Впереди - эпоха нестабильности

Все, что происходит в СССР, нужно рассматривать в контексте развития всех социалистических стран (в большинстве своем уже бывших). Ибо, несмотря на присущую каждой специфику, происходящие в них процессы очень похожи. Одинаковы экономические болезни - дисгармоничный рост, дефицит, инфляция и т.д. Сходны стереотипы экономического поведения: ресурсное расточительство, стремление к росту объемов производства, гипертрофия краткосрочных интересов и т.п. Повторение одних и тех же "ошибок" и неудачи экономических реформ показывают, что во всех социалистических и постсоциалистических странах происходит сходный процесс эволюции экономики и общества и существуют одинаковые общественные механизмы, детерминирующие их развитие.

Более того, независимо от желания правительств тех или иных стран и характера рекомендаций экономистов своим правительствам, все "соцстраны" и в постсоциалистическую эпоху продолжают идти по сходному пути, который можно назвать магистральной тенденцией - mainstream - их эволюции.

Это - путь от тоталитарного общества к демократическому: от тоталитаризма и, в частности, сталинской модели как одной из самых чистых его форм через авторитаризм (просвещенный или непросвещенный), через нестабильное общество - к демократическому обществу с его развитыми демократическими институтами и в сфере политики, и в сфере экономики.

СССР находится хоть и не в начале пути, но ушел по нему недалеко. Наша страна - на стадии перехода от авторитаризма, который не так давно стал просвещенным, к нестабильному обществу. Первый же этап - этап разложения тоталитаризма - начался сразу же после смерти Сталина: у нас это была "программа" Маленкова, в европейских соцстранах - прекращение политики форсированной индустриализации. Для этого этапа характерны отказ от террористических методов управления и смена приоритетов экономической политики: перераспределение ресурсов в пользу товаров народного потребления. Сам же хозяйственный механизм не меняется. Господствует иллюзия, что достаточно лишь принять новые, "правильные" решения, строго проследить за их исполнением - и все будет в порядке.

Понимание принципиальной порочности социалистического хозяйствования приходило постепенно и готовило почву для следующего этапа. В области экономики мы видим повсеместные, но непоследовательные попытки авторитарной власти приступить к фрагментарным, несистемным рыночным реформам, которые только усиливали разбалансированность экономики и провоцировали последующую рецентрализацию. В политике это была частичная либерализация: политическая амнистия, ослабление цензуры, деидеологизация частной жизни, реформа избирательной системы и декларации о создании правового государства. Естественным результатом этого процесса стало ослабление реальной власти Центра и его способности управлять усложнившейся экономикой. Одновременно усилилась власть нижестоящих в иерархической системе экономических агентов: министерств, регионов и предприятий. Отношения подчиненности между выше- и нижестоящими звеньями иерархии превратились на деле в отношения торга.

Тогда же сложились механизмы лоббирования, при помощи которых сильные хозяйственные организации влияли на принимаемые высшими органами власти экономические и политические решения.

Сегодня самыми мощными, по всей видимости, являются аграрное, военно-промышленное и топливно-энергетическое лобби. И не случайно, что первым мероприятием Б. Ельцина на посту главы российского парламента в области экономики стало списание долгов с колхозов. С экономической точки зрения, это была очевидная глупость, но причины этого деяния Ельцина не следует искать в экономике. Они чисто политические: Ельцин заплатил аграрному лобби за поддержку во время его выборов на пост председателя. Аграрное лобби, навязав повышение закупочных цен, было также той самой силой, которая убила известную программу "500 дней".

Но главная "заслуга" этого этапа в том, что резко повысились социальные ожидания населения. И на этом стоило бы остановиться поподробнее.

Человек, осознанно или неосознанно, всегда предъявляет обществу определенные требования в отношении удовлетворения своих интересов - экономических, социальных, и политических. Причем соответствующие его ожидания характеризуются не числом, а определенным интервалом значений. В верхней части этого интервала находится желательный, но совсем не обязательный уровень. В середине - то, что человек считает "нормальным" и справедливым. Ниже - уровень удовлетворения потребности уже недостаточный, но еще терпимый. Далее идут уж совсем неприемлемые значения.

