"Безхребетна Укра╞на"

БОЛЕЕ чем сомнительные успехи Украины в области государственного строительства за последнее десятилетие могут объясняться самыми разнообразными причинами: экономической и политической нестабильностью, кадровым дефицитом, наследием советского прошлого, тяжелым постколониальным синдромом. Однако определяющими являются тут, как представляется, причины метафизического порядка - без их понимания пояснить украинское "бегство от государственности" не представляется возможным.

Исторически существовавшие на территории нынешней Украины государственные образования для подавляющего большинства населения были за редким исключением органически чужды, навязаны извне - высшая власть была неправославной и неукраинской (литовско-белорусской, польской, австрийской, советской) либо российской православной, но подавляющей специфически украинские начала самоорганизации.

Последние десять лет показали, каким может быть именно украинское государство, каковы его потенциалы и пределы развития. А также каковы "родовые проклятия" украинского политического мышления и какими должны быть лекарства от комплекса "бездержавности". Некоторые склонны считать современную Украину как раз неукраинским государством по причине равнодушия политической элиты к проблеме возрождения национальной идентичности, культуры и языка. Однако в своем сущностном аспекте именно подобный тип государственности достаточно точно соответствует всем установкам украинского коллективного бессознательного.

Украинское общество оказалось патологически неспособным к какой-либо самоорганизации, к выстраиванию полноценных вертикально-иерархических отношений, современная Украина лишена какого бы то ни было формообразующего стержня, экзистенциальной мотивировки собственной государственности. А в начале 1990-х было много разнообразных ожиданий: мол, обретши независимость, страна станет равноправным участником международной жизни, осуществит экономическое чудо, привлечет со всего мира украинскую диаспору, удивит достижениями своей культуры...

Пустым оказалось и десятилетнее упование власти на формулирование общезначимой национальной идеи. И главная причина неуспеха не столько в неспособности общества воспринять такой посыл, сколько в неспособности политической и культурной элиты его сформулировать. Вместо генерирования представления об Украине как о субъекте исторического и политического процесса, элита все свела к созданию мазохистского общенационального культа украинских исторических обид (главным образом на "северного соседа").

Отличительной особенностью современной украинской государственности, политики, общественной жизни, семейного уклада, культуры, шире - украинского образа мира является всеобщая неопределенность, отсутствие подпорок бытия, бесхребетность. Видимая тому причина - нарушение поло-ролевой или, как теперь принято выражаться, гендерной гармонии в сторону умаления мужского и доминирования женского начала.

Подобная "гендерная инверсия" - проблема не только украинская или общеславянская. Это одна из наиболее характерных тенденций современной эпохи, не случайно названной в индийской традиции именем черной богини смерти - Кали-Юга (или, по Гесиоду, Железный Век). Мужское начало лишается своего онтологического и социального статуса, мужчины теряют свою субъектность, созданный по мужской модели мир переходит в управление к женщинам.

Традиционное государство, как известно, рождается из духа соперничества и противоборства, в его основе лежит мужской архетип, господствуют вертикально-иерархические, патриархальные отношения, во главе стоит отцеподобная фигура ("царь-батюшка", "отец народов" и т.д.). При искажении подобного порядка вещей женщина начинает исполнять функции, предписываемые обыкновенно в традиционном обществе мужчинам, но при этом она не перестает быть женщиной. Многие функции в принципе не могут быть ею исполнены в силу естественной ограниченности женской природы - женское начало связано с тварным миром, с природой, тогда как мужское - с Творцом, со сверхприродными абсолютами. Государство может быть создано и женщинами. Но это будет специфическое государство амазонок.

Подавленность мужского начала ведет к политической несостоятельности, к "непроявленности" государственнического дискурса. В такой ситуации, казалось бы, должно быть развито гражданское общество, в основе которого лежит именно женский архетип "домашнего очага". Однако женское начало несамостоятельно и производно от мужского, поэтому никакое гражданское общество не может существовать без полноценного устойчивого государства. И лучшее тому подтверждение - современная Украина с ее феноменом "негражданского общества", основа которого - несубъектный обыватель - "средний украинец", живущий по вполне буддистской минималистской парадигме: "лишь бы не было войны" (кстати, именно таков был основной лейтмотив переизбрания Кучмы в 1999 г.).

