Очень непросто, оставаясь экспертом, сохранить широту научного кругозора.
Художник Игорь Олейников. «В плену парадигмы», 2005.
Источник: каталог выставки художников-графиков «Все в мире относительно». Москва, 2005
В документах, публицистике и официальных речах, посвященных проблемам науки, технологий и образования, словосочетание «независимая экспертиза» встречается все чаще, но становится все менее однозначным. От кого она независима? Уже не спасают прилагательные «внешняя» и «вневедомственная», возникли словесные конструкции «действительно независимая экспертиза» и «некоррумпированная экспертиза». Это – признаки утраты доверия к экспертизе, а значит, и к научной политике, которую без этого элемента не выстроить ни по какой схеме. В 2008 году появились единичные признаки осознания этого обстоятельства применительно к проблеме финансирования прикладных проектов.
Российские научные работники – «субъекты научной экспертизы» в ее реально существующих версиях. В том числе таких, как имитация экспертизы и непрозрачная экспертиза. С учетом практики рецензирования статей в международных журналах и проектов в научных фондах разных стран представители естественных наук много лет формулировали в прессе и сетевых источниках различные «предложения по усовершенствованию», наивно предполагая, что идеологи научной политики просто не в курсе.
С октября 2007 года эти разрозненные попытки дополнились инициативным проектом «Корпус экспертов», в котором как обязательный признак независимой и квалифицированной научной экспертизы акцентируется доверие к ней. На старте проект, инициированный редакциями авторитетных российских физических журналов («Успехи физических наук», «Журнал экспериментальной и теоретической физики» (ЖЭТФ) и «Письма в ЖЭТФ»), поддержали компании РАО «ЕЭС» и «Тройка Диалог», а с середины 2008 года – фонд «Династия».
«Корпус...» формируется на основе ответов специалистов о том, кто из их коллег может быть экспертом научных проектов. Сначала опрашивают всех, чьи собственные работы имеют определенное цитирование в научной литературе – это не идеальный, но лучший из всех формализуемых признак, коррелирующий с квалификацией. Затем в опрос включают всех названных многократно – уже независимо от цитирования работ.
Наряду с прочими, проект решает задачу вовлечения в российскую систему экспертизы нашей научной диаспоры и других зарубежных коллег. На письма отвечают в среднем около 40% корреспондентов – не так мало с учетом занятости активных научных работников и их глубокой разочарованности в многочисленных государственных инициативах.
В течение полутора лет проект постепенно распространялся на различные физические специальности. А начинался он с опроса специалистов по физике конденсированного состояния. По этому традиционно сильному и массовому в России направлению список из примерно 100 экспертов, «избранных» коллегами и давших согласие на публикацию их имен с указанием узкой специализации, был сформирован весной 2008 года. Аналогичный список по другим разделам физики и по астрофизике опубликован в декабре 2008-го.
«Корпус экспертов» безусловно позволяет привлекать квалифицированных экспертов в точном соответствии с тематикой конкретных проектов – хотя не по всем специальностям и тематикам. Вероятно, круг постепенно расширится (сейчас начат опрос биологов). Но по некоторым направлениям (малочисленным или имеющим особые публикационные традиции) применяемая методика пока для поиска экспертов неэффективна.
В то же время проблему объективного отбора проектов «Корпус экспертов» как таковой решить не может, поскольку второе слабое звено в заржавевшей цепи российской научной экспертизы – качество и соблюдение регламентов, а их формируют заказчики экспертизы. О привлечении экспертов «Корпуса...» к оценке проектов сообщал, например, руководитель отдела экспертизы ГК «Роснанотех». В рамках каких регламентов протекает эта работа – можно отчасти судить по январской презентации на сайте ГК «Роснанотех». В частности, видно, что практика панельной экспертизы очень ограничена. Из приведенных данных (число экспертных заключений и число проектов) можно заключить, что по каждому проекту назначается (в среднем) очень небольшое число экспертов. А ведь один из основных принципов независимой экспертизы – сопоставить как можно больше независимых суждений.
Однако от других государственных заказчиков пока почти не слышно даже заявлений о намерениях. Сейчас министерства и ведомства захлестывает вал глобальных преобразований в сфере научной политики, парламент проводит слушания по проблеме оценки научных организаций, конструируются все новые федеральные целевые программы, в очередной раз выбираются приоритетные направления, сертифицируются вузы.
«От имени науки», как и ранее долгими десятилетиями, в этих процессах выступает весьма ограниченное число персон, обозначенных высшими академическими должностями. Что, если послушать также мнения людей, ради эффективной организации труда которых реформы, казалось бы, и затеваются? Раньше их было трудно выявить «взглядом сверху», поскольку значительная часть имен отсутствует в справочнике РАН, но теперь имена опубликованы, методика и хроника выбора вызывающих доверие экспертов – тоже.
Особенность текущего периода – массовое увлечение «наукометрией» и «науковедением». Государство не пожалело средств на оплату многочисленных исследований в этой области. Беда в том, что любые формальные процедуры усреднения по разным научным популяциям совершенно не чувствительны к «начинке» – содержанию научных направлений, их взаимосвязи с той или иной научной традицией, с высокими технологиями, с процессами в международном научном сообществе.
Взяв на вооружение ставшие популярными показатели – цитирование статей и импакт-факторы журналов, науковеды ощущают себя новаторами. Ряды их растут и крепнут, устойчиво экранируя основную внутреннюю проблему российской науки – отсутствие корреляции между реальной эффективностью научных групп (лабораторий) и уровнем их государственной поддержки. Тут вряд ли злой умысел┘ Просто пока не дошло до сознания: для того чтобы занятия «науковедением» имели какой-то положительный смысл, надо хоть немного изведать научной работы как таковой – причем не на провинциальном уровне. (Заметим: в эпоху глобальных коммуникаций это понятие не имеет отношения к географии – научный провинциализм, как и разруха, обитает прежде всего в головах.)
Потенциально база данных проекта «Корпус экспертов» создает возможность для реального науковедения, для детального сопоставления карты российских и общемировых научных направлений и для анализа так называемого кадрового ресурса. Это – важнейшие вопросы при выборе любых приоритетов. Без ответа на них российская научная политика будет оставаться поиском неизвестно кого в темной комнате.