Сопротивляться постчеловеческой реальности

Человек умер, но не похоронен.
Кадр из фильма «Терминатор 2: Судный день». 1991

Владимир Александрович Кутырев – современный русский философ, доктор философских наук, профессор Нижегородского государственного университета им. Н.И.Лобачевского. Кутырев – радикальный критик глобально-технологической цивилизации и идеолог археоавангардного феноменологического реализма. Автор девяти книг, в том числе триптиха «Естественное и искусственное: борьба миров» (Нижний Новгород, 1994), «Культура и технология: борьба миров» (М., 2001) и «Человеческое и иное: борьба миров» (СПб., 2009). В трудах Кутырева развивается идея, что общая причина глобального кризиса человечества – обострение противоречия между естественным и искусственным и формирование на Земле «постчеловеческой» реальности. Предотвращение его перерастания в катастрофу обуславливается нашей способностью сдерживать экспансию техники, сохранять нишу природного бытия. Исследуются опасности космизации Земли, амбивалентность надежд на ноосферу и бессмертие, постмодернистская трансформация духа в разум и культуры в «тектуру». Предлагаемая вашему вниманию беседа кандидата философских наук Владимира КУТЫРЕВА с журналистом Алексеем НИЛОГОВЫМ состоялась в Нижнем Новгороде, где 27–30 июня 2012 года прошел VI Российский философский конгресс.

– Владимир Александрович, с какой целью проводился VI Российский философский конгресс в Нижнем Новгороде?

– Не вообще «с какой целью», а почему в Нижнем Новгороде – так я понимаю ваш первый вопрос. Наш город, по населению и промышленности претенд(ующий)овавший на третью столицу, в философском плане в тени. Небольшой философско-теологический факультет есть в Педагогическом университете, а в национальном исследовательском – только философская магистратура.

– С чем, по-вашему, это связано?

– Если по большому счету, то с геополитическим положением Нижнего Новгорода по отношению к Москве. Когда-то он был окраиной и форпостом Московского княжества. Потом стали говорить: «Нижний – Москве брат ближний». Теперь город все больше попадает в орбиту притяжения столицы, теряя самостоятельное геополитическое и культурное значение, что имеет свои плюсы и минусы. Плюсы, что близко, можно на один день на конференцию съездить. Зато, например, когда Министерство образования определяло центры по созданию философских факультетов и переподготовке кадров, то, конечно, надо иметь такой на Урале, в Сибири, на Юге, а у нас зачем его организовывать? Тут Москва рядом.

Когда-то, в 1960-е годы, в Горьком был высажен «философский десант» выпускников МГУ, часть из них возвратились в Москву, часть остались, но в целом представляется, что нижегородской философии и тогда, и сейчас не хватает самости. Чтобы ее увеличить, да и просто психологическая «очередь подошла», бюро Нижегородского философского общества, включая вашего покорного слугу, выступило с инициативой, которая только что была реализована.

– Могли бы вы сопоставить нынешний конгресс с предыдущим, проходившим в Новосибирске в 2009 году? Я имею в виду прежде всего содержательное сопоставление.

– По содержанию новосибирский конгресс был «сциентистский», он и назывался «Философия, наука, общество». Пленарные доклады и доклады на секциях приближались по тематике к «философии и методологии науки», что понятно, учитывая доминирование этого направления в Новосибирске и Томске. Томск я считаю столицей сциентизма и технократизма в российской философии. Сибирские Афины или скорее Сибирская Спарта по отношению к человеку и его перспективам.

По контрапункту к этой тенденции нижегородский конгресс в замысле назвали «Диалог мировоззрений». Можно было ожидать, что у нас будет больше «экзистенциальности» хотя бы на пленарных заседаниях. Но приглашение докладчиков определяется президиумом философского общества, его программным комитетом, который остался в русле доминирования методологии науки, да, собственно, и мы сколько-нибудь явственно не осознавали, что надо сделать для этого поворота. Так, поговорили, что неплохо бы в центр диалога поставить соотношение научного и религиозного сознания. Но религиозно ориентированная точка зрения среди пленарных докладчиков не была представлена.

Наша философия довольно твердо стоит на атеистическо-религиоведческих позициях. Все стремятся забыть, что помимо познания человек может верить, надеяться, он хочет любить или ненавидит, имеет/не имеет идеалы, цели, ценности, что не улавливается рационализмом.