Вообще же в украинском обществе тенденции феминократии и гендерного декаданса прослеживаются особенно четко даже при сравнении с другими славянскими народами, и причиной тому - длительная и устойчивая традиция матриархата. В украинской народной и профессиональной культуре гипертрофированно развит культ "внешней женщины" - женщины-матери, матери-земли, матери-природы, по отношению к которой мужчина выступает как пассивный объект. Вместе с тем заметно недоразвит культ Прекрасной Дамы - "внутренней женщины", по отношению к которой мужчина должен ощущать себя активным субъектом. Поэтому наиболее репрезентативный образ современного украинского мужчины - инфантильный подкаблучник. В обыденной и профессиональной жизни такие мужчины, как правило, переживая свою ущербность и неполноценность, очень ревностно относятся к успехам более талантливых коллег-женщин. Вплоть до XIX в. девушка могла сама себе выбирать жениха и даже сама свататься. Архетипическая фигура отца - будь то отца семейства, будь то "царя-батюшки" - в украинском сознании ассоциируются с насилием и страхом, отсюда исключительно негативно-репрессивное понимание государственной власти. Украинский фольклор перенасыщен сюжетами, в которых жена доминирует над мужем - вплоть до физической расправы, тогда как для Европы и для России, имеющей опыт "Домостроя", наоборот - характерна расправа мужа над женой. Даже в брачно-семейном законодательстве УССР как дань национальной традиции предусматривалась возможность присвоения двойных фамилий (в законодательстве РСФСР подобная норма отсутствовала). Традиционный бытовой уклад украинской семьи уместнее всего определить как "домашний матриархат".

На Украине до сих пор традиционно сильны женские ведовские культы. Женское преобладание "зашифровано" во многих украинских территориях. В Крыму и Гилее (Нижнем Поднепровье и Причерноморье) существовал связанный с неиндоевропейской земледельческой традицией культ Великой Матери богов Кибелы, предполагавший даже человеческие жертвоприношения.

Одним из зримых символов современного Киева является дева-воительница, титановая амазонка с мечом - памятник Родине-Матери, типологически соотносимый с Богоматерью Орантой (Стеной Нерушимой) собора Св. Софии Киевской - защитницей города и народа перед Богом. Вся архитектурная семантика христианского Киева задана храмами богородичного цикла, именно Киев в восточнославянских землях отмечен идеей св. Софии - ей посвящен главный храм города. По всей территории степной Украины с древнейших времен и до XIX в. стояли каменные бабы; вовсе не случайно, что и десятая годовщина украинской независимости также ознаменована женской скульптурой Матери-Украины.

Пол - это онтологическая категория, половая принадлежность, помимо чисто функционально-биологического, социального и чувственного значения имеет также качественное, метафизическое измерение, половое и гендерное многообразие отнюдь не исчерпывается мужским и женским полюсами.

Наивысшую ступень занимает андрогин. Это сакральный идеал, предполагающий мистическое слияние женского и мужского начал, образование нового, трансцендентного качества. И Христос, и Богородица, по мнению отцов Церкви (св. Максима Исповедника, в частности), имеют андрогинную природу, соединяя в себе оба пола, хотя в земной жизни были мужчиной и женщиной соответственно.

Далее следует уровень мужского / женского в его привычном заземленном облике - как он сложился после Грехопадения.

Если у андрогина синтез мужского и женского начал происходит на внутреннем, духовном, нефизиологическом уровне, то гермафродит соединяет оба начала внешне, механически. В древнем традиционном обществе, где именно андрогин был духовным идеалом, младенцев с признаками гермафродизма считали уродами и уничтожали сразу после рождения.

Низшую ступень в подобной иерархии занимает "третий пол", unisex. Это не просто стиль современной моды, это именно отсутствие пола - идентичность, характерная, например, для рабочих муравьев или пчел. Коммунизм, начинавшийся как победа над природой, над женским началом, на деле обернулся подавлением и женского, и мужского, превратив большую часть населения в представителей unisex. (Женщина, сказавшая на одном из телешоу на заре горбачевской перестройки, что в Советском Союзе секса нет, в метафизическом смысле была глубоко права.) На буржуазном Западе аналогичная трансмутация происходит на фоне создания "общества потребления": "одномерный человек", "потребитель" - вот наиболее полное воплощение "третьего пола".

Украинская политическая бесхребетность актуализирует еще одну неиндоевропейскую культурную параллель - буддистскую. Мужчины, и прежде всего политики, как бы пребывают в поисках Нирваны, внутреннего покоя, бездеятельности и равновесия, в украинском варианте - Злагоды (кстати, именно так называлась прокучмовская предвыборная коалиция политических сил на президентских выборах в 1999 г., использовавшая административный ресурс). Не случайно также в украинском обществе стала крылатой почти буддистская по духу фраза экс-президента Леонида Кравчука: "Ма╨мо те, що ма╨мо", а в официальной риторике нагнетается буддистскообразный оптимизм - мол, "все минеться, головне, що держава вЕдбулася".

