Валерий Лысенко
Возможно, все люди в той или иной степени невротики.
В известных перечнях потребностей человека эта, как правило, отсутствует. Карен Хорни обнаруживала ее у невротиков. Однако эта потребность присуща решительно всем людям (возможно, все люди в той или иной степени невротики). Я называю ее потребностью в социально-персональной значимости и ставлю на первое место в «потребностном» списке. Ибо она сильнее всех других, и другие оказываются у нее в подчинении. Либо другие во многих случаях – просто ее псевдонимы…
Необъясненный феномен
Сам феномен социально-персональной значимости известен человечеству давно. Потребность быть значимым в своем социальном окружении отмечена наблюдательными людьми Греции и Рима задолго до новой эры. Тщеславие, властолюбие, жажда богатства – эти стремления увидены древними мыслителями многих стран.
Довольно отчетливо описал этот феномен Дейл Карнеги в книге «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Любопытно, что автор приводит суждение американского философа Джона Дьюи о стремлении каждого человека к обретению собственной значимости. И оставляет это суждение без комментариев – как самодостаточное, самообъяснительное. У Дьюи на этот счет тоже нет развернутых объяснений. И верно – к чему они? Ведь все и так очевидно.
У Карла Ясперса в работе «Духовная ситуация времени» говорится о своеволии человека, которое «стремится в своей потребности в значимости и слепом желании преимуществ своего индивидуального существования». Слово брошено, но элементом особого дискурса оно, к сожалению, не стало.
Между тем очевидность существования названной потребности нисколько не препятствует появлению вопросов.
Эта потребность – врожденная или благоприобретенная? Если она приобретается – каков механизм ее возникновения? Как в действительности она реализуется?
Постоянно ускользающая от ученого взгляда истина заключается в том, что любой человек испытывает сильнейшую потребность быть значимым в своей социальной среде, то есть хочет, чтобы его замечали, оказывали ему знаки внимания (уважали), хочет, чтобы его персональная величина всегда была достаточно высокой, а по возможности еще и повышалась. Более того, удовлетворение всех потребностей человека связано напрямую с самой главной потребностью – быть значимым. Печать значимости лежит на всем – на жилище, еде, одежде, характере межперсональных отношений, выборе профессии или вида работы…
Прибавочные ценности
Сколько гневных и презрительных слов произносится и пишется о властолюбии, тщеславии, жадности, мздоимстве, коррупции... А также – о чувстве собственного достоинства, о гордости и гордыне, обиде и унижении, о бедных и обделенных вниманием общества, о равенстве и равных возможностях... И никому в голову не приходит, что все это и многое другое «из того же огорода» – проявления одного тотального феномена, всегда и неизбежно существующего в обществе. И феномен этот – потребность быть значимым. А непременные спутники ее – прибавочные ценности, призванные поддерживать и повышать социальную значимость индивида, – являются такими обманными ориентирами в повседневной жизни людей, что создают множество проблем, дезорганизующих жизнедеятельность общества.
С тех пор, как возникли социальные отношения, то есть люди стали общаться по поводу обмена различными видами информации и продуктов своего труда, возникло социальное неравенство, обусловленное неравным количеством богатства и власти у разных индивидов. Человек, обладавший состоянием, превосходившим состояние других, или большой властью, становился более известным, чем многие другие его соплеменники, и, само собой разумеется, более важным. Таким образом, богатство (деньги, имущество), власть (положение в иерархии управления), слава (высокая степень известности) обрастали неким значением, не связанным непосредственно с их функциональным на-значением.
Вещи приобрели несвойственное им значение – указывать на тот или иной статус человека в обществе (начиная уже с первобытного общества). К ним как бы прибавилось нечто такое, что делало их носителями определенной важности, выделенности из ряда подобных вещей. У них появилась прибавочная ценность, которой вместе с ними владел и их хозяин, приобретая таким образом особую значимость. И чем больше росло состояние, чем дороже были вещи хозяина, тем больше становилась его значимость в обществе. И он это очень хорошо понимал.