Такого диалога между научным и – шире, чем религиозное, – гуманитарным мировоззрением, обращения к целостному человеку и его жизненному миру на Конгрессе, по-моему, не произошло.

Современная философия – служанка или, в духе времени, «оператор по клинингу» технонауки. И не стыдится этого, наоборот – гордится.

В то время как все наши проблемы определяются бесконтрольным и без(д)умным развитием технологий (против кого будут направлять строящиеся ПРО, никто не знает, террористов уже «не хватает», начинают дурачить возможным падением астероидов). Все от имени науки: «Британские ученые доказали…» И конец света сделаем с помощью их – «сами», Апокалипсис своими руками, он будет нашей последней инновацией.

Вот, казалось бы, на чем надо центрироваться – на рефлексии гонки технологических достижений, соотнесении их с человеком, выполнять критические функции, обсуждать характер гуманитарных фильтров, через которые пропускать все технические предложения. Мир впал в новационную истерию, при этом продолжают болтать об «устойчивом развитии», которое новационизм по своей сути прямо отрицает.

Увы, рефлекс всего этого есть, а рефлексии нет. Высшая доблесть – «рассказы о высоких технологиях», последних событиях в этой сфере и восторги от предвкушения, что человека будут «совершенствовать», вживляя чипы, соревнуясь, кто больше их вставит, потом вообще заменят на изобретенные им самим конструкты. А должны бы течь слезы, потому что в открытой форме, без стеснения, на передовых рубежах прогресса ведутся толки о том, как люди будут жить в резервациях, если, конечно, новые гибридные поколения и разумные роботы, вообще им позволят жить.

Mortido – влечение к смерти, но чтобы в форме эвтаназии – таков тренд нашего времени, в который, к сожалению, встроена и философия, что для нее в силу своего сущностного предназначения недопустимо. В этом ее самая большая неизвиняемая вина.

– Участие каких крупных философов (как отечественных, так и зарубежных) вы бы отметили на конгрессе?

– Крупные – это, по-видимому, те, кто были приглашены выступить на пленарном заседании и с вечерними лекциями. Только пара примеров. Одну вечернюю лекцию конгресса прочитал академик Вячеслав Степин на тему «Введение в научную картину социальной реальности», вторую Гомез-Пин Виктор (Испания) – «От Аристотеля до квантового формализма: анализ проблемы универсальности классических онтологических принципов».

Недостатком считаю, что не пригласили докладчиков из регионов, особенно восточнее Нижнего Новгорода. Бессознательный (что хуже, чем сознательный) столичный эгоизм, не хватает социальной ответственности. Не говоря о том, чтобы взять да предложить выступить кому-нибудь из ЕЭП (Белоруссии, Казахстана), поддерживая интеграцию философски. Это бы показало, что мы живем в процессе, а не спим на нем.

По содержанию, хотите – верьте, хотите – нет, но пустых речей не произносилось, и в целом доклады были, что называется, добротными, интересными и произвели хорошее впечатление.

– Пожалуйста, расскажите о вашем личном участии в конгрессе.

– Я был одним из руководителей секции «Философская антропология» и выступал с докладом: «Человек умер, но не похоронен». Также вел круглый стол «Новые формы философствования в современной культуре».

Проблемную суть выступления можно сформулировать так: пришло время обсуждать перспективы человека в его постчеловеческой перспективе. Или – как нам жить в мире «по ту сторону человека».

Для начала – не торопиться к этому состоянию. Бороться за сохранение «традиционного» Homo vitae sapiens. В таком качестве любой философ-гуманист, философ как таковой, вообще смотрящий дальше своего носа человек, предстает консерватором. Даже реакционером. Если иначе, то это – бездумный технарь, чье сознание уже похищено силами иного, работающий в перспективе на свое уничтожение.

Появляется все больше людей, которые не хотят осознавать, что происходит. Обыватели, которые, кроме потребления, ни о чем не мыслят, и мыслящие люди науки, старающиеся не думать о последствиях собственной деятельности. Это если они честные, а если нет, то корыстно лживые, соблазняющие потребителей ближайшим изобретением, скрывая знание того, к чему оно дальше приведет. Так называемые «грантоеды». Личности вытесняются акторами, агентами, «слабыми зомби», которым грозит перерастание в «сильных зомби», то есть в программируемых и управляемых извне будто бы людей. Вместо интеллигентов – интеллагенты.

