«Звездные войны» во спасение науки

Любой рассказ о науке должен прежде всего интриговать. Кадр из фильма «Гравитация». 2013

Английская газета Independent на прошлой неделе опубликовала любопытную статью. Число студентов-физиков в британских университетах за последние четыре года выросло почти в полтора раза. Для такого короткого временного отрезка показатель, прямо скажем, удивительный! По мнению экспертов, такой скачек в росте популярности физики связан с… продукцией Голливуда. В частности, с успехом у публики научно-фантастических фильмов «Интерстеллар» и «Гравитация». Первый, фактически, – наглядное популярное пособие по теории относительности Эйнштейна («парадокс близнецов», «стрела времени»), а второй – научно-популярный треш об относительно недалеком будущем космического сотрудничества на орбитах.

Сюда же эксперты относят широкое освещение в мировых СМИ таких проектов, как Большой адронный коллайдер (LHC) и трансляцию экспедиции американского марсохода «Кьюриосити».

«Имидж физики радикально улучшился в последние годы. Об этом говорит, в частности, популярность «Интерстеллара» и «Вселенной Стивена Хокинга», – отмечает Иоанна Киневич, представитель английского Института физики. – Такие веяния нарастают уже давно благодаря медийному «следу» от Большого адронного коллайдера и появлению многих научно-популярных передач на физические темы, нацеленных на широкую публику. Улучшилось и преподавание физики в средней школе».

Так, по данным Института физики, число студентов, подавших заявку на поступление на физические факультеты, с 2012 года выросло на 40%. Физику в качестве предмета для сдачи на экзамене на аттестат о полном среднем образовании в 2012–2013 году стали выбирать на 3% больше школьников. В период с 2010 по 2014 год заявок на получение степени бакалавра по физике в Оксфорде стало больше на 35%, в Манчестерском университете – на 37% (2008–2014 годы). Аспирантов-физиков в Манчестере также стало на 40% больше. Руководство университета собирается перестраивать здание факультета – старое уже не вмещает студентов.

Отсюда, например, и еще один факт, удивительный для сегодняшнего общественного сознания в России: согласно результатам недавнего опроса, Стивен Хокинг, английский космолог и астрофизик – один из трех самых уважаемых современников для британских юношей от 16 до 18 лет. Символично, что и книга Хокинга «Краткая история времени» (1988) стала одной из самых успешных за всю историю научно-популярного жанра: 237 недель она оставалась в списке бестселлеров лондонской газеты Sunday Times, общий тираж – более 10 млн экземпляров.

А удивителен для нас в России этот факт вот почему.

В 2011 году социологи отметили, что высокая степень интереса к исследованиям космоса в России за 25 лет упала со 100% (исходный уровень) до 13%. «И вот что интересно. Поколение «Звездных войн», выросшее на компьютерных космических стрелялках и фантастических блокбастерах, совершенно равнодушно к настоящим исследованиям космоса. Обитатели виртуального мира перестают интересоваться миром реальным. И это не интересно – это страшно», – комментирует эти данные обозреватель журнала «Химия и жизнь. XXI век» Л. Викторова («Химия и жизнь – XXI век», № 5, 2012). А ведь в 1962 году, например, после выхода на экраны фильма «Девять дней одного года» (режиссер Михаил Ромм), советские школьники буквально повалили на физические факультеты институтов. Все вдруг захотели стать физиками-ядерщиками.  

Кроме того, что это интересно и страшно, это еще и страшно интересно! 

«Сегодня мы имеем дело с неким фундаментальным расколом, – замечает Славой Жижек, словенский философ и теоретик культуры. – С одной стороны, есть объективированный язык экспертов и ученых, который уже не может быть переведен на обыденный язык, понятный каждому, но присутствует в обыденном языке в форме формул-фетишей, которых никто в действительности не понимает, но которые формируют наши миры художественного и массового воображения («черная дыра», «Большой взрыв», «квантовые колебания» и т.д.)… Коротко говоря, разрыв между научным постижением и здравым смыслом непреодолим, и именно этот разрыв возвышает ученых до героев массового культа в качестве «людей, которые должны знать» (феномен Стивена Хокинга)».

С начала нулевых годов XXI века все чаще приходится слышать мнение, что изменяется (изменился) если и не онтологический статус науки как познающей системы, то уж по крайней мере ее фенотип (внешние проявления функционирования научного знания). Биологи знают, что естественный отбор идет на основании именно фенотипических проявлений. Сегодня мало добыть новое научное знание, надо уметь «продать» его обществу. Западным медиа, как видим, удается «продавать» науку, о чем и свидетельствуют данные о росте популярности физики в Великобритании.

Им, западным медиа, как видим, удалось найти некоторые методы устранения – может быть, временного устранения – разрыва, о котором пишет Жижек. В России же этот разрыв ощущается остро.

Так, академик Международной академии телевидения и радио Ирина Лапина вполне откровенно декларирует цели научно-популярного ТВ: «Парадоксально, но факт: если с просветительством дела обстояли вполне достойно, то с научным популяризаторством – несравнимо хуже. Сколько издавалось книг, где была лишь заумь, полунаучная тарабарщина, густо присыпанная терминологией… Наша задача – не «запудрить» мозги заумью, а, напротив, сделать максимально ясным, прозрачным смысл свершения, «вписать» его в понятные всем координаты».

В общем, отсюда понятно, почему один из выдающихся современных математиков, академик Людвиг Фаддеев, например, однажды подчеркнул: «Мы отдаем себе отчет, что должны все-таки объяснять людям, налогоплательщикам, что мы делаем. Но нужно популяризировать те области науки, которые уже полностью понятны. Современную науку труднее популяризировать. Рассказывать про всякие кварки, струны, поля Янга-Миллса… получается нехорошо – с обманами».

«Всякие кварки, струны, поля Янга-Миллса…» – это, по-видимому, как раз то, что Ирина Лапина называет «заумь, полунаучная тарабарщина, густо присыпанная терминологией…». Вот только в одном случае (как в Британии) это стимулирует людей к выбору научной карьеры, к занятиям наукой, а в другом (как в России) ограничивается ростом популярности компьютерных игр по мотивам «Звездных войн».

Очевидно, что здесь имеется еще какой-то внешний фактор, который и определяет эту разницу. Название этому фактору – состояние экономического развития той или иной страны. Это именно экономическое развитие, промышленные и научно-технические революции, как наиболее общие индикаторы социальной и политической динамики того или иного общества, порождают интерес к науке в социуме. Как следствие – рост интереса к научно-популярному жанру, причем представленному в любых медиаформах. Так замыкается положительная обратная связь.

Страшно это? Интересно? Или – страшно интересно?