких рычагов и приводных ремней в экономике.

А там, где полувоенное положение, там обществу всегда предъявляют «врагов народа», «шпионов», «вредителей» и «саботажников» – по знакомому из истории списку лиц, которые и привели родину к такому состоянию. А как иначе объяснить экономические провалы при безупречном и безошибочном руководстве страной? Причем такая логика может запуститься в массах и без санкции свыше, а просто в результате массового психоза в случае резкого ухудшения ситуации. И тогда уже точка невозврата будет пройдена.

Конечно, есть люди, которые это понимают, и это их беспокоит. Они считают, что нужны структурные реформы, права и свободы, здоровая конкуренция везде и во всем.

Но есть и такие «прагматики», которые уверены, что стоит закачать в экономику побольше денег, и она обязательно заработает. Если бы это было так, то почему на счетах частных предприятий сегодня лежат без движения триллионы рублей? Ведь деньги не испарились, не уничтожены, не изъяты, рубль не уходит за границу.

Они лежат потому, что у предпринимательского класса нет доверия ни к власти, ни к общественным настроениям. Деньги не оборачиваются, потому что крутить их могут только человеческие решения. Вся экономика – это всего лишь решения людей. Люди не готовы включаться, чтобы гнать эти средства по сосудам экономики. Так будет продолжаться, пока они не станут доверять государству. Если правительство этого не осознает и не начнет действовать соответственно, то, как я уже сказал, нас могут ждать национализация, назначение комиссаров на предприятия.

Вот та развилка, на которой мы сегодня находимся. Ситуация усугубляется тем, что страна находится в нескольких почти военных конфликтах. Это подталкивает власти поддерживать мобилизационный режим. А для стабилизации и роста экономики нужны условия, которые диктует свободный рынок, а не полицейские меры регулирования.

Кроме того, возникла некоторая эйфория по поводу закрытия окон в Европу, установления самоизоляции от «тлетворного влияния Запада» – мы пойдем на Восток, где нас с распростертыми объятиями ждет Китай, который обеспечит нас технологиями и деньгами, обеспечит спрос на наше сырье…

Но уже выяснилось, что технологий от китайцев ждать не стоит. Деньги они вкладывают лишь в проекты, важные для них самих. (У них пока еще не развиты структуры, которые занимались  бы финансовым капитализмом.) Наконец, Китай сегодня снижает темпы роста. И самое главное – они не заинтересованы в нас как конкуренте. Они ищут возможности выгодно покупать наше сырье, пользоваться нашей территорией для своих целей. А создавать здесь предприятия, развивать индустриальную сферу – это не их интерес. Они сами работают как индустриальная фабрика для США и Европы.

Что касается Европы, то она нам ближе и территориально, и культурно. Наше взаимодействие с Европой – это возможность создания мощного экономического образования от сырья до постиндустриальной продукции с продвижением индустриальной компоненты на Восток. Но время стремительно уходит. У России скоро может не остаться достойного места в международном разделении труда. Если раньше разовьется современный Шелковый путь, то нам останется только транспортная составляющая. Наш человек будет «стоять на полустаночке» с жезлом и автоматом Калашникова, провожая поезда, движущиеся мимо нас в обе стороны с современными товарами.

Когда супероптимисты говорят, что вдоль этого Шелкового пути будет пышно развиваться разнообразная инфраструктура, зоны экономической активности, то я им предлагаю присмотреться к дороге Москва–Петербург и рассказать о том, что там развилось. Большинство из тех, кто жил у дороги, уехали в Петербург или Москву. Есть трасса, обеспечивающая развитие на конечных точках.

А вдоль трассы, как в песне, – пыль да туман...