Например, данный рабочий зарплату в 250 рублей мог бы считать для себя нормальной, справедливой. Конечно, он не возражал бы, чтобы ему платили 400, но реально на это не рассчитывает. Снижение зарплаты до 230 рублей вызвало бы у него недовольство, но он бы пережил это. А вот если она падает до 150, то он должен или уволиться, или постараться как-то иначе изменить ситуацию.

Подобным же образом у каждого потребителя складывается представление о "нормальном" состоянии потребительского рынка, снабжения, цен и качества товаров, длины очередей, а также о допустимых отклонениях от этого нормального состояния. Существует зона значений выше верхнего уровня этого диапазона: например, потребительские рынки Австрии или Швеции. Но для советских людей эти значения поведенчески не актуальны. Существует зона значений и ниже нормального уровня. И если состояние потребительского рынка ухудшается намного резче обычного, то после определенного критического предела неизбежны социальные протесты.

Так или иначе, но степень удовлетворения интересов сказывается на поведении людей.

Условно все их действия, предпринимаемые в процессе участия в жизни общества, можно разделить на традиционные и нетрадиционные. Если работник расценивает уровень удовлетворения своих интересов как нормальный или, по крайней мере допустимый, он и работает, как правило, с нормальной для него интенсивностью, его экономическое поведение в целом не выходит за рамки традиционного. Политическое поведение также остается в этих рамках: люди воздерживаются от каких-либо форм социального и политического протеста, на выборах голосуют за правящую партию.

Но когда работник чувствует себя неудовлетворенным, то формы его поведения могут принять нетрадиционный характер. Одна из них - увольнение с данного предприятия ("голосование ногами"). Это может быть также заметное снижение интенсивности труда, когда работник "плюет" на исполнение своих служебных обязанностей. Сюда же относятся апелляции работников к вышестоящим хозяйственным и политическим органам и прессе. Крайняя форма экономического поведения - забастовка.

Впрочем, забастовка в зависимости от целей, которые преследуются ее участниками, может быть и политической формой нетрадиционного поведения наряду с участием в митингах, демонстрациях и т.п.

Когда ожидания и фактическое удовлетворение основных интересов не совпадают у многих людей, в обществе нарастает социальная напряженность. Она сама становится значимым для поведения конкретных граждан фактором, и многое в их действиях зависит от степени их устойчивости, терпимости (толерантности) к этому напряжению. Если она высока, поведение остается в пределах традиционных форм. Если низка, человек будет стремиться ликвидировать или хотя бы уменьшить возникшую напряженность. И тогда его действия, как правило, не укладываются в традиционные рам ки.

Следовательно, уже само по себе отсутствие значимых (массовых) появлений нетрадиционных форм экономического и политического поведения свидетельствует о том, что потребности каждой социальной группы удовлетворяются на нормальном или приемлемом уровне. Другими словами, это ситуация, которая "всех устраивает", и в этом смысле можно говорить о социально-экономическом равновесии в обществе.

Разумеется, речь идет не о рыночном равновесии в экономике, а о поведенческом равновесии в обществе. А такое равновесие можно обеспечить самыми разными методами. При Сталине, например, ведущим из них был террор, дополненный развитой агитационно-пропагандистской системой. После его смерти террор пошел на убыль. Но оказалось, что без террора плохо работает и агитационно-пропагандистская система. И в брежневские времена ведущим элементом обеспечения равновесия стал механизм распределения и перераспределения благ. С его помощью государство обеспечивало всем участникам общественного производства приемлемый уровень удовлетворения их социальных ожиданий. В 70-е годы, пока было что распределять, он справлялся со своей задачей. Но к середине 80-х, вместе с истощением материальных ресурсов системы в целом, развалился. Попытка нового руководства использовать "денежную иллюзию", то есть выплачивать доходы в соответствии с социальными ожиданиями без производства необходимых для покрытия этих денег товаров и услуг, не могла не дать лишь временный результат и только подстегнула требования к номинальному уровню доходов.

Все доперестроечные годы жизненный уровень населения плавно рос или хотя бы стагнировал. Но социальные ожидания развиваются отнюдь не линейно, а, скорее, скачкообразно. Так что рост фактического уровня их удовлетворения после определенного момента вызывает их повышение. Аналогичным образом сравнительное насыщение примитивных человеческих потребностей резко усиливает ожидания в отношении потребностей более высокого порядка - например, в охране здоровья или досуге. Кроме того, социальные ожидания слабо эластичны "вниз", и, чтобы население добровольно уменьшило социальные ожидания, нужно очень сильное внешнее воздействие. Так, призывы "потуже затянуть ремень" будут восприняты населением лишь тогда, когда будут иметь сильную репрессивную поддержку.

