Марк Урнов
«Они все ядра отливают, а у меня в холодильнике шаром покати». Фото Reuters
Только мечты бывают бесплатными
Игорь Яковенко
Надо признать, что в Советском Союзе при всех его негативных характеристиках и многих слабых сторонах общественного устройства все-таки была сильная социальная политика, включая бесплатное образование и бесплатную медицину. Российская Конституция отражает многое из Основного закона СССР. Но одно дело написать, а другое – осуществить, точнее осуществлять, потому что реальная социальная политика – это непрерывный процесс, который надо все время подпитывать, развивать, обновлять с учетом изменения условий, возникновения кризисов, катастроф и иных потрясений и ситуаций.
В реальности же последние, скажем, семь лет идет последовательная отмена государством своих обязательств, которые в советское время оно выполняло по отношению к гражданам. Это касается качества образования, особенно среднего, медицины, других функций, облегчающих работу, отдых, жизнь большого числа людей.
Понятно, что это все стоило больших затрат, и не только денежных. Но сказать, что сегодня в России вообще нет социальной политики, значит солгать.
Просто сегодня нет того, что вкладывают в это понятие большинство людей. У нас элементы, фрагменты того, что было раньше. К тому же эти остатки на наших глазах съедаются кризисом, отсутствием денег, дефицитом лекарств и прочими неприятностями, вызывающими невольные сравнения текущего времени с советским прошлым.
Иногда от людей, принимающих сегодня решения, можно услышать: но мы же находимся в процессе такой трансформации экономики, которая предусматривает отход государства от многих сфер жизни, потому что эти участки уже осваивает частная инициатива предприимчивых людей. Они просят государство лишь обеспечить им конкурентную среду, принять эффективные законы, сделать независимыми суды, а дальше это их забота.
Я, например, целиком и полностью за обеспечение либеральных свобод и развитие частного предпринимательства. Более того, рыночная экономика не отрицает, делает необязательной такую, как была в СССР, социальную политику.
Но это я лично о себе. Если же говорить о типичном постсоветском человеке, то чем больше он включен в воспоминания о годах «развитого социализма», тем больше его ожидания от нынешней власти всевозможных проявлений заботы и опеки, составляющих тот самый пресловутый патернализм.
А молодые и энергичные люди, включенные в сегодняшнюю жизнь, более свободны, они ничего такого не знают и уж тем более не помнят. Поэтому я верю в то, что смена поколений изменит отношение общества к прошлому, а значит, и к настоящему.
Правда, многие опросы отмечают и другое: молодежь выше многих потенциальных мест, где бы они хотели работать после учебы в вузе, ставят крупные корпорации и госслужбу. Это, как они уже знают, даст им стабильность и доходность жизни. А там, глядишь, и карьерный рост с увеличением социального пакета. То есть прислониться к государству готовы многие. Тем более этим мечтам способствуют организуемые политиками молодежные движения на манер «комсомол – помощник партии». Ясно, что эти отряды цинично формируются под вполне определенные цели и действия.
Вот почему я вообще противник чересчур активной социальной политики. Она медленно, но неизбежно ведет к деградации общества. Но это не снимает проблем, которые надо решать государству в области образования, науки, здравоохранения. И люди, которые более самостоятельны и политически ориентированны, – чем в более полемический диалог они вступают с властью, тем они ей полезнее. А те, кто от власти все время чего-то просит, обладают минимальным гражданским потенциалом. Это они тоскуют по забытому хозстепендиатству, системе распределений после вуза и прочим признакам якобы государственной заботы...
НКО самим живется плохо
Марк Урнов
Причины того, что нынешняя Россия не отвечает качеству того социального общества, что было описано теми, кто работал над Конституцией и голосовал за нее, сегодня видны всем. Достаточно обратиться к образованию на всех его уровнях, здравоохранению в среднем по стране, науке, к пенсионному обеспечению и прочим социальным благам, льготам и выплатам. Но если добавить к этому кризис, обостренные отношения с Европой и США, да еще непредсказуемую по своему развитию войну в соседней Украине, то какое уж тут социальное благоденствие!
Но в то же время все вместе взятое позволяет иным кипучим патриотам цыкнуть на каждого, кто в столь трудную пору пытается отвлекать внимание просьбами выделить средства на масло, а не на пушки.
Конечно, в такой ситуации главным делом будет развитие военно-промышленного комплекса, а не социальные программы. Хотя нам-то в отличие от Германии, Израиля, Скандинавии социальные программы ох как нужны. Потому что почти на глазах истончается качество российского человеческого капитала. А перечисленные страны в силу своего развития уже стали социальными государствами, где, к примеру, здоровье населения на порядок выше, чем у россиян.
Но сейчас стенать по поводу своего положения – только усугублять его. Ясно, что нужны мир и стабильность, добрососедство, партнерство, открытость в политике, а не теория заговора с образами неисчислимых врагов, окруживших нас, таких великих, могучих и неповторимых. Нам нужна как нормализация собственного мышления, так и приведение в норму отношения с другими странами. Это теперь может быть достигнуто очень не скоро. Но начинать надо. Иначе останемся ни с чем и ни с кем.
