Геннадий Копылов
Михаил Фрадков (справа) и министр экономического развития Герман Греф всерьез имеют в виду «приземлить» академическую науку на почву экономической реальности.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Выступление председателя правительства Михаила Фрадкова на ежегодном Общем собрании РАН 18 мая 2004 г. дает весьма много интересной информации для размышлений. Проанализировав его, можно понять, что именно российский научный и высокотехнологичный сектор может ждать от нового правительства.
Мы выделим для анализа три темы: 1) как Фрадков видит решение задачи подъема экономики; 2) каковы будут дальнейшие шаги административной реформы; 3) какие формы взаимодействия с РАН сегодня устраивают правительство.
═
Вира помалу!
═
«Приоритетами для правительства сегодня являются не отрасли экономики, а прежде всего те «узкие места», расшивка которых позволит резко поднять эффективность социально-экономического развития страны. В современной России такими приоритетами, в частности, являются наука, здравоохранение и образование».
Нам представляется, что уже это достаточно ново. До сих пор государственные чиновники, говоря о развитии страны, стремились выделить те или иные отрасли хозяйства. А поскольку этих отраслей много и все они находятся в одинаково незавидном положении, то кандидатов на приоритетное развитие находилось немало. Именно потому никакой внятной системы приоритетов хозяйственного развития выработать до сих пор не удавалось.
Михаил Фрадков отказывается от выделения важнейших отраслей и соответственно от их государственной поддержки. Он демонстрирует другое представление социально-институциональной и хозяйственной системы России – как совокупности единиц, между которыми отсутствуют или ослаблены связи. При этом тем проектом, в рамках которого эти связи и контуры должны быть выстроены, является проект «экономики развития, основывающейся на человеческом капитале, интеллектуальном ресурсе, инновациях, высоких технологиях и свободном предпринимательстве». Наука, образование и охрана здоровья предстают теми связующими мостиками, которые позволят создать новые контуры и точки роста.
Фактически Фрадков ведет речь о сборке имеющихся институтов и иных социально-хозяйственных единиц в новые структуры связей. Далее он поясняет, что эти структуры должны решать задачи приумножения человеческого капитала, формирования инновационной системы и развития конкуренции и предпринимательства – и тому подобные новые для страны задачи.
Ключевым словом и принципом для премьера здесь является эффективность: «Развитие и эффективное применение российской науки являются одним из приоритетов российского правительства», «Государству и научному сообществу необходимо вместе заниматься эффективным менеджментом этой сферы. Правительство готово создать эффективную систему целевого финансирования приоритетных направлений в науке». И значит, по мнению премьера, важно не сохранение и не развитие науки самой по себе, а включение ее в процессы развития страны. Ряд форм такого включения Фрадков назвал и предложил.
Традиционная для научного сообщества проблема «утечки мозгов» была также проинтерпретирована в этом ключе: традиционный взгляд на эту проблему («Я убежден, что молодые ученые будут возвращаться в страну, но для этого необходимо создать соответствующие условия по заработной плате и материальному обеспечению») был дополнен тезисом о необходимости вовлечения молодых ученых в инновационные процессы, формирования инновационной системы в целом («Уже сейчас создан инновационный пояс, так называемые бизнес-инкубаторы и технопарки, появляются возможности для проявления инициативы и привлечения в науку частного капитала»).
═
Стимул для академии
═
Сможет ли новая структура управления решить поставленные задачи по расшивке узких мест? С точки зрения премьера, происходящая административная реформа научно обоснована и проработана: Михаил Фрадков считает необходимым реформировать процесс работы над бюджетами, постепенно внедрив программно-целевые методы в работу всех министерств и ведомств (опять тезис об эффективности!), а также пересмотреть принципы разработки федеральных целевых программ. «Мы тоже не чужды науки, – таков был смысл сказанного премьером, – и в этом мы обгоняем руководство РАН».
В самом деле, если все пойдет так, как задумано, то в скором времени должны измениться общие принципы реализации управленческих решений. Фрадков подчеркнул не только востребованность и значимость подобного рода современных научно-методологических разработок для повышения эффективности системы управления, но и призвал РАН как управляющий орган активно пользоваться ими: «Весь госсектор науки распоряжается на правах хозяйственного ведения значительной частью госсобственности, однако управление этой собственностью пока весьма неэффективно».
«Необходимо провести инвентаризацию научных разработок и программ для определения наиболее перспективных направлений и определить способ обеспечения доступа бизнеса к интеллектуальным ресурсам государства», – подчеркнул премьер и добавил, что инвентаризация целевых программ правительства уже проведена.
═
Цена участия – эффективность
═
Вопрос о новом месте РАН, которое должно, с одной стороны, сохранить саму научную среду, в которой генерируются новые знания и готовятся научные кадры, а с другой – дать ей возможность участвовать в решении масштабных страновых задач, обсуждался Фрадковым в достаточно рискованных рамках – рамках преодоления монополизма РАН (и в целом естественной науки) в сфере интеллектуального лидерства. Понятно, что именно здесь проходит «рубеж несогласия» между позицией правительства и академии.
