Сергей Бецофен
В инженерном деле талант и профессионализм необходимы не в меньшей мере, чем в спорте.
Фото PhotoXPress.ru
Проблемами науки озабочены сейчас многие, и это естественно, поскольку всем ясно, что совсем без науки нельзя. Чтобы ее поддерживать на приличном уровне, требуются большие деньги. При этом реальный эффект от науки не очевиден даже самим ученым, если они попытаются посмотреть на эту проблему честно. Поэтому я хочу высказаться о той ее части, необходимость которой не может оспариваться в принципе, а именно об инженерной науке, поскольку, несмотря на рост стоимости услуг ЖКХ, мы продолжаем оплачивать электричество, воду, отопление и телефон, а это все основано на науках инженерного профиля.
Инженеры и футболисты
Я, может быть, и не взялся бы за эту тему, если бы не фраза ведущего на «Эхе Москвы» по поводу нефтяной катастрофы в Мексиканском заливе: «Удивительно, что утечку нефти на большой глубине могут очень хорошо показывать, но при этом ничего не могут сделать». Он удивился этому совершенно серьезно, продемонстрировав наивное убеждение, что все инженерные проблемы носят рутинный характер. Интересно, что этот ведущий – известный футбольный комментатор, конечно, не сомневается в том, что выиграть финал ЧМ по футболу труднее, чем показать его на ТВ. Эта фраза сидит в голове как гвоздь.
В инженерном деле талант и профессионализм необходимы не в меньшей мере, чем в спорте. Поэтому так же как и в футболе, где неудачи всегда связывают с ошибками тренеров, на буровой платформе они, очевидно, связаны с ошибками ответственных за инженерную поддержку проекта менеджеров BP, прежде всего в отборе инженеров, талант и квалификация которых, как и игроков футбольных клубов, должны были привести к победе даже с сильным соперником.
В инженерном деле отбору исполнителей не придают такого значения, как в спорте, на беговой дорожке в течение секунд, в крайнем случае минут выявляется сильнейший. В науке, и особенно в технике, необходимость отбора не так очевидна, хотя последствия бывают катастрофическими. Так, существует гипотеза, что одной из причин катастрофы Чернобыля был недостаточный профессионализм ряда сотрудников, поскольку там работники получали дополнительное бесплатное жилье в престижном дачном районе вблизи Киева, высокую зарплату, и поэтому вакансии заполнялись не по профессиональному, а по блатному принципу.
В науке и технике талант и профессиональная форма не менее важны, чем в спорте, и поэтому одна из главных задач науки – отбор и постоянные тренировки профессионалов, то есть экспертов, ученых и преподавателей. Этот вывод очень печальный для налогоплательщика и радостный для ученых: их институции – это тренировочные базы, а стоящие несколько сот тысяч долларов за штуку приборы сродни спортивным снарядам. При этом нас, ученых, тьмы, а результат дают не более 20%, и с этим нужно мириться. Если разогнать малопродуктивных и собрать вместе талантливых, очень скоро продуктивными окажутся те же 20%.
Конечно, при этом научная производительность повысится, но снизится объем продукции, а это может стоить нескольких лет жизни для каждого из нас. Дело в том, что продолжительность жизни непосредственно зависит от уровня науки, причем не только биомедицинского профиля, поскольку методы диагностики, аппаратура, а часто просто медицинские технологии – результат синтеза наук.
Есть ли у нас эффективная наука
Таким образом, одним из важных оправданий существования науки является формирование корпуса экспертов. Ответственные государственные деятели должны знать, кто наиболее авторитетный специалист в данной области знаний, а для этого нужна выстроенная научная иерархия, которая может существовать только в развитом научном сообществе.
Научное сообщество можно представить как набор ячеек, каждая из которых состоит из профессионалов в конкретном научном направлении, при этом они могут работать в различных НИИ, на промышленных предприятиях, в университетах. Для функционирования сообщества необходимо, чтобы внутри каждой его ячейки существовала строгая иерархия. Лидеры этой ячейки входят в оргкомитеты конференций, редколлегии журналов, экспертные и диссертационные советы, комитеты по присуждению грантов, премий и т.д. Поэтому их влияние на данную отрасль науки и на ее представителей может даже превосходить роль прямых начальников.
