Михаил Ситников
"Троица Живоначальная", преп. Андрей Рублев, первая четв. XV в., темпера, дерево. Состояние после реставрации, проведенной в 1918–1919 гг. под руководством Юрия Олсуфьева.
Из собрания ГТГ
В ответ на пожелания Русской Церкви вернуть себе памятники истории, культуры и произведения искусства, имеющие культовый характер, государство задействовало в первую очередь не законодательную, а административную власть. Пока обсуждаются циркулирующие в кругах культурной общественности варианты «концепции», в соответствии с которой предстоит создавать «проект закона», премьер-министр Владимир Путин в преддверии Рождества всенародно пообещал главе РПЦ передать Церкви один из наиболее ярких в стране памятников – Новодевичий монастырь. То, что этот филиал ГМИ является владельцем одной из самых крупных музейных коллекций и в течение 15 лет используется совместно с религиозной организацией, не смутило ни премьера, ни Патриарха Кирилла. Однако сказать, что это удивило российскую культурную общественность и музейное сообщество, значило бы не сказать ничего. Общество в который раз ощутило признаки ажиотажа вокруг объектов народного достояния, что воспринимается лишь как очередной передел собственности. На момент беседы Путина с Патриархом Кириллом проекта закона, разработать который с 2007 года должно было Минэкономразвития (МЭРТ), еще не было. Но скрываемая от посторонних глаз «концепция» предполагала не только передачу в собственность Церкви всего имущества, которым она пользуется, но и – «по желанию» – непрофильных объектов, если они «по территориальному, архитектурному и функциональному признакам неразрывно связаны с объектами религиозного назначения». Даже МЭРТ здесь не скрывал опасений, что при энергичности Церкви обретение всего, на что замахнулась она в концепции, сделает РПЦ крупнейшим негосударственным собственником в РФ.
Однако 13 января правительственная комиссия по вопросам религиозных объединений рассмотрела... новую редакцию Закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Как объясняют это в МЭРТе, работа над проектом была срочно ускорена после встречи Путина с Патриархом и теперь, если закон примут, РПЦ обретет право получить не только всевозможную недвижимость и земли, но и имущество из коллекций Музейного фонда РФ с архивными документами. Не претендует Церковь только на неполных два десятка объектов, защищенных статусом всемирного наследия ЮНЕСКО. Вот на таком фоне и идет на сей раз передел собственности под видом «реституции» в пользу религиозных организаций.
Впрочем, пока единственной организацией, на которую такая «реституция» распространяется, является РПЦ. Именно она активно претендует на возвращение себе всего имущества Православной Кафолической Греко-Российской Церкви, существовавшей в Российской империи.
Благодаря объединению РПЦ с Зарубежной Церковью, претендующей на наследие синодального периода, претензии Московского Патриархата на пользование церковным имуществом выглядят с 2007 года достаточно легитимными. Но вопрос о его статусе, в котором Церковь могла бы им пользоваться, остается весьма спорным. Имущество дореволюционной Русской Церкви, которая была государственной и управлялась особым государственным органом – Святейшим Правительствующим Синодом во главе с обер-прокурором, являлось собственностью Российского государства. Соответственно и после революции 1917 года это имущество было не отобрано у Церкви, а национализировано советским государством, а затем перешло по наследству и в собственность Российской Федерации – светского государства, которому принадлежит до настоящего времени. Таким образом, понятие «реституция» (возврат собственности владельцу) теряет здесь всякий смысл: это имущество уже находится в собственности государства, которому принадлежало ранее. Исключение из правила – лишь небольшие приходские и домовые храмы, построенные на частные средства, право на реституцию которых могут предъявлять сегодня только наследники меценатов.
Произвол с передачей культурных памятников Церкви – сегодня очевидность. Но, как выразился во время пресс-конференции в РИА Новости 18 января руководитель Росохранкультуры Александр Кибовский, «я полагаю, что все равно никуда нам не деться». По мнению чиновника, «можно принимать хорошие или плохие законы или постановления – не суть важно», но до тех пор, пока не будет найден общий язык «с церковными, религиозными руководителями, все это, к сожалению, для большой части населения не будет иметь никакой легитимной силы». Правда, до того Кибовский напомнил, что «до революции было четыре определения Святейшего Синода по вопросам, связанным с охраной памятников и взаимодействием с Императорской археологической комиссией, которая в то время отвечала за сохранение культурного наследия в стране». Это означает, что, будучи собственностью государства, знаменитые лавры, соборы и другие церковно-исторические памятники до 1917 года находились под контролем квалифицированных специалистов.
Но каким предлагается механизм этих отношений сегодня? Россия – светское государство, где религия отделена от него по закону. Статус религиозных организаций в современной России можно сравнить разве что со статусом общественных объединений, и передача государством столь ценных памятников и предметов искусства в такую собственность незаконна. Но и желание религиозных организаций пользоваться культовым имуществом, представляющим для них святыни, вполне естественно и понятно.
