Принц Чарльз. Дарвин

Чарльз Дарвин накануне славы и загадочного заболевания.
Художник Д.Ричмонд, 1838

Чарльз Роберт Дарвин родился 12 февраля 1809 года в небольшом английском городке Шрусбери. Его отец, Роберт Дарвин, был врачом, как и один из дедов – Эразм Дарвин. Их достаточно обеспеченная семья имела хороший дом на берегу реки и прекрасный сад. Мальчику было восемь лет, когда от тяжелой болезни скончалась его мать, в памяти ребенка она навсегда осталась прикованной к постели. Его воспитанием занимались старшая сестра и отец.

Путь на «Бигль»

Юные годы Чарльза протекали вполне обыденно и благополучно, совсем как в сказке про принца. В роли короля выступал отец – человек исполинских габаритов, деятельный и внушительный. Мальчик рос застенчивым, со склонностью к безотчетным взрывам непокорства.

Юный Чарльз не выказывал способностей к школьному обучению и не чувствовал к нему интереса. В восемь лет его отдали в элементарную школу. Но он значительно отставал по успехам от своей сестры Катерины, и через год отец перевел его в гимназию. Там на протяжении семи лет он учился на совесть, однако без особого рвения.

Гневу и отчаянию родителя не было предела, иначе он не смог бы произнести то, что произнес, а именно: «Тебя не интересует ничего, кроме стрельбы, собак и охоты за тараканами, ты станешь позором не только для самого себя, но и для всей нашей семьи!» Чарльз был отправлен в Эдинбургский университет – готовиться к медицинской карьере. Но он так и не смог заставить себя присутствовать на операциях. Зато, увлекаясь мелкими животными и насекомыми, он сделал несколько сообщений на кружке естествознания (кстати, профессор Грант, друг Дарвина, упомянул о первых открытиях юного Чарльза в одной из своих работ).

Тогда отец посоветовал ему поступить в Кембридж на богословский факультет, с тем чтобы посвятить себя духовной карьере. Несмотря на некоторое вольнодумство Эразма Дарвина, деда Чарльза, в семье религиозные страсти исключались так же, как и любое отступление от веры. В 1831 году Чарльз Дарвин получил степень бакалавра теологии.

Однако увлечение естествознанием позволило Дарвину установить интересные контакты. Особенно значимым для него стало знакомство с профессором ботаники Джоном Генслоу. Именно профессор Генслоу предложил его кандидатуру на место натуралиста для государственной научной экспедиции на корабле «Бигль». Капитаном корабля был тоже еще совсем молодой человек – Роберт Фицрой.

Когда все формальности были благополучно завершены и оставалось лишь дождаться окончания затянувшегося ремонта корабля и благоприятной погоды, Чарльз почувствовал признаки непонятной болезни, которая в дальнейшем сопровождала его почти всю жизнь. На фоне усталости и волнений появились боли в сердце, сердцебиения, резкая слабость, сопровождавшиеся страхом серьезного заболевания и невозможности в связи с этим участия в путешествии. Вообще-то с 16 лет у него в ответственных ситуациях возникали боли в животе, что было привычным, но сердце болело впервые, и это пугало. Чарльз лежал, никуда не выходил, отказывался от приглашений своих новых друзей. Через несколько дней, с нормализацией погоды, сердцебиения и боли прекратились сами по себе.

Но Чарльз едва не опоздал к отплытию┘

В марте 1835 года при переходе через Кордильеры, во время ночевки в небольшом бедном селении, Чарльз испытал нападение бенчуки – крупных омерзительных черных пампасских клопов, обитателей глинобитных строений (о чем оставил запись на странице 289 своего «Путешествия┘.»).

Эти клопы являются переносчиками опасной тропической болезни Чагаса – по имени бразильского врача Карлоса Чагаса, открывшего ее возбудителя – трипаносому. Попадая в кровь человека, трипаносома приводит организм в хронических случаях к полуинвалидности: крайняя степень усталости, тошнота, желудочно-кишечный дискомфорт, бессонница, озноб, воспалительные процессы в сердце. Есть мнение, что Дарвин страдал этим заболеванием в течение 40 лет.

2 октября 1836 года 27-летний натуралист вернулся из экспедиции. Вопрос о теологической карьере умер сам по себе – Дарвин оказался обладателем огромного научного материала, который нуждался в обработке. К этому же его подвигали друзья-ученые. Тем более что у него уже возникли планы будущих исследований – ведь если в плавание отправлялся натуралист-любитель, то вернулся сложившийся ученый. Оставалось приниматься за работу, что он и сделал. Очень окрылил Чарльза успех дневника путешествий, изданного в 1839 году по настоянию друзей. Обработка же привезенного материала заняла 20 лет.