В каком-то смысле такая система у нас существует, но она малоэффективна. Чтобы работать более результативно, научное сообщество должно быть независимым в принципиальном плане – статус ученого и оплата его труда должны определяться его положением в научном сообществе, а не тем, на какую ступеньку его поставит начальство. У нас, к сожалению, этого нет.
Отсюда закономерно следует, что наиболее важные и связанные с инвестициями научно-технические вопросы начальники разных уровней решают сами, не советуясь с экспертами. Логика здесь простая – если мы сами вас расставляем по ступенькам, то сами и решим, что нам сделать с вашей областью знаний.
Это разрушает науку, поскольку демократический принцип заложен в самой ее основе и вызван чистым прагматизмом – если наука перестанет производить новое знание, а ее лидеры станут плохими экспертами, их можно заменить чиновниками, поскольку последние более организованы, легче управляемы и лучше ученых могут создавать внятные и доступные пониманию политиков документы. Фактически мы движемся в этом направлении, которое можно назвать имитацией науки.
Безусловно, имитация – наихудший вариант функционирования науки как культурного феномена. Но это еще не трагедия, как не трагедия снижение качества эстрады или кино. Трагедии происходят там, где наука сталкивается с жизнью, а именно в прикладных областях, прежде всего инженерных. То ракета не летит вовсе или летит не туда, при этом вдруг взлетает турбина Саяно-Шушенской ГЭС.
Менеджеры или профессионалы
В последнее время усиленно продвигается идея замены еще оставшихся специалистов среди директоров «эффективными менеджерами». Эту идею активно поддерживают многие ученые-экономисты. Может быть, это и неплохо, эффективные менеджеры способны на многое. Единственный вопрос здесь, почему, когда нужно было сделать конкретные самолеты, ракеты, бомбы, всегда находили сверхэффективных менеджеров из профессионалов высочайшего класса (Яковлев, Туполев, Королев, Челомей, Глушко, Курчатов и далее по списку)?
Из примеров последнего времени в близкой мне металлургии напомню, что лучшим в мире производителем титанового полуфабриката стало ВСПМО-АВИСМА под руководством доктора технических наук В.В.Тетюхина, возглавлявшего до этого титановую лабораторию Всероссийского института авиационных материалов. При всех успехах других металлургических предприятий лучшими в мире они пока не стали.
У моего отца был приятель Елькин (к сожалению, не помню его имени и отчества), работавший замом по хозчасти у академика Петра Леонидовича Капицы, который был очень жестким начальником – если он ставил задачу достать какой-то импортный прибор, то Елькин должен был его достать обязательно, отказов П.Л. не терпел.
Елькин был очень талантливым менеджером. Когда он попал в лагерь и отец через несколько месяцев поехал его навестить, Елькин уже стал одним из руководителей стройки и жил на поселении. Обращаю внимание, что в то время этим менеджером руководил физик. В наше время, без сомнения, Елькин бы руководил Капицей и, вызвав его на ковер, настойчиво рекомендовал бы оставить в покое свой «сверхтекучий» гелий и срочно заняться «наногелием».
Вопрос стоит очень остро – профессионалы или менеджеры. Сомневающиеся пусть рассмотрят этот вопрос в медицинском контексте.
Недавно ректор ведущего экономического вуза высказал очень интересную мысль. Он посетовал, что гранты на производственные исследования получили преимущественно технические вузы, хотя основная часть добавленной стоимости создается не инженерами, а экономистами. В качестве примера он привел вклад в цену айфона стоимости материалов (5–7%) и производственных затрат (20–25%), остальное приходится на долю экономической науки (маркетинг, менеджмент и т.д.).
Эта структура цены многое объясняет в современной экономике, в том числе и причину кризисов. Безудержный рост спекулятивной составляющей прибыли создает почву для роста существующих и возникновения новых институтов, обслуживающих эту часть прибыли и заинтересованных, по существу, в росте непроизводственных издержек, что является самоубийственной, а вернее, преступной в стратегическом плане экономической политикой.