Требуется повышение эффективности всего хозяйства страны. По разным данным, у нас сегодня от 45 до 70% машин и оборудования морально и физически устарело. Нужна техническая, управленческая и прочие модернизации. Необходимо избавиться от неквалифицированных, плохо подготовленных кадров, причем на всех уровнях – от обычного рабочего до высшего менеджмента.
Только при таких изменениях в стране в массовом сознании граждан может начаться движение в сторону социального государства.
Тут главное – не бросаться в крайности. При Советском Союзе была не только сильная социальная политика. Там, на поздней стадии существования СССР, функционировала пусть теневая, но уже рыночная экономика. Так и сейчас – рыночная экономика и социальное государство друг другу не противоречат, их надо развивать в приемлемой гармонии.
Я привел пример Израиля, Германии и Скандинавии в качестве сильных социальных государств с развитой экономикой. Но взять США, которым грех жаловаться на слабость экономики, – с социальным государством у них до сих пор немалые проблемы.
Конечно, в формировании социального государства играют роль и национальные особенности, и культурные традиции, и исторический опыт, причем и негативный тоже.
Я иногда слышу, что в становлении социального государства может сыграть большую роль гражданское общество. У меня такой уверенности нет. Кое в чем, например в поддержке отдельных групп, скажем, силами НКО – это возможно. Но, во-первых, наши люди привыкли социальные вопросы решать с государством, в крайнем случае – с сильным профсоюзом. Во-вторых, что могут НКО, когда у них самих сейчас не самые лучшие перспективы? Потому наша форма власти горизонтальных расширений чего-либо не понимает и не любит. А гражданское общество в моем понимании – это как раз распространение ткани доверия между людьми по горизонтали.
Так что в лучшем случае гражданское общество и социальное государство у нас появятся одновременно.
Вот только вопрос – когда? И надолго ли?
Когда рушится человек…
Юрий Рыжов
Я, конечно, не историк, но у меня есть большая уверенность в том, что в России отдельный человек со своей жизнью и со своим внутренним миром никогда не был большей ценностью, чем государство.
Лет 20 назад на эту тему выходила замечательная книга политолога и государствоведа Александра Оболонского «Система против личности». В ней он убедительно доказал, что во всех существовавших до сего времени цивилизациях при всем культурно-историческом многообразии форм можно рассмотреть лишь два прямо противоположных взгляда на мир.
Это персоноцентризм и системоцентризм. В первом случае индивидуум, человек, есть мера всех вещей. Во втором в центре стоит система, государство, империя.
Соответственно такие полярные взгляды сформировали два типа мышления, две ценностные шкалы. Либо высшей ценностью мира считается человек, и тогда все, что происходит, делается во имя человека; либо главенствует и становится в центре система, подавляя человека, его жизнь, индивидуальность, значимость...
Конечно, идеальных воплощений двух полярных концепций в реальности не отыскать нигде. Но я уверен, что в развитых социальных государствах человек, его жизнь, здоровье, судьба всегда выше других ценностей.
Тоталитарное мышление такой взгляд отвергает. Это мышление системоцентричного общества с вытекающим отсюда отношением к личности: человек – лишь один из рядовой армии, частица системы, и не более того.
Из книги Оболонского становится понятным, почему в России всегда побеждал системоцентризм.
А система всегда больше озабочена не человеком, а тем, как себя защитить.
Во время перестройки, не представляя еще, что такое политика, я согласился на предложение Михаила Горбачева возглавить комитет Верховного Совета по науке, образованию, культуре. И, проявляя к интерес к финансированию этих сфер, решил изучить истинные расходы ВПК. Оказалось, что официальная статистика на порядки занижала оборонку. Когда вышли мои статьи, тогдашний премьер Николай Рыжков спросил меня: «Откуда данные?» Я говорю: «Вычислил косвенным образом». Его комментарий был гениальным: «Да мы и сами не знаем точно».
Думаю, сегодняшняя ситуация еще ярче воспроизводит эту поразительную разницу в приоритетах между военно-промышленным комплексом, образованием, наукой и культурой. Отсюда все проблемы в образовании, здравоохранении, науке. Под видом реформ и знаменем оптимизации процессов выхолащивается и усредняется все, чем мы еще могли когда-то гордиться. Солженицын говорил про образованщину вместо образования еще задолго до появления поколений егэшников. Я считаю, что у нас во всех сферах идет широкомасштабный отрицательный отбор, негативная селекция, социальная деградация. И на фоне всего этого – борьба с теми, кто пытается еще что-то делать или хотя бы остановить разрушение последних островков российской культуры в широком, цивилизационном смысле этого понятия.
Примеров не счесть. Напомню об одном.
Поразительная и в то же время типичная история происходит с моим старым товарищем Дмитрием Зиминым, основателем фонда «Династия», которого тоже решили зачислить в иностранные агенты. А он, интеллигентнейший человек, не выдержал таких унижений и уехал, я уверен – не навсегда. Но даже в этой ситуации он продолжает помогать российским ученым. Недавний московский митинг в защиту отечественной науки собрал тысячи человек. Многие люди пришли выразить солидарность с «Династией». Но Зимин, узнав это, попросил не акцентировать внимание на фонде. И я его понимаю. Говорить надо уже о катастрофе иного масштаба…
