Лев Давидович Ландау
Сегодня, 22 января 2008 года, исполняется 100 лет со дня рождения великого российского физика-теоретика, создателя крупнейшей научной школы в области теоретической физики, лауреата Нобелевской премии, Ленинской и трех Государственных премий СССР, Героя Социалистиче╛ского Труда академика Льва Давидовича Ландау (22.01.1908 - 01.04.1968). Его именем назван Институт теоретической физики РАН.
Способность охватить все разделы физики и глубоко проникнуть в них является характерной чертой его гениальности. Она ярко проявилась в созданном Л. Д. Ландау в сотрудничестве с Е. М. Лифшицем уникальном курсе теоретической физики, последние тома которого были завершены по плану Ландау его учениками Е. М. Лифшицем, Л. П. Питаевским и В.Б. Берестецким. Ничего подобного не существует во всей мировой литературе. Полнота изложения в сочетании с четкостью и оригинальностью, единый подход к проблемам и органическая связь различных томов сделали этот курс настольной книгой для многих поколений физиков различных стран, от студентов до профессоров. Будучи переведен на многие языки, курс оказал огромное влияние на уровень теоретической физики во всем мире. Несомненно, он сохранит свое значение и для ученых будущего.
Разносторонние научные интересы Ландау можно проиллюстрировать списком проблем, которыми он занимался: энергия звезд, дисперсия звука, передача энергии при столкновениях, рассеяние света, магнитные свойства материалов, сверхпроводимость, фазовые переходы веществ из одной формы в другую и движение потоков электрически заряженных частиц. Работы Ландау по электрически взаимодействующим частицам оказались полезными впоследствии, когда возникла физика плазмы.
Пожалуй наиболее известные работы Ландау были связаны со сверхтекучими жидкостями и сверхпроводимостью, за что великий физик был удостоен Нобелевской премии по физике 1962 года. Формулировка Нобелевского комитета звучала так: "за основополагающие теории конденсированной материи, в особенности жидкого гелия". Вопросами сверхтекучих жидкостей Ландау занимался в отделе теоретической физики Института физических проблем в Москве, который возглавлял другой выдающийся российский ученый П.А. Капица. При охлаждении до температуры ниже 2,17 К гелий переходит в жидкость, называемую гелием-2 и обладающую необычными свойствами. Гелий-2 протекает сквозь мельчайшие отверстия с такой легкостью, как будто у него полностью отсутствует вязкость. Он поднимается по стенке сосуда, как будто на него не действует сила тяжести, и обладает теплопроводностью, в сотни раз превышающей теплопроводность меди. Капица назвал гелий-2 сверхтекучей жидкостью. Позже Ландау объяснил сверхтекучесть, используя принципиально новый математический аппарат. В то время как другие исследователи применяли квантовую механику к поведению отдельных атомов, он рассмотрел квантовые состояния объема жидкости почти так же, как если бы та была твердым телом. Теория Ландау помогла продвинуться в понимании природы другого уникального явления – сверхпроводимости.
Во время Великой отечественной войны Ландау занимался исследованием горения и взрывов, особенно воздействием взрывных волн на большой удаленности от источника. Он также принимал участие в разработке атомной бомбы наряду с другими известными учеными.
После окончания войны и до 1962 г. он работал над решением различных задач, в том числе изучал редкий изотоп гелия с атомной массой 3 (вместо обычной массы 4), и предсказал для него существование нового типа распространения волн, который был назван им "нулевым звуком».
Ландау жил в России в то время, когда быть преданным исключительно Науке и Истине было просто опасно для жизни. А иногда натиск Ландау при поиске истины был настолько мощным, что переходил зыбкую грань допустимого риска, угрожал круто изменить условия существования самого Ландау и его окружения. Но он все равно рисковал. Так было в Харькове, в УФТИ (Украинский физико-технический институт, иногда называемый также Харьковским физико-техническим институтом, ныне ФТИНТ), когда в 1935 г. Ландау, Корец и группа немецких специалистов яро выступали за чистую науку и против проведения работ по оборонной, радиолокационной тематике в институте. Так было, когда Кореца из-за этого арестовали в 1935 г., а Ландау, которого тронуть тогда не решились, написал наркому Украины просьбу о его освобождении. Так было, когда Кореца вскоре выпустили, и он уже в Москве предложил Ландау отредактировать антисталинскую листовку – Ландау, скрепя сердце, согласился, за что и был арестован вместе с Корецом и Румером. Так продолжалось, хотя и в значительно менее резких формах, когда Ландау был неожиданно освобожден Сталиным – он продолжал позволять себе весьма резкие антисоветские высказывания в своем окружении, в котором, как он знал, были осведомители. Был уверен в их возможном присутствии, но не считал нужным сдерживаться.
Нередко такая честная бескомпромиссность Ландау при оценке научных ошибок, помноженная на экстравертный темперамент и необузданность в выражениях, оборачивалась едва ли не оскорблениями собеседника или докладчика. Когда Ландау как-то упрекнули в том, что он зря обидел резкостью достойного человека, всеми уважаемого профессора, он удивился: «Я же не назвал его идиотом. Я только сказал, что у него идиотская работа».
А вот что вспоминает давний друг Ландау и его сестры академик М.А. Стырикович: «В характере Дау наряду с определенными элементами физической боязливости (он, как, впрочем, и я, боялся собак) была редкая моральная твердость. И раньше, и особенно позднее (в трудные времена), если он считал себя правым, его невозможно было убедить идти на компромисс, даже если это было необходимо, чтобы избежать серьезной реальной опасности».
Это качество Дау проявилось и во время его пребывания в тюрьме. Согласно записке следователя, подготовленной, судя по всему, для высокого начальства, Ландау на допросах 7 часов стоял, 6 дней сидел в кабинете без разговоров (и, по-видимому, без сна), следователь Литкенс «убеждал» его по 12 часов, следователи «замахивались, но не били», угрожали переводом в Лефортово (где, как знали в камере, пытают), показывали признательные показания его расстрелянных к тому времени харьковских друзей. А он объявлял голодовку и, вопреки утверждению следователя, что «назвал Капицу и Семенова как участников организации, руководивших моей а/с работой», не подписал протокола допроса, прежде чем не внес «уточнения», согласно которым он «лишь рассчитывал на Капицу и Семенова как на антисоветский актив, но не решался на полную откровенность, не будучи с ними достаточно близок, а кроме того, отношения зависимости моей от Капицы не позволяли рисковать». При первой же возможности, на допросе, проводившемся заместителем Берии Кобуловым, «от всех своих показаний как от вымышленных отказался, заявив, однако, что во время следствия мер физического воздействия к нему не применяли». Невольно вспоминаются слова любимого Львом Давидовичем поэта Гумилева из поэмы «Гондла»: «Да, к его костяному составу подмешала природа и сталь», относящиеся к физически слабому, но сильному духом человеку».