Казнить и миловать

Профессиональные судьи выносят на порядок меньше оправдательных приговоров, чем их коллеги из народа.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)

В метрологии есть термин – «допустимая погрешность». Так как любой измерительный прибор не может быть абсолютно точным, за ним признается право на ошибку, но в строго ограниченных пределах. Например, если погрешность показаний торговых прилавочных весов превышает пять граммов, их нужно либо выбросить, либо сдать в починку. К весам ювелирным требования гораздо выше – здесь речь идет о сотых долях грамма. Поневоле задаешься вопросом: а какова допустимая погрешность весов российской Фемиды?

Два суда – две правды?

За ответом далеко ходить не надо. Достаточно сопоставить приговоры, вынесенные судами по двум громким процессам – делу группы спецназовцев ГРУ под командованием Эдуарда Ульмана и делу бойцов Внутренних войск Евгения Худякова и Сергея Аракчеева. Военные обвинялись в убийстве мирных граждан в Чечне. Итог по делу Ульмана: дважды суд присяжных приходил к выводу, что убийство было, но оправдывал военных, так как те выполняли приказ. Однако Военная коллегия Верховного суда РФ дважды отменяла эти решения. Приговор третьего суда, уже без участия присяжных: Ульману – 14 лет лишения свободы, его подчиненным – Владимиру Воеводину и Александру Калаганскому – 12 и 11 лет соответственно. Приговор по делу Худякова и Аракчеева словно скопирован с предыдущего. Третий процесс, уже без присяжных, заканчивается тоже обвинительным приговором Худякову – 17 лет, Аракчееву – 15 лет лишения свободы. Дело кончилось скандалом: Ульман, Калаганский, Воеводин и Худяков не явились на оглашение приговора и сейчас объявлены в розыск.

Когда вышестоящая судебная инстанция корректирует приговоры нижестоящей – дескать, вы не учли то-то и то-то, – в результате чего наказание, скажем, смягчают или же усиливают на полгода-год, это воспринимается как нормальный рабочий процесс. Если же стрелка весов Фемиды колеблется от «невиновен» до «17 лет лишения свободы», становится очевидным, что доверять этим весам нельзя. И нужно срочно с ними что-то делать – на чаше весов ведь не щебенка, не цемент, а судьбы человеческие. Более того, такая погрешность компрометирует саму суть правосудия, убеждая даже лояльно настроенных к правоохранительной системе граждан в том, что «дышло» закона судебная власть способна разворачивать на 180 градусов хоть в одну, хоть в другую сторону.

Политика под мантию попала

Одна из возможных причин того, что два разных инструмента правосудия, исследовав дела Ульмана и Худякова–Аракчеева, дали диаметрально противоположные результаты, – вмешательство политики. После того как суд присяжных дважды оправдал Ульмана и его подчиненных, в Конституционный суд РФ обратился тогдашний президент Чечни Алу Алханов и адвокат одной из потерпевших. По их мнению, Северо-Кавказский окружной военный суд (СКВС) ведет процесс по делу Ульмана неправильно. Подобные дела должны рассматриваться судом по месту совершения преступления, а коллегия присяжных должна формироваться из жителей того региона, где совершено преступление.

Политическая подоплека этого обращения состоит в том, что оправдание спецназовцев ГРУ в Чечне вызвало крайне болезненную реакцию. Недоверие к решениям суда в республике обострялось тем, что коллегия присяжных формировалась из граждан всех субъектов Федерации, на территории которых дислоцируются войска Северо-Кавказского военного округа, что, впрочем, соответствует федеральному законодательству. Тем не менее коллегию обвиняли в «прорусских» и, следовательно, «античеченских» настроениях и стремлении увести от наказания «своих». Накал страстей достиг того предела, когда юридическая сторона дела отошла на второй план, а руководство республики просто не могло не отреагировать на ситуацию.

Конституционный суд РФ, рассмотрев запрос Алу Алханова и адвоката потерпевшей, признал конституционными оспариваемые нормы. Вместе с тем пришел к выводу, что коллегия присяжных должна формироваться из граждан того региона, где совершено преступление. А так как на тот момент в Чечне еще не был сформирован институт судов присяжных, то до этого времени подобные дела должны рассматривать коллегии профессиональных военных судей. С этого момента процесс пошел в противоположном направлении.

«Третий процесс не имел ничего общего с объективностью и беспристрастностью, – вспоминает защитник Сергея Аракчеева адвокат Дмитрий Аграновский. – Нам просто препятствовали в предоставлении доказательств суду, и фактически ни одно сколько-нибудь значимое наше ходатайство не было удовлетворено. Я вынес убеждение, что суд был нацелен на определенный результат, который заключался не просто в осуждении, а именно в жестоком осуждении Худякова и Аракчеева. Кому и зачем это было нужно, можно только догадываться».