Первое представление о своей значимости (на уровне ощущения) возникает у человека уже в первые младенческие недели, когда над ним священнодействуют мать и отец, дед и бабка. Внимание к персоне (хотя и на бессознательном уровне) – вот что прежде всего стереотипизируется в начинающем формироваться сознании младенца. В конце концов закладывается устойчивый стереотип: раз на меня обращают внимание, – значит, я (условно говоря) чего-то стою.
Даже тот, кто унижен, казалось бы, до предела, все еще переживает (ощущает в себе) некую человеческую величину и боится перехода за воображаемый предел этой величины, за предел своей значимости, своей ценности. И единственное, что помогает удерживать данный предел, – это чувство превосходства над другими людьми. Хотя бы над одним человеком.
Ниже нижнего
Особенно спасительно это чувство, если ты поставлен в положение подчиненного: чувство превосходства по отношению к начальнику уравновешивает ситуацию, когда ты по необходимости вынужден испытывать той или иной величины униженность. Каждый психотип переживает это по-своему, но психологически это важно для любого из нас – иметь какое-либо преимущество над человеком, которому в той или иной мере подчиняешься. Ученик зависит от учителя, поэтому ищет и находит области пересечения интересов, пристрастий, умений – своих и учителя, где его превосходство над учителем будет заметным.
То же самое можно сказать об отношениях в семье: ребенок в чем-то должен превосходить родителей; и если этого не происходит, он начинает придумывать ситуации, в которых его победа над родителем не подлежит сомнению. (При этом для дочери соперницей часто оказывается мать, для сына соперник – отец.) Если в семье всем верховодит жена, то муж будет стараться в чем-то превзойти «хозяйку» – в приготовлении пищи, в игре в карты, в заработке... И наоборот.
Человек, который ни в чем не превосходит того, кто «стоит над ним», превращается в злобное существо, мечтающее об унижении «обидчика», – конечно, не ведающего о том, что кто-то рядом с ним страдает от бессилия превзойти его. Это относится ко всем случаям жизни, где существуют в какой-либо форме начальственно-подчинительные отношения между людьми.
Здесь можно выделить два типа людей – по социально-психологическим критериям... Один составляют те, кто сознательно и открыто демонстрирует свое превосходство над другим (другими). Второй – те, кто свое превосходство скрывает, злорадствуя про себя по поводу реальных или мнимых ущербностей других. Используя типологию, предложенную Карлом Юнгом, можно сказать, что первые относятся к экстравертам, вторые – к интровертам.
Но эта дихотомия мало что говорит о существе дела. Опираясь же на типологию Александра Афанасьева, можно более точно описать и объяснить поведение этих типов. В терминах афанасьевской психософии – это 1-я и 3-я Воли. Типы активные. Разница в том, что 1-я Воля идет напролом, а 3-я – действует исподтишка. Разница и в том, что 1-я Воля презирает людей до такой степени, что снисходительна к ним, хотя готова жертвовать миллионами жизней для достижения своих целей (всегда связанных с повышением значимости ее носителя), а 3-я Воля ненавидит и боится – особенно тех, кого подозревает в намерениях каким-нибудь образом унизить ее.
 |
| Тщеславие, властолюбие, жажда богатства – эти стремления многое, если не все, объясняют в поведении человека. Фото Reuters |
Болезнь значимости
Современное состояние человечества можно описать примерно так: человечество больно болезнью потребительства; источник болезни – хронически больной «орган» под названием «социальная значимость»; «вирус», вызывающий «болезнь значимости», – прибавочная ценность; неиссякаемый родник коррупции – закон социально-аксиологического соответствия.
Функциональная сторона вещей, которыми пользуется человек, начиная с жилища и кончая шпильками для волос, давно уже не является приоритетной и значимой, как иная их сторона. Та, что связана с так называемой престижностью, определяемой такими детерминантами, как соответствие моде, цена, материал, соответствие эстетическим вкусам социальной среды и т.д.