Анализ деятельности и поведения многих украинских мужчин-политиков показывает их близость именно к буддистской личностной парадигме. Политическая биография экс-премьер-министра Виктора Ющенко похожа скорее не на борьбу за власть, а на вполне буддистское уклонение от власти.

Нечто прямо противоположное демонстрируют представительницы слабого (в украинском случае - сильного) пола. Вообще украинская культурная и политическая история богата прежде всего замечательными женщинами: княгиня Ольга, Маруся Богуславка, Роксолана, Марко Вовчок, Леся Украинка, Ольга Кобылянская, Мария Башкирцева, вплоть до современных культовых персонажей - Лины Костенко, Оксаны Забужко или Соломии Павлычко. Симптоматичен отзыв Ивана Франко о Лесе Украинке как о "единственном мужчине" в украинской литературе.

Что-то очень похожее можно увидеть и в современной украинской политике: едва ли не самые интересные в ней фигуры - Юлия Тимошенко, Наталья Витренко, Ярослава Стецько. При всей неоднозначности этих и других подобных им фигур нельзя не отметить их личностной, антропологической самодостаточности. Мужчин под стать им в украинской политике найти не так просто. Их главное отличие - у них есть собственная позиция, пусть даже высказываемая в истеричном тоне. Тогда как у мужчин - сплошная обтекаемость и неопределенность.

Поэтому пассионарные украинки предпочитают выходить замуж за неукраинцев. Не случайно также, что иностранцы с восторгом отзываются об украинских девушках и женщинах, но что-то не припоминаются аналогичные отзывы иностранок об украинских мужчинах. По всей вероятности, именно женщины - последний стратегический ресурс Украины.

Абсолютное большинство украинских политиков носит штаны. Но не факт, что все они - мужчины. Как раз наоборот, биологические мужчины воспроизводят женский стереотип поведения, у них размыты мужское мировосприятие и мировоззрение, мужской тип анализа и мужское отношение к окружающему, им присуща аморфность, безволие, субпассионарность, "фанариотизм", бесхребетность, детские комплексы (в т.ч. кастрационный).

Подавляющее количество украинских политиков-мужчин фатально неспособно принимать стратегически значимые решения, брать на себя ответственность, у них отсутствует воля к сопротивлению, дух самоотречения, преданность каким бы то ни было идеалам. Среди военачальников сплошь и рядом встречаются пацифисты, стратеги международного развития Украины искренне верят в глобализацию "с человеческим лицом", в декларируемые западными странами "гуманистические ценности".

Способность к формотворчеству, выработка собственного мнения, собственной самодостаточной позиции является именно мужским признаком, тогда как женским - следование по шаблонам либо известное украинское "контрастное отталкивание" от соответствующего российского опыта. Руководители Украины, привыкшие за столетия бездержавности именно исполнять, а не принимать решения, часто проговариваются о своей неспособности к формотворчеству - мол, расскажите, что именно строить, и мы построим. Пока украинская элита не способна к созданию новых смыслов, а только к трансляции уже созданных.

Украинские мужчины в своем большинстве - минималисты, привыкшие жить по принципу: "и так сойдет", "не напрягайся", "тебе что, больше других надо?". Среди них крайне мало людей, способных на инновационное развитие и динамический прорыв, почти нет ярких харизматиков, которые к тому же обладали бы определенной волей и присущей пассионарным личностям способностью мотивировать свое политическое поведение надличностными интересами - государственными, национальными, интересами цивилизационной общности и т.д. Большинство из них ведет себя как тот хохол из анекдота, который на вопрос о своих действиях в случае, если бы судьба сподобила его стать царем, отвечает: "Вкрав би сто рублЕв та й утЕк".

Наиболее явственна недостаточность мужских стереотипов поведения в области геостратегии. У Украины нет внятной международной политики, геополитическое мышление отсутствует в принципе. Пока что Украина на внешнеполитической арене играет роль неопределившегося буфера - она является не субъектом международной активности, но объектом воздействия как со стороны Запада, так и со стороны России и идентифицирует себя как не-мужчина.

Это проявляется также и в самоощущении Украины как цивилизационного "лимитрофа" (неустойчивой пограничной зоны между самодостаточными цивилизациями), как огромной "хаты с краю". Женственная стратегия "многовекторности" международных приоритетов Украины - это поиск ответа на вопрос: "С кем Украина?" С Европой, США, Россией, с кем-то еще? Мысль о необходимости переформулирования вопроса: "Кто с Украиной?" украинским политикам даже в голову не приходит.

