Молодежь Астаны метафору с «Прыжком барса» понимает почти буквально. Фото Reuters
В начале этого года президент Нурсултан Назарбаев утвердил Концепцию внешней политики Республики Казахстан до 2020 года, которая формально продолжает традиционную многовекторную ориентацию страны.
Но события в Украине стали довольно тревожным индикатором того, что дипломатическое поле для маневров у Казахстана может сжиматься. Сегодня известно, что Астана довольно четко поддержала позицию одной из конфликтующих сторон, восприняв прошедший в Крыму референдум как «свободное волеизъявление населения» и «с пониманием относясь к решению России».
Чуть позже в Гааге, на антиядерном саммите, позиция республики по украинскому вопросу была более четко расшифрована. Выяснилось, что у официальной Астаны любые формы насильственной смены власти, будь то государственной переворот или революция, продолжают вызывать сильное раздражение. Это раздражение даже пересилило алармистские заявления многих казахстанских экспертов о том, что в перспективе активизация сепаратистских настроений возможна и в самом Казахстане, в частности после смены власти.
То есть опасения перед революциями и переворотами для руководства Казахстана оказались выше, чем страх перед угрозой сепаратизма. На брифинге по итогам форума в Гааге казахстанский президент опять упомянул свой любимый принцип «вначале экономика, а потом политика», заявив о том, что украинские политики не уделяли должного внимания развитию экономики, а занимались ущемлением прав меньшинств и нарушали принцип равенства всех граждан.
Кстати, МИД Украины тогда вручил ноту протеста казахстанским дипломатам в связи с озвученной позицией руководства Казахстана. Как говорится в ноте, «эти заявления идут вразрез с общепринятыми нормами международного права… противоречат партнерским отношениям между двумя странами и являются неприемлемыми для украинской стороны».
Принцип мудрой обезьяны
В любом случае многие ожидали от Астаны большей гибкости в крымском вопросе, учитывая то, что в 2008 году Казахстан, например, не признал независимости Южной Осетии и Абхазии. То есть в тот период Астана повела себя довольно осторожно. И это поведение хорошо укладывалось в декларируемую многовекторность. Возможно, существенное отличие заключалось в том, что шесть лет назад Казахстан еще не входил в Таможенный союз. Именно поэтому началась активная дискуссия о том, как получится республике сочетать свою традиционную многовекторную политику, с тесной интеграцией в рамках будущего Евразийского экономического союза. Некоторые эксперты призывали брать пример с Китая, который в особо деликатных вопросах всегда старается лучше воздержаться, чем что-что сказать, поддерживая ту или иную конфликтующие стороны. Опять все тот же маоцзэдуновский принцип мудрой обезьяны на дереве, которая ждет, когда ослабнут два дерущихся тигра. Это по крайней мере позволяет сохранить поле для маневров, которое намного шире, чем раскаленная сковорода, на которой приходится извиваться угрем в разные стороны. Судя по всему, руководство Казахстана это стало понимать. По крайней мере премьер-министр РК Карим Масимов заявил о необходимости восстановления торговых отношений с Украиной. Чуть позже президент Казахстана встретился с заместителем госсекретаря США Уильямом Бёрнсом, пропустив саммит ОДКБ. Таким образом, Астана пытается вернуть себе имидж многовекторного государства, который был немного подмочен украинскими событиями.
Многовекторность в политике имеет много причин и оснований. Нельзя не признать, что наша республика очень уязвима, вне зависимости от того, откуда может быть угроза, со стороны «западных друзей Казахстана» или со стороны наших соседей, будь то Россия или Китай.
А теперь давайте представим ситуацию, что в среднесрочной перспективе к власти в Казахстане придут политические силы, которые вдруг захотят поменять правила игры. Например, заявят о выходе из Таможенного союза или о приостановке участия в ОДКБ, как это сделал Узбекистан. Более того, возникнут проблемы с присутствием России на Байконуре и на других арендованных ею полигонах. Также значительно поднимется статус казахского языка, который будет обязателен к употреблению не только в государственных структурах. И все это будет суверенным правом самого Казахстана как независимого государства. Естественно, что внутри казахстанского общества еще больше усилится раскол, так как будут несогласные с такой политикой. И это также является их законным правом. Но как в таком случае будет вести себя Россия?
