Учение переживёт заблуждения театра

Леонид Хейфец (р. 1934) – режиссёр, театральный педагог, народный артист России, лауреат Государственной премии России. Закончил ГИТИС (курс А.Д. Попова и М.О. Кнебель). В 1963–1970 годах работал в Центральном театре Советской Армии, где поставил спектакли «Мой бедный Марат», «Смерть Иоанна Грозного», «Дядя Ваня». С 1971 по 1986 год работал в Малом театре, где поставил спектакли «Свадьба Кречинского», «Заговор Фиеско в Генуе», «Король Лир», «Ретро», «Зыковы» и др. В 1988-1994 годах – главный режиссёр Центрального академического театра Советской армии. Среди постановок тех лет – «Павел I» (Государственная премия РСФСР, 1991), «Боже, храни короля!», «Маскарад». В Театре имени Вл. Маяковского поставил спектакли «Кукольный дом», «Синтезатор любви», «Спуск с горы Морган», «Не всё коту масленица», «Цена». Среди телевизионных работ – «Рудин», «Обрыв», «Вишнёвый сад», «Доходное место». Преподавал в Высшем театральном училище им. М.С. Щепкина и Театральном институте имени Б.В. Щукина. В настоящее время – профессор кафедры режиссуры драмы РАТИ (ГИТИС), художественный руководитель мастерской.
Фото РИА НОВОСТИ

Система Станиславского сейчас вновь и вновь подвергается яростной критике и пересмотру. Я, как человек, работающий в театре более полувека, ответственно заявляю, что это грубая ошибка, которая мгновенно обнаруживается при первой же репетиции и встрече с актёрами. Появляется множество очень интересных, ярких спектаклей, которые, сами о том не подозревая, в своих лучших проявлениях подтверждают гениальность открытий, сделанных Станиславским.

Мои студенты смотрят все последние премьеры Москвы. Они бывают на всех первых спеклях, видят все новые работы, которые именуются «спорными» или «бесспорными», «архисовременными» или «сверхархаичными». И каждый из них в конечном итоге самостоятельно выбирает идеал. Но суть Системы и методология работы с артистом — незыблемая часть театральной Школы. 

Мы очень хорошо знаем, что через два-три года эти мальчики и девочки войдут в репетиционный зал. Там будет сидеть артисты. И судьба этого мальчика или девочки будет зависеть от того, до какой степени он понял то, чему его учили. Потому что если он к артистам — живым людям — применит чисто внешние слагаемые даже самого лучшего авангардного театра, он в 95%, а может быть, и в 99% случаев потерпит поражение. Это утверждение опирается не на сиюминутное ощущение от того или иного спектакля, а на прожитую жизнь в театре и судьбы многих режиссёров и актёров. Класс человека театра проверяется в «марафоне», а не на короткой дистанции — «поставил и удивил».

Современная критика Системы Станиславского — момент преходящий. Всё это опирается на яркие достижения театра, который сегодня ищет короткие пути к зрителю. Безусловно, это востребованный сегодня театр: жизнь тяжела, люди устают, они замучены нищетой, они хотят в короткий промежуток времени получить яркое впечатление. То, что называлось в старину «хлеба и зрелищ». Их можно понять. Пусть будет зрелище. Конечно, неприятно видеть, как убивают быков или гладиатор вонзает меч в другого гладиатора, но это было всегда и интерес к этому был всегда. Но одновременнно с этим был Эсхил и почему-то «застрял» в нашей памяти по сей день. Были Еврипид и Софокл. Во времена Шекспира были популярны медвежьи драки, но почему-то «застряла» в нас «Буря» — размышления о жизни и судьбе человека на этой земле.

Я ещё раз торжественно заявляю: я не против какого бы то ни было поиска. Авангард был, есть и будет. Но за авангардом следует другой этап постижения жизни. Мы готовим студента на марафон. Он может посмотреть сегодня  спектакль и сойти с ума от восторга - чаще всего от формы. И захочет сразу же эту форму воссоздать. Гарантировано стопроцентное поражение, потому что все равно форма «фантазируется» - она конечна, а содержание «вскрывается» и оно бесконечно, как душа.

Вот молодой режиссер приходит к артистам. У одного будет болеть живот, у другого - развод, третий только что дедушку похоронил, четвертый позавчера пьянствовал... Чтоон должен предложить им кроме Системы Станиславского? Может ли он увлечь их каким-то трюком? На что откликнется артист, на что откликнется его сердце, чему он может удивиться? Только смыслом. Сутью. Человеческой судьбой. И, уж извините за сверхстаромодность, он может заинтересоваться жизнью человеческого духа. А это – Станиславский. 