Вероятно, это в нашей традиции, когда, чтобы решить какую-либо проблему, непременно нужно до крайности ее обострить. На вопрос о том, чем заканчиваются подобные состояния подвешенности, когда проблемы муссируются годами, ответили недавние скандалы вокруг попытки временно вывезти в Троице-Сергиеву лавру бесценную «Троицу» Рублева, которую даже в музее можно переносить только на руках. Или пребывание в сыром помещении иконы Богоматери Боголюбской XII века, закончившееся катастрофой. К сожалению, государственная власть и Церковь пока не проявляли особой склонности к правовому подходу в решении проблемы состояния культурно-исторического наследия, являющегося общенациональным достоянием. Маловразумительные «концепции» некоего закона, который давно собирались принять, так и не дозрели даже до стадии проекта, чтобы представить его специалистам для обсуждения. Поэтому россиянам – в процессе медленного превращения в «гражданское общество» – пришло время помочь бюрократам осмыслить и ликвидировать сделанные упущения. В первую очередь для этого полезно поинтересоваться, как обстоит дело там, где «конфликты интересов», подобные российским, преодолеваются давно, системно и успешно.
К примеру, в Португалии, где по закону, принятому в 1911 году, все памятники, представляющие аналогичную ценность, были переданы государству, с 80-х годов прошлого века ситуация изменилась. Благодаря цивилизованному диалогу Церкви и государства удалось создать или переквалифицировать несколько связанных с религиозной тематикой музеев – Сокровищницы соборов Лиссабона в Визеу, Музей Богоматери-Утешительницы в Фатиме, Музей Пия XII в Браге. Была учреждена Ассоциация церковных музеев, которой подписаны протоколы о сотрудничестве с полицией по особой программе «Безопасность Церкви». Недавно между Министерством культуры и несколькими епископами Португалии принят протокол «Пути Церкви», нацеленный на привлечение специалистов по реставрации и повышение доступности храмов с коллекциями для посетителей. Особый пример являет собой совместное решение с Церковью проблемы сохранности культурного наследия в Ватикане. Наблюдение за состоянием зданий и экспонатов ведет большая группа музейных профессионалов, а с церковной стороны в этом принимает участие Папская комиссия по культурному наследию Церкви, сотрудничающая с музеями, архивами и библиотеками во всем мире.
В Великобритании никакие перемещения из государственных музеев категорически не допускаются. Если Церковь изначально является владельцем объектов религиозного назначения, представляющих культурную ценность, то в интересах сохранности национального наследия контролирует их использование все равно государство. Разумеется, с привлечением музейных специалистов и с проявлением уважения к нормам религиозной этики. Можно привести пример новых экспозиций Сокровищницы собора в Сейнт Эдмундсберри, созданных благодаря тесному сотрудничеству с музеями и светскими культурными организациями.
В Германии в результате секуляризации начала XIX века множество ценных экспонатов перешло от Церкви в собственность государства, которое предпочитает выплачивать за них компенсацию, но пересматривать существующую норму не склонно. Власть и музеи запросы религиозных организаций выполняют сегодня редко и неохотно, что объясняется невозможностью следить за историческими и художественными ценностями после передачи их религиозным общинам, так как такая передача может им нанести ущерб или привести к их полной утрате, в то время как ответственность за сохранность культурно-исторического наследия лежит на государстве.
Представители Церкви в этих странах всецело осознают свою ответственность за сохранность реликвий, обращаясь с ними в строгом соответствии с инструкциями специалистов, которые наблюдают за состоянием экспонатов, подбирая оптимальный способ хранения и экспонирования для собственников.
Нетрудно заметить, насколько важным условием благополучного решения проблем во всех приведенных примерах является высокая культура общения разных социальных групп. Так что проблема не в законе. Хотя российскому законодательству никак не противоречила бы одна из уже возможных сейчас форм разрешения проблемы. Это, например, предоставление памятников Церкви в безвозмездное бессрочное пользование на правах совместного участия в их эксплуатации и Церкви, и музея. Тогда и сами памятники, которые Церковь использует по назначению, и музейные коллекции останутся под надзором специалистов в собственности государства и под его ответственность. Таким образом, станет реальным восстановление исторической справедливости в отношении религиозной традиции в процессе развития культуры. Кроме того, останется полноценным музейный статус культового памятника истории и культуры, что предполагает не только обеспечение его сохранности. Ведь музей – это уникальное место встречи с прошлым, где прикосновение к нему дает основу и для духовного, и для научного поиска. Помимо совершения церковных богослужений под сводами древних соборов здесь должны быть организованы экскурсии для посетителей, вестись исторические и искусствоведческие изыскания, должен осуществляться квалифицированный надзор за состоянием экспонатов и работы по их реставрации. Добавим сюда сотрудничество музейных специалистов с коллегами и специалистами смежных сфер – химиками, физиками, биологами; исполнение копий, издание альбомов, слайдов, проведение выставок и издание каталогов. Кроме того, подобные музеи сегодня нуждаются в высокотехнологичной и квалифицированной охране, где милиционер в будке выглядит абсурдно. Поэтому подумаем: а насколько реально было бы при самом горячем желании потянуть все это даже очень солидной религиозной организации без помощи государства?
Разумеется, без существенной поправки на особые обстоятельства под названием «реалии современной России» тоже не обойтись. Это и очень специфическое отношение ко всему общественному – то есть «не только моему», – включая бесценные свидетельства минувших эпох, о неоценимой значимости которых множество россиян просто никогда не задумываются. И корпоративный снобизм государственных и негосударственных структур. Это и отсутствие ощущения людьми категории Права.