РФ и США – сходство различий
С другой стороны, Россия в Украине делает то же самое, что западные страны в свое время делали в разных регионах мира, используя «дипломатию канонерок», когда игра идет на острие ножа. Ведь Запад также часто оказывал вооруженную поддержку одной из конфликтующих сторон в противовес другой, называя это восстановлением демократии и защитой прав человека. Так было на Балканах, в Афганистане, в Сирии или в Судане, который, кстати, в 2011 году вообще разделился на два государства под давлением в первую очередь западных стран. Не стоит забывать, что те же США не меньше преуспели в сталкивании лбами разных религиозных лагерей, например, поддерживая суннитскую Саудовскую Аравию и другие арабские страны в противовес шиитскому Ирану. И политика «Разделяй и властвуй!» отнюдь не потеряла свою актуальность.
Настораживает то, что, как и Запад, Россия вступила на очень опасную и зыбкую почву, подгоняя текущую ситуацию под свои геополитические интересы. На наших глазах создаются очень опасные модели разрешения конфликтных ситуаций. Речь в первую очередь о поддержке сепаратистских настроений в других государствах. В этом случае Россия ведет себя так же, как Запад во время Балканской войны, результатом которой стало появление Косово. Действие порождает противодействие.
Астана – город, где пересеклись прошлое,
настоящее и будущее. Фото с сайта www.astana.gov.kz |
Ведь с момента развала Советского Союза в мире уже не работает никакая система международных гарантий безопасности. Совет безопасности ООН превратился в борьбу нанайских мальчиков, которую интересно наблюдать, но она не влияет на международную обстановку. Если раньше США называли «международным жандармом», то неужели на такую же роль, пока только в рамках постсоветского пространства, уже претендует и Россия? К тому же ни у США, ни у России нет прочного лагеря союзников в этой конфронтации. Часть европейских стран не хотят ужесточения санкций против Москвы, учитывая слишком тесную связь с Россией в условиях глобализации. В свою очередь, Москва своими действиями в Грузии и в Украине вряд ли увеличила количество друзей на постсоветском пространстве, если не наоборот. Даже Беларусь выступила против федерализации Украины. Ведь для России тот же Крым – это не просто реванш, наказание участников «государственного переворота» в Киеве. Своими действиями Россия пытается активно показать Западу, что с ней уже необходимо считаться.
В 2008 году, во время конфликта с Грузией, Москва лишь прощупала реакцию Запада на свои геополитические претензии. В этом году Кремль уже заявил свои права на более крупную игру. В любом случае все это говорит о том, что передел влияния на постсоветском пространстве переходит в более активную фазу. И сейчас этот передел идет с участием четырех стран: России, Турции, Китая и США.
Первые два государства пытаются закрепить за собой статус субрегиональных держав. Американцев беспокоит геополитическая активность Москвы и Пекина. События в Украине, расширение Таможенного союза, а также увеличение активности Китая, судя по всему, заставили Вашингтон забеспокоиться по поводу ослабления своих позиций на постсоветском пространстве.
При этом, насколько можно понять, внутри американского политического истеблишмента нет единства по поводу вопроса о том, кто для США представляет наибольшую угрозу в этой зоне геополитических интересов: Россия или Китай. По крайней мере бывший спикер палаты представителей конгресса США Ньют Гингрич на недавнем Евразийском медиафоруме в Астане заявил, что потенциальная агрессия Китая для США сегодня более неприятна, чем агрессия России. Что касается Китая, то он не скрывает амбиций получить статус не только военной, но и финансово-экономической сверхдержавы в ближайшей перспективе. При этом уже сейчас в экономическом плане Пекин фактически превращается в главного игрока на всем постсоветском пространстве. Честно говоря, для Казахстана не столь важно, кто и при каких обстоятельствах попытается диктовать нам условия: Запад, Россия, Китай или кто-нибудь другой. При любом раскладе это будет серьезной угрозой для нашего государства.