Провозглашенная постмодернизмом «смерть человека» реализуется на наших глазах. Я пытался убеждать себя и других, что человек, хотя умер, но не похоронен. За него надо бороться, ясно отдавая отчет, что происходит и где мы находимся.

Вы ведь видите, как вместо культурных регуляторов, представлений о том, что хорошо, плохо, понятий греха, добра и зла, общество приступило к «внешнему» регулированию отношений между людьми – технологиям наблюдения и контроля. Если нет всевидящего Бога и совести (мораль вслед за религией отделена от государства, потому оно «правовое»), надо ставить камеры наблюдения и проверять на детекторах лжи. На подходе «чтение мыслей», эмоции уже «считывают».

Начали с аэропортов, цинично направляя на пассажиров сканирующие аппараты. Под предлогом борьбы с терроризмом с нами можно делать все что угодно. Или внедрение генно-модифицированных продуктов, особенно патологическое в странах, где магазины и так ломятся от перепроизводства. Под предлогом, что на Земле скоро будет много людей. Или пробные шары по клонированию человека. Под предлогом, что людей не хватает? Все по Оруэллу или как в фантастических американских фильмах, только на самом деле.

Или смотрите: идеалом человечества провозглашается комфорт. Комфорт по-русски – удобство. Удобное положение, когда не надо прикладывать усилий. Меньше всего прикладываем усилий, когда лежим и ни о чем не заботимся. «Смотрим телевизор». Или сидим за компьютером. Если бы Ницше: о комфорте «мечтают коровы, женщины, дети, англичане и социал-демократы». Или Маркс: «Счастье – это борьба». Все великие люди прошлого, хотя бы на миг явились к нам, тотчас бы сошли с ума от сшибки из-за восхищения внешними достижениями и внутренней пустотой современного общества. Мы живем в без(д)умно разумном мире, на этапе своей де(э)волюции.

Я разоблачил себя и свое мировоззрение. Некоторые поторопятся сказать, что оно похоже на эпатаж, но на самом деле это просто экологическое сознание, которое теперь применимо не только к природе, а ко всей культуре и самому человеку. Мы, кто люди, – в обороне, нужна идеология сопротивления, философия консервативного реализма, полионтизма, эстологии и коэволюции. Чтобы противостоять наступающей (на нас) эпохе трансмодерна.

– Каковы были другие темы конгресса? И какие темы оказались наиболее дискуссионными?

– Для философской антропологии, где я был, отчетливо заметна тенденция отказа от гуманизма, то есть преобладает интерес к гуманитарным технологиям и проектам технического у-совершенствования человека, с одной стороны, и стремление сохранить традиционного человека – с другой. Нельзя сказать, что первое превалировало, но обрисовалось отчетливо. Настолько, что от философской антропологии отпочковалась как самостоятельная, особая секция по новым технологиям в изучении человека. Боюсь, что на следующем конгрессе появится секция трансгуманизма. Знакомая гибельная логика самоотрицания, хотя была, повторяю, и критика как испуг перед этой перспективой.

– Что вы можете сказать об организации в целом философской жизни в стране?

– Роль философского общества как организации оцениваю высоко. Что еще надо: издается «Вестник Российского философского общества» (живое коллективное лицо нашей философии), регулярно проводятся конгрессы, были «Философский пароход» по Средиземному морю, «Философский поезд» по Транссибирской магистрали, почти во всех отделениях проходят ежегодные Дни философии с наиболее известными в Санкт-Петербурге и т.д. Это время мы, пожалуй, будем вспоминать как золотой век нашей философии. Дальше будет хуже (с точки зрения отношения к ней в обществе).

Технократия не заинтересована в ее развитии, так как технологическое мышление ей претит. И по мере превращения общества в технос всякое лишнее «умствование», критику и мудрость будут подавлять. Сначала изгонят из вузов, оставив социальной забавой для чудаков, потом она тихо умрет. Или сама философия окончательно переродится в «нефилософию», во что-то псевдонаучное и формализованное. В «гуманитарные технологии». Вместо гуманизма. Это как технологии любви, когда любви нет.

Введение тестирования уже акт агрессии против рассуждающего и смыслового мышления. Какая мудрость в кем-то заготовленной однозначности? Студенты перестают разговаривать, считывают скачанное, а «для души» идут в эзотерику.