Мария Раевская Во французском городе Лионе попытались похоронить целое направление литературы. Там состоялась последняя, шестая, научная конференция из цикла, посвященного русскому модернизму. В этот раз устроители решили заявить о «конце» данной литературной эпохи. Единственным ученым из России, приглашенным на эту конференцию, стал профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, литературовед Владимир Новиков.
«Забавно, что всего шестнадцать лет назад я присутствовал на дискуссии в Гренобле, называвшейся «Рождение русского модернизма, – говорит Владимир Иванович. – Речь там шла об искусстве Серебряного века. Термин «модернизм» в классическом понимании применяют к литературе с начала двадцатого столетия до 1940 года. Но на самом деле временные границы этого направления определить трудно. Я, к примеру, считаю модернистской и литературу «оттепели» (Аксенов, Гладилин), и «другую прозу» 1970–1980-х годов (Битов, Петрушевская). А девяностые годы? Правильно ли называть литературу этого времени постмодернизмом, может, это просто поздний модернизм?»
Устроители конференции «Конец русского модернизма» также были склонны к широкому толкованию заглавного понятия. Это позволило собрать в амфитеатре Лионского университета славистов, занимающихся самыми разными узкими литературоведческими вопросами. Специалисты по русскому Серебряному веку смогли сделать доклады о Мандельштаме, Брюсове и футуристе Василиске Гнедове (о нем говорил организатор конференции Жан-Клод Ланн), а ученые, занимающиеся более современной литературой, говорили о Владимире Сорокине, Викторе Кривулине и Татьяне Толстой.
Владимир Новиков отмечает, что в орбиту разговора втягивались и произведения искусства, вышедшие в свет совсем недавно. Так, Селин Брикер, рассуждая об алкогольной теме в русской литературе, заговорила о совсем свежей повести Валерия Попова «Третье дыхание», лишь в прошлом году опубликованной «Новым миром». А Жорж Нива, темой доклада которого был мотив «возвращения» отца, смог провести параллели между одноименным фильмом Андрея Звягинцева, недавним триумфатором международных кинофестивалей, и новейшей повестью Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана».
Разные доклады о «конце» модернизма превращались в констатацию невозвратимости этого литературного направления. Так, Мишель Окутюрье говорил, что модернистскую традицию преодолел еще в сороковые годы Борис Пастернак. В зрелом творчестве поэт, как известно, отказался от усложненной метафоричности и «впал», говоря его же словами, «как в ересь, в неслыханную простоту». Но выступавший в той же секции Режи Гайро обнаружил модернизм в современной рок-поэзии. Ведь тексты многих рок-песен по стилистике напоминают стихи футуристов начала века (доклад Гайро назывался «Хлебников, пересмотренный и исправленный»)┘
Впрочем, в третье тысячелетие уже нельзя брать с собой это культовое для двадцатого века литературное направление, уверен Владимир Новиков. «Русский модернизм устарел, потому что перестал быть адекватен новой реальности, – говорит Владимир Иванович. – Если писатели будут и дальше создавать свои очень индивидуальные художественные миры, они окончательно потеряют связи с жизнью и читателями. Мне кажется, нужен новый тип творчества – философский реализм. Обратите внимание, почти все писатели, чьи модернистские романы нашумели в конце девяностых – Сорокин, Маканин, Пелевин, – в новых произведениях стремятся уже к психологизму и житейской достоверности, а не к шокирующим прогнозам и гротеску».
Вспомнив, что заглавный термин по-французски звучит как «современность», слависты подвели итог: «Может ли современность сама по себе окончиться? Притвориться умершим, чтобы воскреснуть под иными личинами: антимодернизм, неоархаизм, арьергардизм – не в этом ли главная модернистская хитрость?»