В Советском Союзе перелом в общественном сознании наметился в 70-е годы, когда значительная часть населения ощутила потребность жить - по крайней мере в материальном отношении - в соответствии с нормами цивилизованного общества. Сказались и ослабление "железного занавеса", и инерция роста уровня жизни в 50-60-е годы, и массовая миграция сельского населения в город (в период с 1959 по 1987 год доля городского населения увеличилась на 18%), а, как известно, социальные ожидания городского населения выше, чем сельского.

В то же время эти существенные перемены в общественном сознании носили до поры до времени латентный характер. И лишь резкие перемены в жизни общества, последовавшие после апреля 1985 года, выплеснули этот процесс наружу. Различные обещания нового руководства (типа отдельной квартиры каждой семье к 2000 году) не только стимулировали надежды на лучшую жизнь, но и активизировали требования этой лучшей жизни. Социальные ожидания всех социальных групп и слоев населения резко пошли вверх. В стране произошла настоящая "революция ожиданий", и то, что считалось приемлемым и терпимым вчера, стало нетерпимым сегодня. Рассосалась инерция страха. Участились и стали привычными нетрадиционные формы поведения, в том числе наиболее острые - забастовки, голодовки, митинги, демонстрации, открытые столкновения с властями. Более того, нетрадиционные формы постепенно становятся социальной нормой.

Но еще прежде нетрадиционные формы поведения стали проявляться "в верхах". Ведь поведение политического руководства тоже можно разделить на традиционное (когда воспроизводятся одни и те же формы и методы управления обществом) и нетрадиционное (реформаторство). Политическое руководство тоже имеет собственные социальные ожидания (намерения, амбиции и т.п. - называть их можно как угодно), составной частью которых помимо забот о сохранении и упрочении собственной власти входят и некие нормативные представления о том, какими должны быть общество, экономика, уровень жизни населения, мощь страны и ее роль и место в мире и т.д. Склонность к реформаторству сильно зависит от разрыва между социальными ожиданиями и фактическим положением вещей. (Другой важный фактор, влияющий на склонность политического руководства к реформам, - это наличие у него политической воли и способности к сильным политическим решениям.)

Безусловно, наиболее сильно к реформам подвигает угроза социального взрыва и потери власти. Но не только это. Общепризнанно, что одним из стимулов, побудивших советские власти в 1958 году встать на путь реформ, было увеличение разрыва между представлением о "должной" мощи СССР и его роли в мире как сверхдержавы и фактическим положением вещей в этой области. (Из слов самого М.С. Горбачева можно понять, что осознание усиливающегося экономического и, в частности, технологического отрыва от развитых капиталистических стран пришло к цэковской "молодежи" все в те же 70-е годы и побудило их готовить так и несостоявшийся пленум ЦК КПСС по вопросам научно-технического прогресса.) Поэтому, конечно же, не случайно, что первые шаги нового руководства прошли под знаком политики ускорения и стимулирования научно-технического прогресса.

Но не случайно и то, что попытки пришпорить износившийся хозяйственный механизм только ускорили естественный процесс его распада. Экономики социалистического типа характеризуются низкой продуктивностью и могут существовать лишь при наличии легкодоступных производственных ресурсов. Девятая пятилетка (1971-1975 гг.) была последней, когда прирост производственных ресурсов был значительным. Рассчитывать на прирост их объема сейчас нельзя, скорее следует ожидать его абсолютного сокращения. Причем к природным ресурсам относятся не только газ, нефть, уголь, лес, руды и т.п., но и сама среда обитания человека. Сейчас нагрузка на нее близка к предельной, а в ряде регионов и превысила ее. То есть можно говорить об исчерпании экологических ресурсов. (Пределы вовлечения в производство трудоспособного населения были достигнуты еще в 60-е годы.)