Даунский затворник

В 1837 году здоровье Дарвина стало ухудшаться; в сентябре вновь возникли симптомы прежней болезни. Дарвин отказался от поста секретаря геологического общества, от всяческих встреч и бесед, но тем не менее он много и продуктивно работал. В 1839 году он женился на Эмме Веджвуд. Между тем его самочувствие становилось все хуже. Два года спустя он писал своему другу Чарльзу Лайелю: «Горько убедиться, что мир принадлежит сильным и что я не буду в состоянии делать ничего более, как следить за успехами других в науке». Как писал один из его сыновей, «он не знал ни одного дня здоровья, свойственного обычному человеку».

Долгие годы Чарльз Дарвин ведет дневник своего физического состояния, он называл его «бухгалтерской книгой здоровья». Сюда дважды в день, утром и вечером, он вносит записи о том, как провел ночь, описывает детально все симптомы своего заболевания. И ежемесячно подводит своеобразные итоги по количеству «плохих» и «хороших» дней.

Дневник был своеобразным лекарством, он исповедовался ему в своих тревогах. А вообще-то он писал, что чувствует себя «одинаково плохо – то чуточку хуже, то чуточку лучше».

Мучили головные боли, быстрая утомляемость, обмороки, бессонница, приступы безотчетного страха, кошмары по ночам, «атаки», состоявшие из периодических приступов одышки, тошноты и болей в животе, дрожи, головокружения, ощущения надвигающейся смерти, страха потери контроля над собой и симптомов, близких к деперсонализации (расстройство самосознания). Позднее присоединилась агорафобия (страх открытых пространств), бывали эпизоды немотивированного гнева.

Из-за невероятной робости он не мог выступать перед аудиторией. Не мог позволить себе и общение с друзьями, прием гостей, так как страдал от перевозбуждения, а «последствием этого были припадки сильной дрожи и рвота». В дальнейшем Дарвин не покидал дом без сопровождения жены.

Болезнь определила весь строй его жизни. В доме был установлен строжайший распорядок дня, которому следовали все члены семьи. Малейшее отступление от него вызывало обострение недуга. Болезнь отгородила его от всего мира. В Дауне он вел спокойную, монотонную, замкнутую и в то же время деятельную жизнь.

Вставал очень рано, отправлялся на коротенькую прогулку с любимой собакой по окрестностям имения, около восьми часов завтракал и садился за работу часов до девяти. Это было его лучшее рабочее время. С половины десятого читал письма, с половины одиннадцатого до двенадцати опять занимался. После этого он считал свой рабочий день оконченным и, если занятия шли успешно, говорил с удовольствием: «Сегодня я хорошо поработал».

Благодаря наследству его и жены семья не испытывала материальных затруднений, однако Дарвин был очень горд, когда его книги стали приносить доход.

Один из последних портретов великого ученого. Чарльз Дарвин, 1878 год.

В поисках диагноза

Врачи-современники рассматривали Чарльза Дарвина как пожизненного недиагностируемого инвалида; у него предполагали: «диспепсию у аггравирующей (преувеличивающей симптомы имеющегося заболевания, возможно, неосознанно. – Н.Л.) личности», «катаральную диспепсию», «скрытую подагру», многие считали его ипохондриком.

История располагает большим количеством документальных свидетельств о наследственности ученого благодаря его собственным мемуарам, а также полным биографическим отчетам, публиковавшимся его семьей в течение трех поколений.

По данным, представленным в патографии Дарвина (А.В.Шувалов, «Безумные грани таланта», 2004), его дед по отцовской линии имел «причуды», которые порой напоминали умопомешательство; дядя покончил с собой в состоянии психоза, отец страдал сильным заиканием; две тетки со стороны матери отличались большой эксцентричностью, а у дяди бывали тяжелые депрессии. Брат Чарльза остался холостяком, жил уединенно.

Четверо сыновей ученого страдали маниакально-депрессивными расстройствами, две дочери характеризовались как «своеобразные личности».

Английские врачи кропотливо пытались установить сущность его 40-летней болезни. Из обзора их попыток следует, что ни один из диагнозов не содержит указание на какое-либо органическое расстройство: современные врачи все более склоняются к тому, что все симптомы его болезни – явления ипохондрического, нервно-психического порядка. Наиболее часто встречающиеся диагнозы – психастения, циклотимия, синдром навязчивых состояний, синдром хронической усталости, паническое расстройство; фигурирует и болезнь Чагаса.

Психиатр М.Е.Бурно, усматривая у Дарвина тревожно-сомневающийся характер, расценил его как психастеника (в переводе с греческого – душевно слабый). Именно для этой патологии характерны наблюдавшийся у Дарвина постоянный конфликт ранимого самолюбия с чувством неполноценности, застенчивость, нерешительность, проникнутые болезненным размышлением, самоанализом.