Адвоката Дмитрия Аграновского очень задевает одно обстоятельство. Законодатель наделил суд присяжных преимуществом, которого нет у суда профессионального. Оправдательный приговор профессионального суда кассационная инстанция может отменить по представлению прокурора либо по жалобам потерпевшего и даже самого оправданного, если тот не согласен с основаниями оправдания. Оправдательный приговор, основанный на вердикте присяжных, защищен более основательно. Кассационная инстанция вправе его отменить только в том случае, если в ходе рассмотрения дела имели место нарушения процессуальных норм. Никакие другие аргументы просто не принимаются. «Второй процесс по делу Худякова–Аракчеева был проведен просто идеально, – утверждает Дмитрий Аграновский. – Даже в решении Верховного суда РФ об отмене второго приговора о процессуальных нарушениях не говорится – просто цитируется постановление Конституционного суда РФ по делу Ульмана и на его основании отменяется и приговор по делу Худякова–Аракчеева».

Что касается состава коллегии присяжных во втором процессе, то, по словам адвоката, в ней лиц славянской национальности было всего три или четыре человека. «Мы были согласны на то, чтобы состав коллегии полностью состоял из жителей Чечни, – подчеркнул Дмитрий Аграновский. – Но нам не пошли навстречу, хотя я не видел для этого препятствий. Ну не было в Чечне судов присяжных, но списки избирателей имелись – и сформировать третью коллегию не составило бы труда». Адвокат считает, что за всем этим стоит попытка определенных сил Чечни разыграть националистическую карту и в какой-то мере им это удалось.

Синдром Чубайса

Еще один процесс, идущий в Мособлсуде, привлекает к себе внимание некими странностями. Это суд над теми, кого обвиняют в покушении на главу РАО «ЕЭС России» Анатолия Чубайса. На скамье подсудимых тоже бывшие военные – отставной полковник ГРУ Владимир Квачков и десантники Роберт Яшин и Александр Найденов. Уголовное дело рассматривают здесь с марта 2006 года, за это время суд распустил две коллегии присяжных и сформировал третью, сменился и судья – вместо Александра Козлова теперь председательствует Наталья Валикова. Чем провинились присяжные первой, второй коллегий? В чем причина смены судьи?

Официальной информации никакой, суд идет в закрытом режиме. Адвокат Руслан Коблев считает, что прежний председательствующий вел процесс «с явным обвинительным уклоном и грубейшими нарушениями закона». «Мы писали по этому поводу жалобы во все инстанции, в том числе и в квалификационную коллегию судей, – сказал он. – Сложилась крайне конфликтная ситуация – редкое заседание проходило, чтобы мы не заявляли отводы. Я думаю, что, с одной стороны, сработали наши жалобы, с другой – сменилось руководство Мособлсуда, возможно, новый председатель более внимательно вник в обстановку». (С 1 января 2008 года президентским указом председателем Мособлсуда назначен на шестилетний срок Василий Волошин.)

Сложившаяся ситуация действительно вызывает вопросы. Без малого два года длится судебный процесс, а в результате, что называется, ноль. Суд меняет коллегии присяжных словно перчатки, благо закон в этом плане не содержит ограничений. В чем причина происходящего? «Я могу сказать одно: защита ни разу не выступала с ходатайствами о роспуске коллегий присяжных, – подчеркнул адвокат Руслан Коблев. – Это делалось по инициативе прокуроров и представителей Чубайса. Причем по надуманным, я бы даже сказал – смехотворным, основаниям». По его словам, первая коллегия в декабре 2006 года была распущена из-за того, что представители обвинения заявили суду, будто располагают информацией о том, что старшина коллегии присяжных заседателей «имеет проблемы с налоговыми декларациями». «Это обстоятельство не имеет никакого отношения к выполнению обязанностей присяжного, тем не менее прокурор потребовал роспуска коллегии, – отметил Руслан Коблев. – Хотя можно было просто заменить старшину запасным и продолжить слушания». Еще один представитель защиты – адвокат Руслан Закалюжный – рассказал, что послужило предлогом для роспуска в декабре 2007 года второй коллегии присяжных. В ходатайстве прокурора было заявлено, что одна из присяжных скрыла информацию о том, что состоит на учете в наркологическом диспансере. «В суде она заявила, что не состоит и никогда не состояла, но коллегия была распущена», – подчеркнул адвокат. При этом представители защиты отмечают одну особенность: каждый раз роспуск коллегий происходил на финише процесса. Татьяна Миронова, мать одного из обвиняемых по данному делу, а также бывший глава предвыборного штаба основного фигуранта дела Владимира Квачкова (он пытался принять участие в выборах в Госдуму), из этого делает следующий вывод: «Как только прокурорам и представителям Чубайса становилось понятным, что присяжные настроены на оправдательный вердикт, они распускали коллегию по причинам, которые были специально припрятаны для этого случая. Так было и с первой коллегией, и со второй». Представители защиты делают из этого более широкие обобщения. «Подобных примеров можно привести множество, что свидетельствует о том, что российская судебная система и прокуроры освоили методологию роспуска практически любой коллегии присяжных», – считает адвокат Руслан Коблев. По его словам, делается это так. Прокуратура находит компромат на одного или нескольких присяжных, но не заявляет о нем при формировании коллегии. Защита же лишена возможностей проверить подноготную всех членов коллегии. «Это своеобразный спусковой крючок, на который представители обвинения нажимают в момент, когда становится ясным, что коллегия присяжных вынесет вердикт, невыгодный прокурорам», – пояснил он. По мнению Руслана Коблева, особенно легко применять этот прием, когда процесс идет в закрытом режиме.

