Андрей Ваганов
Вначале было общество, "основанное на знаниях". Потом – "инновации". Теперь все это называется "модернизация". Карнавал почище, чем знаменитый венецианский.
Фото Reuters
Что несомненно – в 2009 году в России окончательно отказались от строительства общества, «основанного на знаниях», и вооружились новой метафорой – «модернизация». Под последней понимается прежде всего технологическая модернизация. И это понятно. В России и всегда-то относились с некоторым скепсисом и недоверием к тому, что нельзя потрогать руками: информация, законы, знания┘ Итак, модернизация.
Совершенно очевидно, что президент Дмитрий Медведев сконцентрировался на принципиальных задачах создания в стране высокотехнологичной промышленности и национальной инновационной системы (НИС). Прежде всего в ряду президентских инициатив надо отметить два заседания, в июне и в июле, Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики РФ: первое – в компьютерной антивирусной Лаборатории Касперского, второе – в федеральном ядерном центре «Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики» в Сарове. Именно на этих мероприятиях президент обозначил приоритеты инновационного развития российской экономики: энергоэффективность и энергосбережение; ядерные технологии; космические технологии; технологии в сфере медицины и стратегические информационные технологии.
Сегодня в Российской Федерации зарегистрировано 19 тысяч лекарственных препаратов, только 5% из них – отечественного производства. Президент Дмитрий Медведев сформулировал задачу четко: уже через пять лет четверть лекарственных препаратов будет отечественного производства, через десять – половина┘
Однако если учесть, что нормальный цикл разработки и вывода в клиническую практику более или менее сложного (инновационного) лекарства как минимум лет десять, то индикативные показатели президента выглядят в лучшем случае как благое пожелание. Как заметил академик Виктор Полтерович на одном из недавних обсуждений проблемы модернизации, «нацеливание общества на выполнение недостижимых результатов – это всегда потери».
Выступление президента на заседании Совета безопасности 28 июля обогатило общественный лексикон еще одним очень красивым словечком – петафлоп. Относится этот термин к сфере высокопроизводительных компьютерных вычислений и обозначает 1015 арифметических операций в секунду, выполняемых супер-ЭВМ.
В принципе посыл президента понятен – страна истосковалась по высоким технологиям: «Наша страна обязательно будет вкладывать средства в производство суперкомпьютеров. Здесь выбора у нас нет, если мы хотим развиваться по передовым схемам».
Но вот министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко заявляет в начале ноября: «Вокруг суперкомпьютеров спекуляций больше, чем дела; для них имеется очень ограниченный набор задач: старение ядерных боеприпасов, виртуальные испытания ядерного оружия; протеомика (моделирование изменения белковых структур и подбор лекарств), технологические задачи (моделирование атомных реакторов, авиация). Вот почти все. Большинство других задач не требует использования суперкомпьютеров. Суперкомпьютинг – это спорт: у кого больше терафлопсов. Что действительно надо – развивать быстрые сети, быстрый трафик, так называемое облачное программирование».
Спрашивается: если руководитель министерства, которое и должно отвечать за формирование государственной научно-технической политики (ГНТП), столь «прохладно» относится к идее развития суперкомпьютерных вычислений, то кто же готовит президенту зеркально противоположные предложения? Я сейчас даже не говорю – нужны или не нужны на самом деле России петафлопные супер-ЭВМ, мне просто интересны исходные мотивы и основания формирования ГНТП. Может быть, у президента есть советник по науке? Тогда назовите его фамилию. Или он «засекреченный физик»?
Как бы там ни было, но одна из самых нашумевших в уходящем году «естественно-научных» инициатив президента Медведева – его предложение, высказанное в Послании Федеральном собранию, сократить в России число часовых поясов. Тут уже не просто работа с «подлой» материей и даже не с постмодернистскими петафлопами (информацией), а напрямую с Хроносом.
«Когда я услышал о том, что президент поставил задачу сокращения часовых поясов, первой моей реакцией было удивление, потому что ни в научном, ни в экспертном сообществах не было реального обсуждения этой проблематики, – заявил декан географического факультета МГУ имени Ломоносова Николай Касимов на пресс-конференции в Москве. – Никто не объяснил, зачем на самом деле нужно изменять количество часовых поясов». Тем не менее называются уже и варианты сокращения часовых поясов: с 11 до 4–5 или, в крайнем случае до 7. «Президенту Медведеву не очень-то удается реформировать политический строй, но, возможно, с воздействием на законы природы ему повезет больше», – иронизирует по этому поводу корреспондент газеты The Christian Science Monitor.
Кстати, далеко не чужд географии оказался и председатель правительства России Владимир Путин. Для начала он буквально с головой ушел в освоение географического пространства страны: 1 августа в глубоководном аппарате «Мир-1» Владимир Путин совершил погружение на дно озера Байкал. На глубине 1395 метров со второго аппарата «Мир-2» «состоялась небольшая фото- и видеосессия», сообщает агентство Интерфакс. Дело происходило на научной станции экспедиции Института океанологии РАН «Миры на Байкале».
А 17 ноября председатель правительства лично посещает заседание Российского географического общества (РГО)┘ Удивлены были, кажется, даже сами уважаемые руководители РГО – организации, несомненно, заслуженной, но полуживой в последние десятилетия. Почетный президент РГО академик Владимир Котляков в беседе с корреспондентом «НГ» заметил, что до сих пор общество «влачило┘ ммм┘ слабое существование».