Отказ от ядерного оружия - и в символическом, и в стратегическом планах - самооскопление, символическая кастрация. Понятно, что Украину, обладавшую в начале 1990-х третьим в мире по мощности ядерным потенциалом, никто особо не ждал в клубе ядерных держав. Однако почему национальная элита увязывала собственную политику с чьей-то благосклонностью? В том-то и состоял исторический шанс, чтобы отстоять собственное право на политическую субъектность, а не подчиняться диктату более сильных игроков.

В современном однополярном мире субъектом в формальном отношении могут считаться только США, остальные страны похожи на американский "гарем". Украинские "отцы отечества" морально готовы занять свое место в гареме. Так, например, один некогда влиятельный украинский политик, комментируя результаты визита Владимира Путина на Украину в апреле 2000 г., заявил буквально следующее: "Украина имеет только один путь - быстрыми, семимильными шагами двигаться в Европу. Откинув флер повышенного "политического целомудрия", необходимо "отдаваться" Европе или "большой семерке".

Украинская бесхребетность до такой степени выражена в геополитике, что даже роль регионального лидера, объективно предназначенная Украине в силу естественных географических факторов, просто выпала из ее рук - в руки Польши. В этом же ключе можно рассматривать и историю так и не состоявшегося, несмотря на все усилия извне, блока ГУУАМ.

С точки зрения романо-германского Запада Россия представляется сугубо женским образованием - объектом, не способным к самоорганизации, с доминированием подчеркнуто пассивных функций. Однако с точки зрения самой России она является вполне самодостаточным субъектом, тогда как Украина представляется исключительно как объект воздействия. Многие русские философы, характеризуя русский дух как анархистский, писали о "вечно бабьем" в русской душе. Но по отношению к Украине - это системное начало. Россия относится к Украине примерно так же, как романо-германский Запад к самой России.

Рядом с европейцами русские люди кажутся искателями Истины, а сами европейцы - приземленными материалистами. Аналогично украинцы на фоне русских - это чуть ли не "народ Божий", пребывающий в недеятельном созерцании, а русские - нация купцов, капиталистов, нефтегазовых олигархов, стремящихся "приватизировать" Украину.

Подобен и характер культурно-языкового влияния. Почти ту же роль, какую в России играли в свое время западноевропейские языки и культуры, играет культура на русском языке в украинском культурном пространстве: помимо расширения информационных горизонтов и открытия новых смысловых полей еще и мощная культурно-языковая экспансия, направленная на вытеснение родного языка.

Немужское, несубъектное позиционирование Украины и украинского народа имеет длительную историю. Вообще же украинское прошлое складывалось как растянутое на века оскопление: Брестская церковная уния, Полтавская битва, уничтожение Запорожской Сечи, голод 1933 г., русификация, лишение ядерного оружия в 1990-х - эти и им подобные события резко умаляли субъектность Украины, снижали волевые качества украинских мужчин. Однако, лишившись мужского начала, организм вовсе не превращается в женщину - он превращается в unisex.

Чаще всего причинами подобной ущербности считают подавление украинской государственности со стороны Варшавы, а затем Санкт-Петербурга и Москвы, что в целом верно. Тем не менее главными причинами следует, видимо, считать иные. Так, отсутствие в Средние века опыта православной монархической традиции, при которой все общество, вся страна могли бы себя идентифицировать посредством сакральной фигуры "царя-батюшки", имело крайне негативные последствия. Еще более значимым следует считать отсутствие в средневековую эпоху исторического опыта "симфонии" - сосуществования Православной Церкви и православного государства: отсюда свойственное украинцам анархистское отношение к государству как к абсолютному метафизическому злу и несубъектное, "фанариотское" понимание православия.

Впрочем, в украинской истории были реализованы и иные сценарии, ориентированные на доминирование мужских архетипов: недаром Золотым веком в национальном сознании считаются великокняжеская эпоха Киевской Руси и "козаччина" времен Запорожской Сечи - именно тогда Украина позиционировала себя как мужчину. Полулегендарный летописный рассказ о призвании варягов - это сюжет о чудесном обретении мужского, организующего и упорядочивающего, начала.

Стремление стать "второй Швейцарией", уютной и комфортной "хатой с краю", распространенное в сознании значительной части украинской элиты, - это патологическая тяга к самооскоплению, лишение себя главного мужского признака - субъектности. Пока в политике и общественной жизни будут доминировать люди с немужскими стереотипами поведения и мышления, рассматривающие Украину как объект, она будет лишена всяческих перспектив.

Для полноценной исторической реализации современной Украине необходимы активизация мужского начала, обретение субъектности - политической, онтологической и психологической, выращивание новой элиты с ярко выраженными личностными качествами. И только ее появление сможет превратить Украину в достойного участника международной политики, возродить национальную экономику и гражданский патриотизм.