Логично, таким образом, сформулировать следующее положение: все, что создается человеком, приобретает не столько функциональное значение, сколько социальную значимость, которая для созданной вещи становится прибавочной ценностью, каковую социальный индивид приобретает вместе с вещью и тем самым повышает свою персональную значимость.
Любой предмет, попадающий в сферу интересов человека (людей), приобретает социальную значимость, величина которой зависит от степени интереса человека к данному предмету и количества «заинтересованных лиц».
Но вещи вещами, а человек живет не только в предметном мире, он не только «гуманизирует» предметный мир (то есть вносит в вещи человеческое содержание), не только опредмечивает себя, он еще и в мире идей находится, в мире понятий, создает идеологии. Он не только салат оливье или, скажем, осетрину любит, но и родину, и конституцию, и национальный гимн, и начальника. И про политику любит поговорить, и в церковь иногда ходит, и за сборную по футболу болеет. И благодаря всем этим замечательным (социально значимым!) вещам, с которыми он себя ассоциирует, наполняется сам некой значимостью, и не дай бог кому-нибудь попытаться эту значимость понизить – критикой родины, или сборной, или салата оливье, или фюрера.
Ведь что такое гордость, например, как не переживание индивидом своей значимости в результате приобщения к ценностям рода, клана, нации, мафии, цеха, семьи?
Особенно сильна бывает так называемая национальная гордость. И особенно – у малых этносов и экономически бедных наций. Потому что, случается, у человека, кроме национальной гордости, ничего нет, что могло бы придать ему значимость среди других граждан планеты. И тогда горе тому, кто заденет эту гордость...
Но сильна и родовая (фамильная) гордость. Особенно если больше нечем выделиться среди себе подобных. Вспомнить можно хотя бы горьковского Барона из пьесы «На дне»: пал человек – уже дальше некуда, тонет в беспросветности нелепой жизни, но, как за соломинку, цепляется за свое происхождение, потому что не будь у него этого «баронства» – что бы вообще он значил?..
То, что человек прежде всего и главным образом социален, – стало аксиомой. Но аксиома эта банальна и поверхностна; во всяком случае, из всего, что происходит в человеческом мире, она ничего не объясняет по сути. Однако отнюдь не банально было бы использовать эту аксиому для доказательства теоремы: все, что делает и о чем думает человек, на что надеется и во что верит, он делает и думает, надеется и верит для поддержания и/или повышения своей личной (персональной) значимости в той социальной среде, к которой он принадлежит.
Доказательство этой теоремы приобретет статус социологического закона.
Таким образом, прямое присвоение (приобретение) прибавочных ценностей – это достижение индивидом определенной степени богатства, власти или славы (либо того, другого и третьего вместе). Косвенное присвоение прибавочных ценностей – перенос индивидом на себя ценностной величины (всей или ее части) другого человека или вещи: ношение дорогих предметов одежды, украшений, знакомство со знаменитыми или начальственными лицами, наличие славных предков, коллекционирование редких предметов и т.д.
Закон трех парадигм
Открытие феномена прибавочных ценностей приводит к формулированию закона социально-аксиологического соответствия: уровень достигнутой величины в одной из социально-аксиологических парадигм (напомню: это богатство, власть и слава) не должен быть ниже уровней двух других величин. Это значит, что человек, получивший высокую должность в иерархии власти, стремится во что бы то ни стало завладеть соответствующей по величине собственностью, а также соответствующей степенью известности. Тот, кто получил широкую известность, добивается «подтягивания» к уровню этой известности соответствующей (как он это понимает) величины собственности (деньги, имущество) и власти.
Поскольку свести все три величины на один уровень естественным образом бывает весьма затруднительно, если вообще возможно, то приходится прибегать ко всяческим ухищрениям, вплоть до тайных злоупотреблений служебным положением, или славой, или состоянием. Здесь – причина и источник казнокрадства, взяточничества, устранения конкурентов, «войны всех против всех» и т.д.