Психастеник обычно «задним умом крепок», пишет Бурно, он не способен быстро соображать, рассеян, но при всей мыслительной неуклюжести, проникнутый миллионом сомнений, именно благодаря этому может быть глубоко оригинален. Он ссылается на американского ученого Уильяма Ирвина, заметившего, что в мозгу, подобному дарвиновскому, «мысль созревает до того медленно, что поначалу чудится, будто ее почти и нет, а потом начинает казаться, что она была там всегда». Дарвин – это спокойный, медлительный замысел.

Психастенические свойства затрудняли жизнь Дарвину. Относительно застенчивости великого натуралиста слагали легенды, как, например, об особенности Дарвина «многозначительно отсутствовать в минуту решающих событий, к которым он сам непосредственным образом причастен». Основательно помучили его и тревожные сомнения по поводу женитьбы – с карандашом и бумагой он взвешивал все «за» и «против». Особенно показательна в этом отношении графа «против» – «ужасная потеря времени», «не смогу читать по вечерам», «заботы и ответственность», «как я смогу управляться со всеми моими делами, если буду вынужден ежедневно гулять с женой?».

По мнению Бурно, Дарвина следует отнести к дефензивным личностям. Термин «дефензивность» (от лат. defensio – защищать) охватывает всех слабых людей. Дефензивный человек – не авторитарный, не агрессивный, не склонный командовать, а наоборот защищающийся, «поджимающий хвост» в той обстановке, где агрессивный «оскаливается». Не все слабые талантливы, но именно из этой массы выходят гении.

Очень интересно о заболевании Дарвина пишет отечественный генетик Владимир Эфроимсон в книге «Гениальность и генетика»: «Приходится признать, что сочетание ипохондрии, краткой продолжительности рабочего дня за столом с гигантской продуктивностью высшего ранга (имеется достаточно данных о том, что Дарвин обладал даром неотрывного размышления) не позволяет исключить у него циклотимию того типа, которая, не доводя до острых состояний депрессии, создает периоды гипоманиакального подъема». (Дар «неотрывного размышления» – уникальная способность неотрывно держать в голове, не переключаясь ни на что другое, одну тему до ее полного логического обоснования, которое оставалось лишь в течение двух часов рабочего времени перенести на бумагу.)

По мере того как появляются новые публикации о синдроме хронической усталости, или истощения, этот диагноз начинают ставить не только современникам. Именно он, по мнению генетика Игоря Лалаянца, наблюдался у Чарльза Дарвина.

По большому счету приведенные психиатрические диагнозы не противоречат друг другу, у психастеника с циклотимическими расстройствами вполне могли существовать психосоматические проявления в виде своего рода панических атак.

Безусловно может быть отвергнута болезнь Чагаса как самостоятельное и единственное заболевание, маловероятно и ее наличие в качестве сопутствующего психическому расстройству утяжеляющего фактора даже в весьма атипичном варианте (не было характерного острого начала, отсутствовали признаки болезни в течение двух лет с момента возможного инфицирования и т.д.).

В пользу самостоятельного существования психического заболевания говорит и тот факт, что начиная с 63 лет в состоянии здоровья ученого постепенно наступило значительное улучшение, которое может быть вполне объяснено возрастным угасанием функции половых желез (И.Б.Галант, 1926). Интересно, что этот же автор связывал болезнь Дарвина именно с «неадекватной функцией адреналовых желез».

Косвенным фактом в пользу этого предположения может быть количество детей в семье (десять за первые 17 лет брака, причем младшего жена родила в 47 лет), по поводу чего после седьмого ребенка Чарльз признался Эмме: «Боюсь, у нас просто нет другого выбора, если только я не постригусь в монахи и не перееду в монастырь».

* * *

Не может не впечатлить и покорить ответ, который Дарвин дал профессору минералогии и влиятельному деятелю Англиканской церкви Адаму Седжвику (а в его лице – всем нам!): «Думаю, не найдется человека, которому не хотелось бы огласить результаты работы, поглотившей все силы его и способности. Я не нахожу вреда в своей книге: случись неверные взгляды, их вскорости полностью опровергнут другие ученые. Уверен, что истину можно познать, лишь одолев все превратности судьбы».

К 68 годам Дарвин – почетный член 75 иностранных академий и университетов, обладатель множества наград самого высокого уровня, но относится ко всем почестям с большим равнодушием. Он теряет дипломы и справляется при необходимости у друзей, состоит ли членом какой-то академии.

Современники подготовили великому ученому эпитафию, исполненную глубокого смысла: «Берегитесь, когда Вседержитель посылает на землю Мыслителя». Но по воле Чарльза Дарвина на его могиле лишь имя и даты жизни и смерти.