С исчерпанием ресурсов совпал еще один процесс, обязанный своим существованием негибкости командной экономики, а именно - разовый массовый ввод основных фондов. Поскольку ограниченность ресурсов не позволяет обновлять их вовремя, то и выходят из строя эти фонды тоже одновременно и массово. Урбанизация и бурный экономический рост 50-60-х сопровождались интенсивным строительством производственной инфраструктуры - транспорта, канализации, теплосетей и т.д. Та волна привела к волнообразному нарастанию физического износа, снижению надежности коммуникаций, росту аварийности сегодня. И в ближайшие годы кризисная ситуация в этой области будет усиливаться, поскольку последней пятилеткой, когда в СССР наблюдался значительный ввод производственных мощностей, была восьмая (1965-1970 гг.). Жизненный цикл этого оборудования закончился, и на сегодня половина производственного аппарата промышленности введена в действие 15 лет назад и более.

Аналогичная инвестиционная волна действует и в социально-культурной сфере. Доля всех расходов бюджета на социально-культурные мероприятия сократилась с 1965 по 1985 год на 5% (доля расходов на просвещение и здравоохранение вообще упала ниже уровня 1949 года). К 1988 году эта доля "нехотя" выросла на 0,5%, чтобы в 1989 году вновь упасть на 2%. Между тем именно в этой сфере разрыв между притязаниями граждан и возможностями общества адекватно их удовлетворить переживается наиболее остро. В условиях, когда остальные ресурсы исчерпаны, привлечение в той или иной форме средств из-за рубежа - последний источник ресурсов, сравнительно легко вовлекаемых в оборот. Обострение экономической ситуации вынуждает прибегать к западным кредитам независимо от желания, и поведение новых республиканских правительств в этом плане мало чем отличается от союзного. Рост внешней задолженности СССР ограничен сегодня только одним фактором - позицией западных кредиторов.

Таким образом, становление гражданского общества в социалистических странах накладывается на процесс распада старой экономики. Каждая социальная группа, наконец-то осознав свои экономические интересы, начинает предъявлять требования к основным параметрам уровня и качества жизни - к заработной плате, жилью, экологическим условиям, снабжению, социальному обеспечению... Если сложить вместе требования всех социальных групп, то их сумма существенно превышает реальные возможности экономики. Удовлетворение требований одной социальной группы (например, пенсионеров) означает перераспределение ресурсов в ее пользу за счет других. А когда кто-то (например, шахтеры) добивается повышения зарплаты и преференций в снабжении, то усиливает нажим на государство и добивается индивидуальных преференций следующая группа. Поскольку борьба идет за увеличение зарплаты, то общее ее повышение ухудшает положение на потребительском рынке: усиливается дефицит, растут цены... Порочный круг.

Точнее всего нынешнее состояние советского общества можно охарактеризовать как экстремальное, то есть такое, когда социально-экономическое равновесие находится на грани нарушения, вероятность его нарушения чрезвычайно высока и все активные члены общества ощущают эту угрозу. Поведение же людей в экстремальном состоянии отличается от их поведения в обычных условиях, как поведение больного и раздраженного человека отличается от поведения здорового.

Уровень толерантности падает. Адаптивность общества к изменению внешних условий резко снижается. Социальный взрыв могут вызвать холодная зима или засуха летом, неурожай и перебои в снабжении продуктами питания.

От руководства страны население ждет решений "оптимальных по Парето" - когда что-то улучшается, но ни один из параметров уровня жизни не ухудшается. Население больше не хочет идти на "временные жертвы". Это значит, мы вступили в полосу тупиковых ситуаций и неразрешимых проблем. Ибо сейчас нет решений, не ущемляющих чьих-либо интересов. Но тот, чьи интересы могут быть ущемлены (партия, армия, ВПК, аграрии, шахтеры, ветераны - кто угодно), как правило, достаточно силен, чтобы не позволить этого сделать.

Все говорит за то, что нас ждет долгий и болезненный процесс развития нестабильного общества, основанного на полуинституализированных механизмах реализации и согласования интересов различных социальных сил и групп.

В этом обществе нет и не может быть настоящего рынка, потому что его функционирование блокируют политические механизмы.

В этом обществе нет и не может быть настоящей демократии, потому что в нем отсутствуют демократические институты выражения экономических и политических интересов и принятия политических решений.

И население в СССР не готово и не хочет принять ни настоящего рынка, ни настоящей демократии со всеми их положительными и отрицательными последствиями. Историческая миссия времени, которое мы переживаем, - подготовить наших граждан к демократии и рынку.