Феномен прибавочных ценностей помогает понять природу преступности и многих пороков, обличавшихся во все времена, таких как сребролюбие, тщеславие, властолюбие, корысть, мздоимство, ложь, лицемерие, ханжество, хвастовство, ревность, зависть, – равно как и явлений, заслуженно считающихся прекрасными, таких как любовь, альтруизм, самопожертвование, дружба и многое другое.
Закон социально-аксиологического соответствия в совокупности с феноменом прибавочных ценностей позволяет установить источник, питающий коррупцию. Этот источник – право чиновника распоряжаться не принадлежащей ему собственностью. И чем выше ранг чиновника, тем выше коррупционный тариф. Объяснение очевидное: зарплата чиновника мизерна в сравнении с доходами собственника (предпринимателя), а значимость в парадигме власти велика, и поскольку разрешительное право «резиновое», то и закон социально-аксиологического соответствия такой же: как чиновник оценивает свою властную величину, так и «услугу» свою оценит.
В этом пространстве субъективных оценок – змеиное гнездо больших и малых конфликтов, иногда со смертельным исходом… Так что пока существует иерархия должностей в государственной вертикали, бороться с коррупцией бесполезно и даже вредно: эта борьба может породить новые, более изощренные формы коррупции и перейти на более высокие уровни, только и всего.
В горизонтальных связях – другое дело. Там коррупция – извращение, вызывающее в наблюдателях недоумение: зачем подкуп или воровство, когда положительный результат может быть достигнут и без них? В нормальном, то есть управленчески горизонтально построенном обществе, и отношения нормальные: здесь, по слову Карла Маркса, дружба обменивается на дружбу, любовь обменивается на любовь; что уж говорить об отношениях материально-производственного характера…
Актуалисты и этернисты
Развитие теории прибавочных ценностей логически приводит к типологическому делению людей на тех, кто утверждает свою значимость исключительно здесь и сейчас, и тех, кому недостаточно быть значимым в этом – актуальном – хронотопе, кто осознает свое бытие также и в хронотопе всюду и всегда. Первых я называю актуалистами (от лат. аctualis – действительный, настоящий), вторых – этернистами (от лат. aeternus – вечный, бессмертный, бесконечный). Первые «привязаны» только к современности, вторые – и к современности, и ко всей человеческой истории и культуре в их бесконечной протяженности (прошлого, настоящего и будущего).
Итак, актуализм – это социокультурная и мировоззренческая позиция социального индивида, которая характеризуется следующими чертами: 1) индивид строит и реализует свои жизненные программы, ориентируясь на ценности, которые способствуют его социализации, то есть приобретению им той или иной степени социальной значимости; 2) хронотоп (время-пространство) самоактуализации индивида ограничен параметрами «здесь и сейчас»; 3) действительно и разумно лишь то, что может повысить социальную значимость индивида, все остальное не имеет значения. Индивид, занимающий такую позицию, – актуалист. (Это не оценка с негативными коннотациями, это всего лишь термин.)
Противоположной актуалистской является позиция этерниста.
Этернизм – социокультурная и мировоззренческая позиция, для которой характерны: 1) построение индивидом жизненных программ на основе осознанного включения себя в историко-культурный контекст; 2) раздвижение индивидом реального хронотопа своего бытия до размеров «всюду и всегда»; 3) признание разумным и действительным лишь того, что способствует поддержанию жизни человечества и здоровья среды обитания человека и препятствует всему, что может этой жизни повредить.
Этернист переживает чувство личной значимости через осознание своей связи со всем огромным человечеством в его исторической протяженности.
Если актуалистская позиция по преимуществу исполнительская и потребительская, то этернистская – главным образом творческая, созидательная. Все мировые гении были этернистами.
Актуалистом человек в определенном смысле рождается (то есть актуализм человеку предзадан). Этернистом – становится. В этом между ними принципиальная разница, и в этом же залог возможного превращения актуалиста в этерниста. Жаль только, что этернистов в истории не так много, как хотелось бы.