Санкции на поиск новых партнеров
Угрозы и риски возникают уже сейчас, если говорить даже о таком, казалось бы, далеком от нас процессе, как санкции Запада против России.
Как показывает опыт двух последних девальваций нашей национальной валюты, начиная с 2009 года, одной из причин их проведения называлась экономическая ситуация в России, которая, естественно, может ухудшиться в случае введения долгосрочных санкций по разным направлениям. Не так давно председатель Национального банка Казахстана Кайрат Келимбетов сказал, что введение санкций в отношении России тревожит казахстанские власти, так как 36% российского импорта идет в Казахстан, а из республики в Россию – 7% казахстанского экспорта. В любом случае экономическое ослабление России прямо или косвенно заденет и Казахстан, чей рост ВВП в этом году уже был снижен некоторыми экспертами до 4,7–5% – не только в связи с новыми проблемами на Кашагане, но и по причине нестабильной экономической ситуации в соседней России.
Кроме этого, мы с Россией сильно завязаны в энергетической сфере. Кстати, наше министерство нефти и газа уже заявило о том, что прорабатывает вопросы по поиску альтернативных маршрутов экспорта нефти. Это придется делать, если вдруг Запад захочет ввести ограничения по экспорту российской нефти. Что, конечно, маловероятно, но гипотетически возможно.
В то же самое время из лимона надо делать лимонад. Не стоит забывать, что для иностранных инвесторов долгое время только три постсоветских государства представляли серьезный интерес. Это Россия, Украина и Казахстан. В Украине сейчас высокие инвестиционные и политические риски. Россия находится в турбулентной зоне, в том числе из-за угрозы санкций. Остается Казахстан, который, кстати, уже вносит поправки в законодательство для улучшения инвестиционного климата в стране.
Что касается других стран Центральной Азии, то в регионе существует восемь анклавов, при этом больше всего их насчитывается в Кыргызстане, где располагаются два таджикских и четыре узбекских анклава. Это значит, что при самых негативных сценариях кто-то из политиков может всегда разыграть сепаратистскую карту, тем более чуть ли не каждый год вокруг этих анклавов происходят трения и конфликты. Все это говорит о том, что внутри региона существует большое количество собственных пороховых бочек, которые не обязательно могут поджечь внешние игроки. Более того, и России, и Китаю невыгодно иметь у себя под боком еще одну зону нестабильности. И самым худшим вариантом может быть сценарий, при котором политическая дестабилизация в нашем регионе сольется с перманентной нестабильностью в Афганистане. В таком случае появится та самая «Большая Центральная Азия», о которой мечтают некоторые американские эксперты, но только со знаком минус.
Конечно, «пороховые бочки» взрываются чаще всего там, где активно практикуется образ врага. Любого – как внешнего, так и внутреннего.
Универсальный фашизм
Российско-украинский конфликт привел к тому, что в политической риторике Москвы активно используются такие понятия и термины, как «украинский неонацизм», «радикальный национализм». Такие явления, наверное, действительно есть. Но давайте будем объективны. Национализм спокойно себя чувствует и в самой России. Это хорошо видно хотя бы по факту присутствия ЛДПР в Государственной Думе со своим эпатажным лидером. Внутри страны существует немало российских неонацистских и ксенофобских организаций. Нападения скинхедов на людей с неевропейскими чертами лица регулярно происходят по всей стране, в том числе в Москве. Маловероятно, что такое мы можем наблюдать в том же Львове, Тбилиси или в Ташкенте. Так что России со своими крайними формами национализма надо бороться с не меньшей решимостью, чем с чужим внутренним злом.
На мой взгляд, в России существуют риски от так называемого «ретроспективного патриотизма» с акцентом на былые «славные» времена. Представление о том, что это за идеология, мне кажется, у большинства россиян весьма туманное. С одной стороны, георгиевские ленточки и возвращение советского гимна. С другой – расширение участия в общественной жизни религиозных структур, в частности православной церкви. По сути, это реинкарнация известной триады – «Православие, самодержавие, народность».
