Демиурги авторитаризма

В борьбе с террором правила дресс-кода пока учитываются слабо. Фото Reuters

Тысячи раз уже прозвучали объяснения экспертов о том, какие цели преследуют террористы, убивая безоружных людей по всему миру. По мнению политологов, эти черные силы, не имея возможности завоевать враждебную им страну, стремятся поселить в душах людей страх. А заодно расшатать и в конечном итоге устранить существующее в «сатанинской» стране правительство.

Напугать человека нетрудно, и в этом террористы отчасти преуспевают.

Но если посмотреть на пример США, террор может способствовать не расшатыванию власти, а наоборот, укреплению правительства и усилению главы государства. При содействии испуганного населения правительство может укрепиться до такой степени, что из демократического и послушного закону оно начнет преобразовываться в правительство авторитарное, самовольное и агрессивное. Президент же атакуемой страны может при этом получить шанс стать императором.

Все американцы, не считая малолетних, помнят, где они были утром 11 сентября 2001 года, в тот момент, когда первый самолет, угнанный террористами, врезался в одну из нью-йоркских башен-близнецов.

И тут Буш понял, что избран богом

«Я помню, что я в это время собирался на работу. У меня было включено радио…» – сказал мой знакомый К.Л. из Техаса.

«Я в это время спал. Я тогда жил в Калифорнии, там другой временной пояс – на три часа позже. Меня разбудил звонок, звонила сестра, которая тогда была стажером в Белом доме. Она велела включить телевизор», – сказал мне мой коллега А.E.

«Я был тогда в третьем классе. У нас шел урок. Вдруг в класс вбежала другая учительница. Занятия отменили, мы все столпились в учительской около телевизора. Потом за мной приехал дедушка и мы поехали домой. Мы жили в штате Нью-Джерси в пяти милях от Нью-Йорка. Мои родители были в это время где-то в городе, в том районе, где горели башни, но мы точно не знали, где. Когда родители вечером добрались до дома, бабушка бросилась к ним и заплакала», – рассказал мне студент из университета в Вирджинии Нафтали Ривкин.

Когда в 9.03 второй самолет врезался во вторую башню, многие американцы были уже у телевизоров. Миллионы телезрителей от Нью-Йорка до Аляски кричали в один голос, когда люди с верхних этажей прыгали вниз, предпочтя разбиться, чем заживо сгореть, и когда башни рухнули, похоронив под горящими обломками три тысячи человек.

«Такого ужаса Америка не переживала со времен бомбардировки Японией Перл-Харбора в 1941-м», – соглашались телеведущие, политические комментаторы и политики. «На Соединенные Штаты было совершено военное нападение», – сказал в тот же день сенатор Джон Маккейн.

Президенту и главнокомандующему страны, тогдашнему президенту США Джорджу Бушу (ставленнику Республиканской партии) идея войны подарила звездный час. «В этот момент я понял, что я избран Богом, чтобы быть лидером», – признался он позднее в интервью с журналистом Майклом Дафи.

«Настал момент борьбы добра со злом», – объявил президент на следующий день после теракта и пообещал избавить мир от злодеев, сравнив борьбу с терроризмом с крестовым походом.

В мирное время американская нация не отличается единством мнений.

Одни ратуют за помощь бедным, другие, напротив, требуют сокращения налогов; люди помоложе поддерживают права сексуальных меньшинств, а те, кто постарше, горой за традиционные семейные ценности; многие возмущены продажей гражданам оружия, но много и тех, кто считает ношение оружия своим неотъемлемым правом.

Особенно гневные споры вызывал поначалу президент Буш, занявший свой пост за несколько месяцев до терактов. «Буш не мой президент», «Буш, вон из Вашингтона», – скандировали тысячи демонстрантов по всей стране.

«Ничто так не объединяет людей, как страх», – сказал Наполеон Бонапарт. После 11 сентября страх повторного нападения, шок от пережитого и риторика «святой войны» полностью изменили настрой американских граждан.

Через неделю после теракта я ехала из Вирджинии в Нью-Йорк. В маленьких городках на моем пути почти над каждым домишкой развевался вывешенный хозяевами американский флаг – символ патриотизма. Украсились флагами придорожные харчевни, мосты, легковые машины, дальнобойные грузовики.

Меньше чем через год после теракта, согласно опросу Гэллапа, 90% американцев в едином порыве одобрили деятельность своего президента.

Американское общество поддержало решение правительства не только начать военные действия против «Талибана», укрывавшего организатора нью-йоркского теракта бен Ладена, но и против иракского диктатора Саддама Хусейна, не имевшего к теракту 11 сентября никакого отношения.

Через два года после терактов безоговорочная поддержка президента продолжала быть правилом каждого патриота. Доказательств того, что Ирак угрожает Америке, практически не было. Но обычно несговорчивые американские сенаторы отказались от собственного мнения в пользу решений президента. Подавив сомнения, они большинством голосов поддержали Буша в его решении начать войну в Ираке.

На домашнем фронте тоже дул ветер антидемократических и авторитарных перемен. Опасаясь новых терактов, правительственные органы, не отчитываясь перед гражданами, начали тайное и антиконституционное прослушивание телефонов и сбор информации о миллионах граждан.

В первое время после теракта только «враги» вроде Хусейна пытали своих заключенных – о его зверствах, застенках и пытках рассказывали американским журналистам беженцы из Ирака. Но в начале 2002-го ситуация изменилась. Толчком послужил арест джихадиста Абу Зубайда, который, по тогдашним сведениям ЦРУ, был доверенным лицом бен Ладена. (Со временем ЦРУ призналось в ошибке.) На первых же допросах Зубайда, видимо, рассказал все, что знал, но следователи решили, что он запирается.