Спор об элитах
Важно отметить, что финансовые интересы ведущих мировых держав часто формируют вектор развития той же науки и техники. В результате мы с вами живем одновременно как бы в двух экономических системах. Одна (ресурсная) повернута к так называемым странам высоких технологий, которые потребляют основные ресурсы. Вторая – к собственным производствам, которые прямо не называют низкими, но как минимум подразумевают – металлургия, сельское хозяйство, включая биотехнологии, машиностроение, включая авиакосмическую и оборонную отрасли.
Модернизация позарез необходима второй системе, но и первой она на первый взгляд тоже не мешает, но это только на первый, всегда более примитивный взгляд. На самом деле преобладание первой системы и кровная заинтересованность в ней части политической элиты не дает модернизировать экономику на деле, а не на словах. Преобладание ресурсной экономики способствует формированию у этой части элиты специфических интересов, которым модернизация несет прямой урон.
Кроме того, развитие эффективной промышленности меняет состав элиты. Вспомните, что в СССР руководители всех рангов были почти исключительно инженерами. Поэтому модернизация – это прямая угроза сложившейся системе. Модернизация в России снова поставит все на свое место, вернув к управлению промышленностью профессионалов, прежде всего инженеров, поднимет их статус и приведет к изменению состава и содержания политической элиты.
Это полностью относится и к ресурсным отраслям, повышение эффективности которых также будет происходить по мере усиления роли инженеров. На вопрос, почему инженеры лучше других специалистов, отвечу так. Потому что все, что они делают – от канализации до ракет, – должно работать, кстати, это должно сказываться и на нравственном уровне. Если эффективность твоей профессиональной деятельности проверяется сразу включением кнопки, тут уж не соврешь, и это неизбежно сказывается и в других делах.
 Зависимость коэффициентов Хирша от доли иностранных публикаций для специалистов высшей квалификации, представляющих различные направления материаловедения. Составлено автором |
Реформы науки
В последнее время появилось много предложений по модернизации науки, в том числе Российской академии наук, наиболее радикальное – статья в «Эксперте» Дмитрия Ливанова и Михаила Гельфанда. Они предлагают прикрыть РАН с некоторыми оговорками, которые не меняют суть дела.
В целом можно было бы согласиться с некоторыми оценками этой статьи, если бы не две проблемы, о которых нельзя не упомянуть. Во-первых, их оценки вынесены не на основе содержательного анализа, пусть и в точечных областях, а на основе формальных статистических данных, в основном по удельному объему публикаций РАН и вузов.
Естественно, что вузы обгоняют по числу публикаций РАН. Объясняется это очень просто. В каждом вузе выпуск аспирантов поставлен на поток и является важнейшим показателем работы вуза. Поскольку постоянно растет число обязательных публикаций в рекомендованных ВАКом журналах, это неминуемо приводит к росту числа вузовских публикаций. Тот факт, что научный уровень диссертаций отнюдь не пропорционален их количеству, могу подтвердить своим опытом работы в экспертном совете ВАК.
Второй, возможно, более важный момент, который меня смущает в этой статье, – это преобладание разрушительного начала над конструктивным. Безусловно, взаимодействие РАН и вузов должно укрепляться, и любые идеи на этот счет полезны. Но при этом нужно помнить, что пока за последние 20 лет нам мало что удалось построить нового, дай бог, чтобы Сколково заработало, это будет первый принципиально новый научно-технологический проект. До сих пор нам удавались только сетевые магазины по всей стране, заполненные ищущими самых дешевых продуктов пенсионерами с сумками на колесах.
Прежде чем ломать, нужно внимательно присмотреться к существующей практике на конкретных примерах. Безусловно, вузы, особенно расположенные не в научных и промышленных центрах страны, необходимо укреплять, вопрос только – как.
Я знаю один очень удачный пример – Белгородский госуниверситет. В 2005 году группа специалистов из РАН (Томск) во главе с доктором физико-математических наук Юрием Колобовым выиграли конкурс и создали в Белгороде научный Центр наноматериалов и нанотехнологий. В 2008-м к ним присоединились две группы во главе с известными докторами наук также из института РАН (Уфа). Помимо центра они создали новую кафедру в вузе, обучают работе на современном научном оборудовании студентов БелГУ и специалистов со всей страны. При этом академические институты в Уфе и Томске, безусловно, понесли существенные интеллектуальные потери, но остались, работают и, надеюсь, подготовят других специалистов, способных поднять научный потенциал провинциальных вузов. Если прикрыть РАН, как предлагают авторы, – кто будет готовить такие кадры.