Мне кажется, получается не новая идеология, а способ, известный из мировой практики: мобилизация людей вокруг власти на случай появления какого-то серьезного внутреннего или внешнего врага. И не суть важно, реальный это враг или вымышленный. Но созидающую стратегию нельзя выстраивать только на основе конфронтации и ура-патриотизма. Такая конструкция долго не продержится и рано или поздно рухнет на своих же «зодчих».
Такие риски есть и у Казахстана, население которого составляет сегодня чуть больше 17 млн человек. Из них казахов уже свыше 64%. Как говорят чиновники, увеличение численности казахов за десятилетие произошло в основном за счет естественного прироста, а также миграционного притока оралманов (этнических казахов) на территорию республики. Это ведет к усилению национал-патриотических настроений и оживлению соответствующих движений и групп. Четко обозначился рост и религиозных настроений, в том числе у молодежи.
Я вовсе не исключаю, что в среднесрочной перспективе некоторые политические игроки попытаются укрепить свои позиции за счет мобилизации протестных групп вокруг двух основных идеологических направлений: национал-патриотического и религиозного, что также не исключает конфронтацию между ними. А это уже несет в себе определенные риски и угрозы для политического развития Казахстана.
Кстати, здесь стоит вспомнить известную «модель Даунса», суть которой состоит в том, что победу нередко одерживает тот политик, который находит золотую середину в политических предпочтениях граждан.
Естественно, у стороннего наблюдателя могут возникнуть вопросы о поведении национальной элиты в условиях усложняющейся политической реальности. Дело в том, что внутриэлитные группы в Казахстане формируются не на основе какой-либо политической идеологии, которая позволяет их как-то идентифицировать, а вокруг «серых кардиналов». Поэтому, многие влиятельные элитные группировки у нас традиционно сортируются лишь по именам их шефов, а не на основе идеологической ориентации. Хотя это естественно для любой политической системы, где отсутствует политическая конкуренция.
В результате внутри нашей элиты вы не найдете ни классических либералов, ни социал-демократов, ни национал-патриотов, ни даже консерваторов. Но идущие сегодня многочисленные и популярные разговоры о будущем страны после ухода действующего президента не должны замыкаться на конкретном преемнике и даже на каком-то механизме преемственности власти. Более важно понять, какой идеологический курс будет избран. Какие новые идеологические конструкции и политические ценности станут предлагаться казахстанской общественности либо с целью ее мобилизации, либо, наоборот, для внесения раскола и разжигания смуты.
А это тоже «барс» – глазами
художника-урбаниста. Фото ИТАР-ТАСС |
Правило священника, купца и солдата
На этот счет есть старая геополитическая поговорка: «Сначала приходит священник, затем – купец, а потом и солдат». То есть сначала в плен берут сердце и умы, затем кошельки, а потом и само государство. Хотя эта очередность может и меняться. На данный момент можно выделить четыре основных центра информационного доминирования в Казахстане: Россия, транснациональные медиакорпорации, транснациональные социальные сети и слухократия. Практически все транснациональные медиаимперии, а также создатели транснациональных социальных сетей базируются в индустриально развитых странах. Поэтому основной контент новостных программ, транслируемых медиаимпериями, отражает точку зрения глобальных игроков. Казахстан как субъект международных отношений давно находится в водовороте информационных войн, которые ведут транснациональные медийные структуры и геополитические игроки. Но в том же Законе РК «О национальной безопасности Республики Казахстан», в статье 23 черным по белому написано о недопущении информационной зависимости Казахстана и о предотвращении информационной экспансии и блокады со стороны других государств, организаций и отдельных лиц.
Кстати, события вокруг Украины хорошо показали, как быстро казахстанцы становятся жертвами чужой информационной войны, при слабости своих казахстанских медийных игроков, неспособных на трансляцию объективной информации. Как неоднократно признавали сами официальные лица, около половины нашего населения находится под влиянием российских СМИ, предлагающих свое видение конфликта. Этим и объясняется отношение части казахстанцев к тому, что происходит сейчас в Украине. При этом данный раскол произошел в том числе по этнической и языковой линии. Такого, кстати, не было во время грузинско-российского конфликта 2008 года. Аналогичная ситуация наблюдается вокруг дискуссии о создании Евразийского экономического союза, которая также расколола казахстанское общество на сторонников и противников этого интеграционного проекта.