Объявление визуального театра единственно возможным  в XXI веке - это ошибка. Потому что, слава богу, несмотря на то, что огромное количество людей приходит посмотреть на голую жопу, не меньшее количество людей, приходит послушать «Диалоги» Платона.

Сегодня критики смело объявляют конец одного и начало другого. Как к этому можно отнестись серьёзно? Давид Боровский сделал блистательную сценографию к «Гамлету» на Таганке. Сценографию, которая всё время вибрировала. И критики сразу же объявили: «конец прошлой сценографии! Начало динамической сценографии!» Прошло два года, и Боровский сделал декорации к пьесе, где по содержанию и смыслу всё должно было происходить в квартире, хоть тресни! Он построил изумительный, гениальный павильон.  И что дальше? Как быть с объявлением, что одно закончилось, а другое началось? Ничего не начинается, и ничего не заканчивается, точно так же как наша жизнь.

Венсан Перес (р. 1964) – актёр, родился в Швейцарии, в молодости мечтал стать скульптором, художником или фотографом, но в 18 лет уехал во Францию, где поступил на актёрский факультет Высшей национа- льной консерватории драматического искус- ства, после окончания принят в труппу театра Амандье в Нантере. Еще студентом дебютировал в кино в картине «Страж ночи». Самые известные его роли – в фильмах «Путешествие капитана Фракасса», «Индокитай», «Королева Марго», «За облаками», «Код Апокалипсиса», был номинирован на премию «Сезар» за роль в «Сирано де Бержераке», награждён был премией Жана Габена.

Я горжусь тем, что в 1986 году был принят в школу Патриса Шеро и в его труппу. И ролями, которые он мне доверил в чеховском «Платонове», а  потом в «Гамлете». Над этими пьесами и русскими пьесами, в частности, я много работал, будучи студентом, в связи с чем не мог не возникать вопрос о методе Станиславского и о его применении в работе над ролями. Для себя я могу это коротко сформулировать так: собирание максимума информации о персонаже и об эпохе, накопление, аккумулирование деталей, чтобы потом, при выходе на сцену, всё забыть и жить и существовать уже на нерве, на инстинкте. Чтобы с вами в зале говорило моё подсознание.

Моему Сергею Войницеву было очень плохо, одиноко. И я много работал над его речью. Мой Войницев заикался — от замкнутости, от нерешительности. Патрис Шеро продолжил работу над «Платоновым» уже в кино, перенеся в фильме «Отель де Франс» действие в нашу современность. И я играл в группе тогда ещё молодых актёров из Амандье, в которой были Валерия Бруни-Тедески, Аньес Жауи, Бруно Тодечини, Мариан Деникур.

Когда я думаю о методе Станиславского, мне с грустью приходится говорить о том, что многим современным кинорежиссёрам вполне достаточно вашего лица и какой-то простой функции, которую вы можете олицетворять. Чтобы актёры входили и оставались на экране такими, каким мы их видим в жизни. Это смерть профессии, по-моему. Поэтому, даже когда мне не ставят серьёзной задачи, я сам пытаюсь выстраивать характер своего персонажа.

Я горжусь тем, что мне удалось найти образ транссексуала Фредерика/ Вивиан в картине Шеро «Те, кто меня любит, поедут поездом» . Дело было так. В 1997 году Абель Феррара предложил мне роль транссексуала в своём новом фильме. Для меня это было полной неожиданностью. Я думал над предложением и решил сделать вместо проб фотоссесию, в которой я был бы уже в гриме и в образе. Серия получилась, а вот проект Феррары – нет. Тут Патрис Шеро предложил встретиться и обсудить моё возможное участие в его новом фильме. Канву сюжета я знал и на встречу с Шеро взял эту фотоссесию. Пришёл, разложил фото. Он смотрит на фотографии и говорит: «При чём здесь эта актриса?» А я молчу в ответ. Тогда Шеро повертел многочисленные фото в руках, присмотрелся и присвистнул. (Венсан хитро смотрит, улыбается и вдруг говорит по-русски: «Оху..но, да?» А потом уже по-французски добавляет: «Ведь так у вас говорят?») Вот так был найден образ моей Вивиан: транссексуала Фредерика, начавшего курс гормонов, но не сделавшего последнего шага, чтобы стать полноправной женщиной.

Записал Игорь Гуськов