Хозяин дискурса 1812 года

Первое в осенней сессии заседание Никитского клуба (Клуб ученых и предпринимателей России) началось с минуты молчания – собравшиеся почтили память первого президента клуба, профессора Сергея Петровича Капицы. Тема же для обсуждения была предложена действительно интригующая: «Победа 1812 года: культурный след». Интрига эта очевидна, интрига именно культурологическая: невозможно представить себе, чтобы кумиром большой части просвещенного общества в России был бы Гитлер; а вот Наполеон – это запросто.

«В России само имя Наполеон стало нарицательным – как человека в чем-то выдающегося, – подчеркнул ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, главный редактор журнала «Российская история» Сергей Секиринский. – Например, «Наполеоном русского книжного дела» называли издателя Суворина. И даже – «Наполеон – Пугачев». Как верно заметил вице-президент Никитского клуба Александр Привалов, «Мы в 1812 году победили, как сегодня сказали бы, «хозяев дискурса»: образованная Россия говорила на языке Наполеона». Что это такое – победить хозяев дискурса, можно почувствовать даже из сравнения вещей, казалось бы, сугубо лингвистических: русские современники войны с Наполеоном говорили об «остервенении народа»; через 130 лет будет «ярость благородная». Если вдуматься – различие в семантике существенное, хотя обе войны – и 1812-го, и 1941–1945 годов – воспринимались как священные войны.

Почему же «метастазы» наполеоновского дискурса распространены в российском обществе и сегодня? По версии кинорежиссера и депутата Госдумы РФ Владимира Бортко, «империя Наполеона – это нынешний Европейский союз». Другое дело – какими методами создавался этот «европейский союз». Во Франции, например, нет такого поклонения перед Наполеоном. Там сейчас не проходят в школах войну 1812 года; да и вообще французским школьникам не рассказывают о наполеоновских походах. О той эпохе Франция предпочитает знать только «Кодекс Наполеона» (Кодекс гражданского права 1804 года). Опять – война за дискурс.

Что-то было в этом корсиканце, что заставляло молодежь везде, где ступала нога французского солдата, им, Наполеоном, восхищаться. Он был мастером психологической войны. Он ставил свое царствование как сценическое действо. (Только в Англии не было абсолютно никакого культа Наполеона.) Хорваты, словенцы, датчане, поляки, португальцы, голландцы – кого только не было в великой армии Наполеона… Впрочем, упоминание соотечественников заставило сделать некоторые пояснения советника по вопросам культуры, науки и образования посольства Королевства Нидерландов в Москве Тимена Каувенаара. «В той войне погибло около 15 тысяч голландцев, – напомнил Тимен Каувенаар. – Но дело в том, что Нидерланды были аннексированы Наполеоном и после этого был – впервые! – принят закон об обязательной службе в армии».

Как бы там ни было, но в истории России победа в войне 1812–1814 годов, действительно, оставила глубочайший культурный след. Историк и публицист Феликс Разумовский привел такие данные: из 600 членов тайных обществ, вышедших на Сенатскую площадь 14 декабря 1825 года, более 100 человек были участниками войны с Наполеоном, из них 65 – участники Бородинской битвы.

И если Наполеон сам начал создавать свою легенду, то в России была создана так называемая черная легенда о Наполеоне. В общем, как заметил Андрей Балдин, архитектор, книжный график, главный редактор «Путевого журнала»: «Если соревнуются мифы – каким же грандиозным было само событие!» Вот с этим не поспоришь. Как и с мнением того же Александра Привалова: «Мы мало пользуемся мощнейшим источником государственного оптимизма».

А.В.