Андрей Морозов Послезавтра, 30 мая, на Общем собрании Российской академии наук пройдут выборы нового президента РАН. По внешним признакам выборы вполне альтернативные. В них участвуют три кандидата: действующий президент академии Юрий Осипов (71 год), академик-секретарь Отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления Владимир Фортов (62) и председатель Уральского отделения РАН Валерий Черешнев (63). Научному сообществу только Владимир Фортов представил неделю назад конкретную предвыборную программу (газета «Поиск», 23 мая 2008 г.).
Судя по тому, что эти программы, похоже, никому особенно и не нужны – ни кандидатам (иначе они бы пытались их обнародовать как можно шире), ни академическому сообществу (иначе оно бы требовало этого обнародования), – можно предположить, что кандидаты уже знают, а научное сообщество предчувствует, чем «сердце успокоится». Избрание академика Осипова (что и произойдет, с большой долей вероятности) – это лишь начало большого проекта по реформированию не только (и не столько даже) Академии наук, сколько всей системы научных исследований в России.
Главный лозунг Юрия Осипова всегда был и остается один – «сохранение академических традиций». При этом РАН главную опасность для себя видит в предложениях о превращении академии в «малозначимый клуб ученых».
Но в чем сегодня проявляется «многозначимость» академии? Чем «малозначимый клуб» отличается от нынешней «многозначимой» РАН? В научном смысле, в смысле производства фундаментального знания – ничем. Наоборот, экспертные возможности «клуба ученых» именно как независимой организации только возрастут. А ведь руководство академии как раз на это и претендует: не раз звучали предложения законодательно закрепить за РАН статус главной экспертной организации по наиболее важным государственным проблемам. Разница между нынешней РАН и гипотетическим «клубом ученых» – лишь в каналах и механизмах финансирования научных исследований. И в возможности контролировать результаты этих исследований со стороны государства.
Разве РАН до сих пор смогла повлиять на какие-либо, более или менее принципиальные решения государственного уровня┘ Разве подала свой весомый экспертный голос в момент формирования очень смутной по целям и задачам нанотехнологической инициативы (наоборот, фактически провоцировала приступ нанофилии в стране)┘ Разве заявила четко и однозначно свою позицию относительно обструкции, устроенной научной рациональности, атеистическому мировоззрению со стороны Русской православной церкви┘ Наконец, где тот самый вклад в повышение производительности труда на основе «научных исследований, направленных на получение новых знаний о законах развития природы, общества, человека и способствующих технологическому, экономическому, социальному и культурному развитию России» (формулировка из Устава РАН)... Ничего этого нет.
Мало того, в отдельных отраслях Россия отстает от Евросоюза и США по производительности труда более чем в 30 раз. За пятилетку с 1995 по 1999 год в США темпы роста производительности труда в экономике составили 3,1%, в том числе 2,5% за счет технического прогресса. Кстати, при этом в 2004 году из всех государственных расходов США на НИОКР на фундаментальную науку тратилось только 5,7%. (Хотя в абсолютном выражении и это цифра огромная.) Другие субъекты финансирования НИОКР в США выглядят так: 55,8% – оборона; 23,1% – здравоохранение; 7,8% – космос; 2% – сельское хозяйство; 1,2% – энергетика; 0,4% – промышленное развитие.
Рядовые сотрудники академии, кандидаты и доктора, то есть те люди, которые, собственно, и делают науку, в беседах не под микрофон абсолютно осознанно и спокойно признают: для занятий настоящей фундаментальной наукой (base science) достаточно 10 тысяч человек. Ну 20 тысяч – добавим запас прочности. Это настолько – до смешного! – мало, что никакой Кудрин (министр финансов) и пальцем не пошевелит, чтобы выделить деньги под, условно говоря, новый национальный проект – «Наука». И он будет прав.
Даже разработка и сборка суперсовременного космического спутника, пусть и на основе нанотехнологий, – не наука. Это – проектная, конструкторская, инженерная и технологическая деятельность. «Наука – это то, чего не может быть. То, что может быть, – научно-технический прогресс». Неограниченно финансировать изучение того, чего не может быть, – это с жиру беситься. Столько «жиру» российская экономика не нагуляла. Да и американская, как мы видели, – тоже.
Говоря языком современной телевизионной рекламы, «ты мне мяса давай!». Именно исходя из этого принципа, государство, судя по всему, решило оставить Академию наук в покое. В полном и вечном покое. Весь возможный «жир», которым можно поделиться, направлен на выращивание параллельных Академии наук научных структур. Одна из первых ласточек – госкорпорация «Роснанотех». Немыслимое, по академическим меркам, финансирование – 180 млрд. руб. на два года – выделяется напрямую, минуя и казначейство, и академические структуры.
Хотя, конечно, РАН постарается «вписаться» в этот финансовый поток – недаром же создано Отделение нанотехнологий и информационных технологий; в государственной нанопрограмме задействовано около 60 академических институтов. Более того, руководство РАН в прошлом году пошло на беспрецедентный шаг, назначив члена-корреспондента РАН Михаила Ковальчука (директора РНЦ «Курчатовский институт» – головной научной организации в сфере нанотехнологий) и.о. вице-президента РАН.
Не менее эксклюзивные условия предусмотрены и для только что организованного на базе федерального государственного учреждения «Российский научный центр «Курчатовский институт» национального исследовательского центра «Курчатовский институт». В указе президента РФ от 28 апреля 2008 года прямо сказано: «В целях формирования технологической базы инновационной экономики, обеспечения научно-технологического прорыва в области реализации приоритетных направлений развития науки, технологий и техники в Российской Федерации┘».
«Принципиальное отличие НИЦ от существующих элементов инновационной инфраструктуры заключается в реализации системного подхода: одновременно формируются исследовательские, технологические, производственные, организационно-экономические и юридические механизмы инновационной деятельности, – прокомментировал по просьбе корреспондента «НГ» подписанный указ Олег Нарайкин, первый заместитель директора РНЦ «Курчатовский институт». – Отсюда вытекают и задачи Курчатовского института в ходе реализации пилотного проекта: с одной стороны, это задачи собственно научно-технологические (проведение фундаментальных исследований, прикладных разработок, создание опытно-промышленных образцов продукции и технологий и т.д.), с другой стороны – это формирование конкретных механизмов, обеспечивающих эффективную организацию инновационной деятельности и реализацию полного инновационного цикла от идеи до конечного продукта».
По мнению Нарайкина, «реализация инновационного проекта, по существу, означает важнейший для страны шаг – практический запуск инновационных процессов, начало реального формирования инновационной экономики».
Впрочем, существует и вероятность того, что создание НИЦ на базе Курчатовского института проблем развития инновационной экономики не решит. «Я сомневаюсь, что этих центров превосходства будет много в будущем, – заявил в беседе с корреспондентом «НГ» доктор наук, ведущий научный сотрудник одного из академических институтов. – Я боюсь, что это будет последний пример. Это ни к экономике, ни к положению в науке не имеет отношения. Просто это уход от статуса бюджетного учреждения».