Поэтому 18 мая в своем выступлении Михаил Фрадков предложил ряд достаточно престижных «точек участия» – или функций – РАН в решении проблемы конкурентоспособности, стоящей перед страной сегодня: «Правительство намерено использовать имеющийся экспертный и аналитический потенциал РАН и науки в целом. Это позволит выявить ресурсы для повышения конкурентоспособности страны». Правительство также – об этом уже говорилось – намерено использовать научно-методологические разработки, связанные с программно-целевыми методами (впрочем, скорее всего речь идет о более современных формах бизнес- и корпоративного планирования, заимствованных из западных источников, и академические учреждения вряд ли смогут составить им конкуренцию).
Более важно то, что именно РАН должна осуществлять мониторинг и выбор приоритетных направлений в науке и технологиях, за финансирование которых берется правительство. А в состав создаваемого сейчас Совета по конкурентоспособности могут быть включены представители научной и академической среды.
С точки зрения Фрадкова, науке тем самым предложено достаточно престижное место в формируемом новом инновационном порядке. Поэтому он определил и цену за такое участие РАН в решении важнейших задач: это – требование обеспечить ее эффективную работу (как и любого другого министерства и ведомства): «Весь госсектор науки распоряжается на правах хозяйственного ведения значительной частью госсобственности, однако управление этой собственностью пока весьма неэффективно». Правительство готово создать эффективную систему целевого финансирования приоритетных направлений в науке, но только после инвентаризации этих направлений. Кроме того, правительство, не отказываясь от бюджетного финансирования научной сферы, требует от РАН изыскивать дополнительные источники ее финансирования.
Безусловно, эта задача постепенно решается. Так, президент РАН Юрий Осипов привел следующие цифры: в 2003 г. наряду с деньгами федерального бюджета (15,9 млрд. руб.) РАН использовала иные средства в размере 11,7 млрд. руб. (в 2002-м – 8,8 млрд. руб.). В рамках РАН созданы Инновационное агентство РАН, центры трансферта технологий.
Однако в академической среде господствует мнение, что «эта несвойственная деятельность деформирует академию» (Ю. Осипов). Чтобы в угоду сиюминутным прикладным задачам не ущемлялись фундаментальные исследования, Юрий Осипов предложил создать «академический инновационный пояс» из научных и научно-внедренческих организаций, которые формально не входили бы в структуру РАН, но становились ее спутниками.
═
Академию «двигают» на рынок
═
Подобная отстраненная, чисто академическая позиция вряд ли вызвала одобрение Михаила Фрадкова. И действительно, пресса цитирует слова премьера: «Необходимо, чтобы вы, научные работники, шли навстречу экономике, тормошили бизнес, тормошили правительство, внедряя научные разработки в интересах социально-экономического развития»; «Главной задачей российской науки является не просто сохранение своего потенциала, но и адаптация ее к условиям рыночной экономики». Трудно с ним здесь не согласиться: «потенциал», который не может быть задействован, потенциалом по понятию не является.
Следует ли из этого, что одним из узких мест в формировании инновационного пути развития России остается позиция руководства РАН (и академического сообщества)? По крайней мере не исключено, что в правительственных кругах может сложиться такое мнение. Фрадков призывает верхушку РАН «все больше развивать технологические парки, формировать сеть консалтинговых и инженеринговых фирм, разворачивать сеть венчурных фондов, ориентированных на высокие технологии», однако для нее это «несвойственные функции» (хотя это развитие идет очень быстрыми темпами).
Из этого, кстати, следует, что задачу формирования инновационной системы России нельзя возлагать на РАН, надеясь на то, что научные работники будут «тормошить бизнес», – скорее следует создавать некоторую новую структуру использования имеющегося потенциала, куда включать отдельные части и элементы структуры РАН. Если обратиться к истории – например, к истории формирования ядерного и ракетного потенциала СССР, то станет понятно, что именно таким путем была трансформирована научная сфера СССР с конца 1940-х – до конца 1950-х гг. Многие из уважаемых научных и образовательных учреждений оказались за бортом тогдашней новой науки, ориентированной на работу по вполне конкретным масштабным планам, и пережили немало неприятностей в процессе болезненной перестройки и «перековки» (очень показательна в этом плане история физфака МГУ конца 1940-х гг.).
Нельзя ли посмотреть на готовящееся решение правительства о передаче ученым права собственности на результаты научно-технической деятельности, полученные научными учреждениями за счет государственных средств, как на действие, призванное «разложить изнутри» монолитную позицию академического сообщества по отношению к коммерциализации научной деятельности? Не готовится ли акция, подобная приватизации 1991 г.? В самом деле, передача упомянутых прав собственности сможет послужить катализатором расслоения научного сообщества на «эффективных собственников», которые окажутся способными использовать свои результаты для коммерческо-технологической и инновационной деятельности, – и всех остальных, неспособных.
Если для первых государству удастся создать инфраструктуру использования этой собственности в инновационных разработках, то через 5–10 лет чистая академическая позиция потеряет значительную часть своего общественного веса и будет потеснена.
Вряд ли, конечно, тут мы имеем дело со спланированным социоинженерным действием. Но указанные последствия можно и нужно предвидеть.
Дарья Гармоненко 