Другой аспект этого дела. Огромную роль в успехе БелГУ сыграл губернатор Е.С.Савченко, который инициировал, финансировал и продвигал этот проект, находящийся до сих пор в поле его зрения. Мне кажется, что это самый эффективный путь развития промышленности, образования и науки – заинтересованность местной власти. Примерно так обстоит дело в Китае, где успешная политическая карьера на всех уровнях основана на реальных успехах по увеличению ВВП возглавляемой тобой территории от деревни до провинции. Необходим специальный фонд стимулирования территорий, показавших реальные успехи в развитии науки и наукоемкой промышленности.
Хирш его знает
Теперь о количестве статей как мере оценки научной деятельности более подробно. Я металлург, в этом направлении в англоязычной литературе существует более 20 журналов, каждый имеет от 12 до 36 выпусков в год, каждый выпуск – от 100 до 300 страниц. При таком вале информации любая поисковая система малоэффективна по одной простой причине – низкая, близкая к нулю концентрация нового научного знания в этих статьях. Основная причина в том, что там слишком много ученых и все они стремятся повысить свой индекс цитирования, а не обогатить науку новым знанием. В этом плане ведущие русскоязычные журналы имеют преимущество, поскольку количество статей в них намного меньше, а доля нового знания существенно выше.
Вообще индекс цитирования довольно лукавая вещь, который провоцирует публикацию огромного количества необязательных малозначительных статей, а также усиливает тенденцию к увеличению количества ссылок в статьях под давлением корпоративных обязательств взаимного цитирования. Последнее ведет к размыванию и фактическому уничтожению этой научной традиции.
В целом количество публикаций в англоязычной литературе превышает наши данные более чем на порядок, а количество ссылок в каждой статье почти на порядок, что чисто арифметически приводит к увеличению индекса цитирования англоязычных публикаций почти на два порядка. Таким образом, высокий индекс цитирования свидетельствует о публикационной активности в англоязычных изданиях, организационных способностях, хорошей квалификации и очень редко о способности получать новые научные знания.
На графике показана зависимость коэффициента Хирша (КХ) от доли иностранных публикаций, которые я взял из авторской базы данных elibrary ученых из нашей отрасли, которых я хорошо знаю и отношу к активным, авторитетным и высокопрофессиональным специалистам – среди них два кандидата наук (доктора в ближайшей перспективе), два академика, остальные – доктора наук.
Разброс значений КХ огромен (от 3 до 54), при этом видны две тенденции. Внутри каждого направления четкая зависимость КХ от доли иностранных публикаций и не менее явная зависимость от сферы деятельности. Группа «титан» составлена из двух ведущих в металловедении титана кафедр из Москвы и Екатеринбурга – я сам принадлежу именно к этой группе и имею КХ=3.
Оппоненты обвинят меня в предвзятости как неудачника системы наукометрии. Немедленно соглашусь, так как это проблема не моя, а этой системы, поскольку считаюсь хорошим специалистом. Действительно, слегка расстроившись поначалу своими низкими результатами, быстро успокоился тем, что много моих высококвалифицированных коллег имеют КХ=1 или вообще не входят в эту систему.
Что делать?
Только одно – развивать наукоемкие производства, которые сделают науку и образование востребованными обществом. Только таким способом можно решить проблему качества науки и образования, поскольку в его основе будет экономический интерес, который сразу отвергнет доминирование всех формальных критериев, так как деньги – самый формальный критерий если не полезности, то востребованности любого товара. При этом деньги платят за конкретный товар, который характеризуется своим содержанием, отчасти формой, но никак не количеством научных статей, положенных в основу его производства.
Это резко изменит ситуацию, поскольку только результативная инженерная наука будет востребована производством. Она потянет за собой нормальное развитие всего комплекса естественных наук, так же как развитие медицины и сельского хозяйства потянет за собой комплекс наук биологического профиля.
Дарья Гармоненко