«Особенно тяжело нам приходилось в последние годы, – рассказывает академик. – Традиционно деятельность РГО финансируется государством и Академией наук. Однако по существующим законам Русское географическое общество не может финансироваться из бюджета и, стало быть, не может финансироваться Академией наук. Мы обратили внимание Владимира Владимировича Путина на то, что бренд общества – организации, давно и хорошо известной по всему миру, – пропадает втуне, тогда как реально оно может очень эффективно работать на престиж страны. Путин сказал, что это очень хорошая идея, и поддержал ее».
 По идее, именно министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко (справа) должен отвечать за формирование государственной научно-технической политики. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Поддержка, в частности, выразилась в выделении на развитие общества 50 млн. руб. Эти деньги пойдут на обеспечение десяти грантов «по тем направлениям, которые выберет само Русское географическое общество». На съезде РГО премьер был избран еще и председателем Попечительского совета общества┘
Собственно в самой Российской академии наук (РАН) каких-либо экстраординарных научных результатов отмечено пока не было. (Может быть, о них сообщат на научной сессии Общего собрания РАН, которая как раз сегодня завершает свою работу в Москве.)
Самое громкое событие – скандал с выселением Института философии РАН из занимаемого им здания. Здание, правда, в центре Москвы, практически стенка в стенку с Музеем изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Но в кулуарах президиума РАН честно признаются, что пытаться сохранить обиталище философов – дело бесполезное, слишком, мол, могущественные силы покровительствуют директору Пушкинского музея Ирине Антоновой. В общем, Академия наук и не проявляет никакой протестной активности по этому поводу. Скорее – ритуальную. Видимо, философия не дотягивает до весовой категории географии.
Был еще 105-суточный «полет» на Марс экипажа из шести человек – в лаборатории Института медико-биологических проблем РАН. Какие научные результаты он принес в итоге – пока тоже «военная тайна».
А между тем президент РАН Юрий Осипов, как всегда, полон оптимизма. «В 2008 году по запросам правительства, администрации президента, министерств сотрудниками РАН было подготовлено более полутора тысяч аналитических записок, – заявил он на встрече в президиуме РАН с представителями «золотой кремлевской сотни» управленческих кадров президента РФ. – Совет безопасности постоянно использует экспертный потенциал Академии наук при разработке разного рода доктрин развития России».
То есть каждый день, включая уик-энды и праздники, научные сотрудники РАН выдавали на-гора четыре аналитические записки! Фантастическая производительность! Если учесть, что численность научных работников РАН в 2008 году составляла 48 434 человека, то получается, что каждую записку готовила команда из примерно 30 человек.
Это, конечно, очень эффективный способ обеспечить полную занятость ученых, особенно в период кризиса и сокращения бюджетного финансирования РАН на 11,8% в 2010 году. Недаром вице-президент РАН Александр Некипелов на той же встрече был еще откровеннее: «Академические институты главным образом находятся вне рынка. Для них важно, чтобы во главе стояли ученые с мировым именем, понимающие перспективы развития науки, умеющие принимать стратегически верные решения». (При этом в РАН нет, например, ни одного специализированного науковедческого журнала.)
А пока «ученые с мировым именем, понимающие перспективы развития науки, умеющие принимать стратегически верные решения», успешно возглавляют академические институты, в России концепции божественного сотворения мира (креационизма) придерживаются 44% россиян, в то время как теории эволюции Дарвина – 35%. (Опрос ВЦИОМа проводился 20–21 ноября 2009 года среди 1600 человек в 140 населенных пунктах в 42 областях, краях и республиках России.)
Сильно расстраиваться от этих результатов не стоит. В США, например, в 2007 году лишь 40% были согласны с основными положениями концепции дарвинизма. Но почему-то все это не мешает Соединенным Штатам успешно сохранять статус страны – мирового научного и технологического лидера, а нам, России, – очень даже мешает. Остается только предположить, что, возможно, мы не индустриальная (в современном понимании) и тем более не постиндустриальная страна.
Тогда – какая же?
Писатель Владимир Сорокин в одном из интервью, рассказывая о своем романе «День опричника» (кстати, сам писатель жанр этой книги определил как «фэнтези на тему о будущем России»), очень образно и точно, по-моему, оценивает ситуацию: «Мне кажется, что у нас существует просвещенный феодализм, помноженный на высокие технологии. Современные феодалы ездят не в каретах, а на шестисотых «Мерседесах». И хранят свои деньги не в сундуках, а в швейцарских банках. Но ментально они не отличаются от феодалов XVI века». И ведь не скажешь, что этот образ всего лишь метафора.
Очень похоже, повторяю, что мы утратили статус современного индустриального государства. Или быстро движемся в этом направлении. «Я, как и многие мои коллеги, считаю, что у нас в запасе осталось не более шести-семи лет до полного исчезновения советского научно-технического потенциала, и тогда придется начинать с чистого листа», – отмечал в начале 2007 года на заседании президиума Российской академии наук директор Института экономики РАН Руслан Гринберг.
Остается только повторить вслед за отцом термина «постиндустриальное общество» Даниелом Беллом: «Отношение к научному знанию определяет ценностную систему общества».
Была такая знаменитая советская песня: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». В среде советской либеральной интеллигенции популярным был парафраз этой песни: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Сегодня мы вполне можем продолжить этот эволюционный ряд: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать пылью». И то: Кафка бледнеет перед нашей реальностью. Игра в аллитерацию продолжается.