Конечно, со стороны государства иногда предпринимаются попытки взять ситуацию под контроль. Речь идет о создании в марте текущего года нового Агентства по связи и информации РК. Но, несмотря на это, наблюдается явная потеря со стороны власти стратегической инициативы в работе с информационным полем, так как люди черпают информацию из разных источников, которые раскалывают медийное пространство Казахстана на отдельные куски по линии противостояния: государственные – оппозиционные СМИ, казахоязычные–русскоязычные, off-line–on-line, официальные источники – неформальные каналы коммуникации. Все это не следует путать с классическим плюрализмом, который в любом случае признает наличие нескольких базовых ценностей. Поэтому любая целенаправленная пропаганда извне может довольно легко расколоть нашу страну, ведь главная цель пропаганды – формирование общественного мнения, в том числе посредством распространения лжи, слухов и полуправды.
Если вернуться к приведенной поговорке, то это к вопросу о «священнике». О «купце» я уже говорил.
И в заключение – о «солдате».
Не оказаться между чужими войнами
Руководство Казахстана еще в 90-х годах исходило из очень простой мысли – наша республика с военной точки зрения себя никак не сможет защитить. Необходимы альянсы. Поэтому мы вошли в ОДКБ, ШОС, с НАТО сотрудничаем в рамках программы «Партнерство ради мира». И самого начала руководство Казахстана сделало ставку на гарантии международных договоров. То есть наша национальная безопасность зависит не от наших вооруженных сил, а от многочисленных международных соглашений, к которым, кстати, относился все тот же Будапештский договор. Украинские события как раз должны насторожить руководство Казахстана, потому что существующая договорная база, которая нам давала некую гарантию безопасности, начинает трещать по швам. Таким образом, наша безопасность, территориальная целостность держатся на очень зыбкой почве – на невмешательстве в наши внутренние дела стран, которые пока еще соблюдают международные договоренности. Здесь смущает слово «пока». Но как долго наша республика сможет балансировать на интересах разных государств? Ведь Казахстан участник многочисленных международных организаций, в которых первые скрипки играют разные «гегемоны». И некоторые из них рано или поздно могут вступить в жесткую конфронтацию. Взять хотя бы ту же ОДКБ, в рамках которой у нашей республики есть обязательства оказывать военную поддержку остальным участникам этой организации, если против них будут предприниматься агрессивные действия третьих стран. Не возникнет ли ситуация, когда Астане придется выбирать: поддерживать своего партнера по ОДКБ или нет, тем более если этот «агрессор» вдруг окажется более важным стратегическим партнером Казахстана? В свое время я уже говорил о том, что нашему МИДу следует чаще проводить мозговые штурмы с целью разработки различных, даже самых нереалистичных моделей развития ситуации. Все равно Казахстану придется делать выбор исходя из своих геополитических и геоэкономических интересов, а не из желания угодить всем.
Конечно, любому обществу, народу силу и вдохновение придает то, что в России часто называют национальной идеей. У нас же есть не идея, а образ. «Снежный барс», символ Казахстана, который должен прыгнуть из сырьевого состояния в постиндустриальное общество. Для этого несколько лет назад была принята очередная форсированная индустриально-инновационная программа развития республики. А в последнем Послании народу Казахстана, президент сделал прогноз по поводу 15–17 лет, которые есть у Казахстана для того, чтобы совершить такой прыжок. Хотя я в свое время пошутил по поводу того, что когда-то между «медведем» и «драконом» мы хотели взрастить своего «барса», но вместо этого расплодили «кроликов-коррупционеров», которые очень любят «капусту».
Думаю, что аналогичная ситуация наблюдается во многих постсоветских странах, в том числе и в России.
Казахстан