Андрей Ваганов
Солирует Игорь Дмитриев, директор Музея-архива Менделеева СПбГУ.
«Историк науки – как морская свинка: и не морская, и не свинка». Директор санкт-петербургского филиала Института истории науки и техники РАН, доктор философских наук, профессор Эдуард Колчинский, несмотря на всю ироничность сравнения, которым он открыл 3-ю Международную научную школу молодых ученых – историков науки, ухватил самую суть проблемы. Историк науки – это синтетический специалист, кентавр как минимум. А еще лучше – дракон трехглавый: историк как таковой – специалист в той или иной области научного знания – философ. Тематически вся работа Международной научной школы, организованной Институтом истории науки и техники им. С.И. Вавилова РАН и проходившей в Санкт-Петербурге, довольно логично укладывается в эти три ипостаси.
Как ни крути, но молодым (и немолодым тоже) историкам науки повезло. В то время когда Москву заливало дождями и даже принимался первый снежок, на Санкт-Петербург снизошло классическое русское бабье лето. Но это, так сказать, фактор внешней среды. Фактор же внутренний – вступивший в силу буквально накануне начала работы школы Федеральный закон «О Российской академии наук...».
Естественно, тема реформирования академической науки в России витала в воздухе. Хотя, может быть, и не всегда в явном виде. Так, при обсуждении принципиально важного доклада директора ИИНТ РАН, члена-корреспондента РАН Юрия Батурина «Траектории ученых в возмущающем поле власти» возник вопрос: а чего хотела бы власть конкретно от Института истории науки и техники? Ответ был выдержан в стилистике черного юмора: «Может быть, от нашего института власть хочет, чтобы он поскорее закрылся. Потому что работа института есть каждодневное напоминание власти, что наука была».
Шутки шутками, но история науки и техники – предмет не только мемориальный. Актуальных и даже сверхактуальных результатов в этой области знаний может быть ничуть не меньше, чем, скажем, в нефтедобыче. В этом смысле показательным был доклад сотрудника ИИНТ РАН Юрия Кузьмина «Влияние внешней угрозы на технический прогресс». Кузьмин занимается историей летательных аппаратов. Лет 10 назад он поставил перед собой задачку грандиозную – проанализировать главные технические характеристики всех серийных самолетов, когда-либо выпускавшихся. Причем не просто каталогизировать эти характеристики, но выявить социально-экономические причины появления их. По подсчетам Юрия Викторовича, таких серийных машин около 20 тыс. На сегодняшний день он «обработал» 16 тыс.
«Парадокс истории нашего времени – изобилие источников информации», – подчеркивает Юрий Кузьмин. Весь вопрос - как из этого массива данных вынуть необходимую информацию, отследить динамику и объяснить эволюцию развития? В данном случае – эволюцию развития конструкций самолетов. Интереснейший анализ и интерпретация статистики. И справиться с этой задачкой, заметим, смог именно историк науки.
Вообще мне показались самыми интересными и важными доклады и обсуждения, касавшиеся именно институциональных, онтологических вопросов самой истории науки как отрасли знания. Академик Владимир Иванович Вернадский, фигуре и творчеству которого были посвящены несколько сообщений, говорил: «Самый характер истории науки по существу отличает ее от истории других направлений культуры…» Сегодня даже сугубо формальные подтверждения тому имеются. «Диссертацию по истории науки в России можно защитить в трех диссертационных советах. С одной стороны, это хорошо, – считает доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник ИИНТ РАН Константин Иванов. – С другой – производит впечатление шаткости дисциплины. Каждый из нас, историков науки, будто бы ищет свое царство».
Доклад самого Константина Иванова «Когнитивный и социальный подход к изучению истории науки» был как раз попыткой «сшить» эти индивидуальные царства (поля исследований).
Отличной иллюстрацией сказанному был доклад доктора философских наук, главного научного сотрудника ИИНТ РАН Натальи Кузнецовой «В.И. Вернадский как историк науки: методологические находки и парадоксы». «Чаще всего, – отмечает Наталья Кузнецова, – историко-научные исследования – это хобби на старости лет. Не так было у Вернадского. Все его труды по истории науки, 40 работ, написаны до Октябрьской революции. Жаль, что он не сосредоточился на этом. До сих пор все эти работы находятся вне научного и исторического контекста и не освоены».
Философ Наталья Кузнецова в итоге сформулировала пять универсальных факторов развития науки: аксиологические; юридические; критерии оценки результатов; информационные традиции общества; базовые составляющие культуры. «Если базовая религиозность превышает некоторый предельный уровень, – подчеркивает профессор Кузнецова, – науке здесь не жить. В нашем современном российском обществе этот уровень существенно поднялся».
Надо заметить, что Владимир Иванович Вернадский в 20-е годы прошлого века возглавлял академическую Комиссию по истории знаний – знаменитую КИЗ, из которой и вырос позднее Институт истории науки и техники (1931). Возглавил ИИНТ Николай Бухарин. Отношение академиков к работе КИЗ и к цели создания ИИНТ было разное. Вернадский был уверен: «Мы можем и должны начинать историю нашего научного мировоззрения с открытия книгопечатания». А вот выдающийся механик, академик Алексей Николаевич Крылов считал: «Задачу надо сузить и заняться исключительно изданием трудов классиков по точным наукам». (Заметим, что сам академик Крылов остается до сих автором единственного перевода на русский язык «Математических начал натуральной философии» Исаака Ньютона.)
Встык с докладом Натальи Кузнецовой был представлен и доклад Эдуарда Колчинского «Эволюция В.И. Вернадского в контексте времени». «Политика, философия, наука: можно ли непредвзято оценивать творчество ученого, который совмещал все три ипостаси? – задается вопросом профессор Колчинский. – Вернадский сегодня говорил одно, завтра – другое… Он готов был признать любую власть – лишь бы дали заниматься наукой».
«Толпы народа, ведомые еврейскими вождями» – так оценивал Владимир Вернадский Октябрьскую революцию 1917 года. Но пройдет 15 лет, и к террору в СССР, и к повороту 1932–1934 годов он будет относиться как естествоиспытатель – рассудочно-холодно: способствует достижению ноосферы или нет? Способствует – значит, власть все делает правильно. О сталинском режиме Вернадский будет писать как о совершенно закономерном этапе перед наступлением ноосферы.
И в этой уверенности, добавлю я, останется до конца жизни. Лишь бы дали заниматься наукой…
Санкт-Петербург–Москва