«Да все здесь понятно, – считает доктор юридических наук, профессор Института государства и права РАН Инга Михайловская. – Ну не любит у нас народ Чубайса, хотя и зря. Сколько коллегии ни меняй, а сознание остается прежним. Где уж тут говорить о беспристрастности». Но, по ее словам, процессуальных нарушений здесь нет. «Если есть основания, можно распустить хоть 10 коллегий, закон никаких ограничений не предусматривает», – поясняет юрист. Но тогда есть опасность, что процесс может тянуться бесконечно – как набрать лояльных к потерпевшему присяжных, никто не знает, в душу каждому не заглянешь. А подсудимые тем временем уже лишены свободы.

Какому суду можно верить

Почему профессиональные суды и коллегии присяжных настолько по-разному понимают идею правосудия? Единства мнений по данному вопросу нет. Представители следствия, прокуратуры вину возлагают на суды присяжных. Они, дескать, совершают ошибки, которые и приходится исправлять судьям-профессионалам. Типичной для этой стороны можно считать позицию руководителя Следственного комитета при прокуратуре РФ Александра Бастрыкина. «Эйфория и безудержное восхваление, связанные с судом присяжных, неоправданны, – пишет он в статье, опубликованной с журнале «Время и право». – Данная форма судебного рассмотрения дел имеет не только неоспоримые преимущества, но и серьезные недостатки». К последним он относит «ориентацию присяжных на групповые интересы, чувствительность к риторике сторон и подверженность общественным страстям, правовую безграмотность и – как результат – беспомощность в исследовании доказательств при рассмотрении сложных дел, что нередко приводит к судебным ошибкам». Все это, похоже, правда, так как о том же говорят и независимые эксперты. «Я изучала самый первый опыт деятельности судов присяжных, когда их на всю Россию было всего девять, – поделилась впечатлениями с автором этих строк Инга Михайловская. – Признаюсь, от некоторых оправдательных приговоров у меня волосы на голове шевелились. Там были такие дела, когда подсудимые в суде сами в убийствах признавались, вся деревня в свидетелях была, а их оправдывали».

Адвокатское сообщество наоборот – горой стоит за суды присяжных. Президент Адвокатской палаты Москвы Генри Резник придерживается следующей позиции: суд присяжных – одно из достижений человечества, ничего лучшего для того, чтобы вершить правосудие, пока не придумано. (Независимые юристы при этом улыбаются: корпоративная подоплека столь восторженных оценок очевидна – суды присяжных выносят оправдательных приговоров в разы больше, чем профессиональные судьи, и адвокатскому сообществу это на руку.) Его представители утверждают, что вина за «полярно противоположные» приговоры лежит как раз на профессиональных судах, которые подвержены не только коррупции, но и давлению со стороны «вертикали исполнительной власти», политических деятелей и т.п. Все это тоже похоже на правду. Но правда в любом конкретном деле всегда одна.

Выбор без выбора

Так, может, и вовсе отказаться от суда присяжных? «Нет, я за суд присяжных, потому что он дает человеку возможность выбирать, кто его будет судить – представители общества или представители власти», – считает профессор Инга Михайловская. Но, по ее словам, не следует тешить себя иллюзиями, что он будет вершит правосудие идеально, без издержек. «Навязать суд присяжных никому нельзя, человек сам делает выбор, – подчеркнула она. – Например, по экономическим делам никто не выбирает суд присяжных, зная дефекты нашего общественного сознания. Возьмите историю – там парадоксов сколько угодно найдете. К примеру, дело Веры Засулич. Это же террористка была, а суд присяжных ее оправдал, причем с восторгом. В Америке эти суды присяжных уже сто лет ругают ругательски, но они продолжают существовать. Это социальное завоевание».

С точки зрения теории, наверное, все правильно. А что касается практики... «Нас-то как раз и лишили права выбора, – дискутирует с профессором защитник Аракчеева адвокат Дмитрий Аграновский. – Сначала позволили суд присяжных, а потом отменили. По этому поводу мы подали жалобу в Европейский суд по правам человека. По ней уже заведено дело, запрошены дополнительные материалы».

Мы не беремся судить, кто прав, а кто виноват в делах Ульмана и Худякова–Аракчеева. Мы ставим вопрос: два суда, два приговора – обвинительный и оправдательный – который из них справедлив? Жизнь сделала нас недоверчивыми...