Не получая желанную информацию, агенты, допрашивавшие Зубайду, обратились к администрации Буша и к Министерству юстиции, находящемуся под контролем президента, с просьбой разрешить применение более жестоких способов допроса. Министерство прислало в ответ засекреченный документ, оправдывающий ряд пыток в обход американского законодательства и Женевской конвенции.

Позднее Зубайда рассказал представителю Красного Креста, а потом и своему юристу, что с ним делали: «После побоев меня посадили в маленький ящик. Там не было места, чтобы сесть, можно было только лежать скрючившись. В комнате всегда было холодно, но когда ящик накрыли, мне вскоре стало жарко. Рана на моей ноге открылась и начала кровоточить… Потом меня вытащили из ящика и привязали к кровати, похожей на больничную. На лицо мне положили тряпку и на тряпку стали лить воду, так что я не мог дышать…»

При двухпартийной системе, активной прессе и законе о свободе информации все тайное в американской политике рано или поздно становится явным. Когда официальные документы, оправдывающие пытки, были вопреки воле правительства обнародованы, американцы ужаснулись – они увидели то, что называется национальным позором.

На иракском фронте дела тоже обстояли плохо: по новостям без комментариев каждую неделю показывали портреты погибших американских солдат. Все это плюс отсутствие новых терактов вернуло американцам здоровые демократические инстинкты – популярность президента и «лидера от Бога» упала до 30%.

Он потел так, что бомба не взорвалась

Барак Обама был выбран в президенты, пообещав быть анти-Бушем.

Но и его президентство, как и президентский срок Буша, тоже началось с теракта, хотя и неудавшегося.

В рождественский день 2009 года 20-летний Абдулмуталлаб попытался взорвать американский самолет, летевший из Амстердама. Незадачливый борец с «дьявольской» Америкой спрятал бомбу в трусы, и она не взорвалась только потому, что в дороге террорист слишком много потел.

Перед лицом теперь уже перманентной угрозы террора возврат к демократическим и конституционным нормам мог состояться только частично. Из печально известной тюрьмы Гуантанамо были выпущены сотни заключенных, но около 100 заключенных, обвиняемых в причастности к терроризму, остаются на сегодняшний день в тюрьме. Антиконституционная программа по широкомасштабному сбору метаданных при Обаме только укреплялась.

Но обещание уважать Женевскую конвенции и не применять пытки Обама выполнил.

На следующий день после ареста и после того, как ему сделали срочную операцию (террорист получил ожоги, пока пытался привести свой план в действие), Абдулмуталлабу, к возмущению сторонников политики Буша, зачитали его права, гарантированные американским законом. Он имел конституционное право немедленно взять юриста и не раскрывать информацию, могущую повредить ему на суде.

О том, какие уроки вынесло американское общество из опыта национальной травмы и последующей волны антидемократизма, я расспросила трех американских профессионалов – психолога, юриста и политолога.

Джули Вудзика, психолог и автор работ по социальной психологии, считает, что американцы научились (хотя бы на время) различать два типа патриотизма – продуктивного и вредного: «Один вид патриотизма, это когда люди собираются вместе, чтобы улучшить страну, сделать ее сильнее (например, когда люди боролись за права афроамериканцев), и есть вид патриотизма, который часто возникает после таких событий, как теракт. Такой патриотизм направлен не на улучшение жизни в стране, а на ненависть к тем, кто живет за ее пределами, к иностранцам, иммигрантам». По мнению Вудзики, патриотизм, который захлестнул Америку после терактов и укрепил власть президента, был по большей части непродуктивный, позволивший американцам втянуть себя в ненужную войну.

«Один из главных уроков, который мы, как американцы, извлекли из политической ситуации, сложившейся после терактов 11 сентября, это хрупкость демократии», – сказал мне детский писатель и юрист Оз Спенс. – Как человек, который родился в Америке и вырос с сознанием, что «все люди созданы равными», я всегда наивно думал, что демократия – это естественное состояние человека, то есть демократия отражает правду человеческой природы. Я думаю, что в панике и ужасе, поселившихся в душах американцев после терактов, американцы готовы были безоговорочно верить президенту. На время американское общество отвернулось от демократических принципов и верховенства закона, лежащего в основе демократии. Только теперь, как никогда раньше, я почувствовал, что демократия – это сложнейшая идея. Это идеал, который непросто удержать. Перед лицом чудовищных актов террора легко забыть про достоинства демократии и потерять в нее веру», – заключил он.

Политолог и автор книг об американской истории Роберт Стронг видит в подъеме патриотизма и усилении правительственной власти закономерность американской истории. «Популярность президента Кеннеди тоже возросла во время кубинского кризиса. Это типичный ответ американского общества на угрозу извне. Власть президента возрастает во время войн – так было и во время гражданской войны, и во время двух мировых войн. А там, где речь идет о власти, можно ждать и злоупотреблений. Обо всем этом нас еще предупреждал Джордж Вашингтон. Это он сказал, что мы потеряем свою свободу не потому, что нас завоюет иноземная власть, – мы расстанемся со своей свободой сами от страха перед этими иноземцами».

В конечном итоге все три специалиста согласились с предостережением Джорджа Вашингтона. Терроризм подрывает государственные основы, но не так, как видится террористам. Серьезный акт террора в любой момент может заставить американцев вручить всю власть президенту и превратиться из страны демократической в страну авторитарную. И никакие уроки истории тут не помогут.

Вашингтон