Евгений Степанов
Борис Салтыков: 'Нужно, грубо говоря, сохранять не поголовье стада, а его продуктивность'.
Фото Валерия Киселева (НГ-фото)
- Борис Георгиевич, в предварительном разговоре вы обещали чем-то поразить.
═
- Венчурный фонд "Русские технологии" с капиталом в 20 миллионов долларов, созданный "Альфа-групп", за полгода просмотрел около 500 проектов и... не отобрал ни одного.
═
- Получается, деньги есть, нет проектов.
═
- Нет проектов, подходящих для венчурного финансирования. При такой схеме инвестор становится совладельцем предприятия, выращивает его, снимает сливки с новой фирмы, а потом продает свою долю и уходит. Оказалось, в России использовать эту схему пока невозможно. Во-первых, до конца не ясна ситуация с интеллектуальной собственностью, непонятно, кому принадлежит авторство - то ли разработчику, то ли фирме, то ли государству. Во-вторых, фирма, предлагающая проект, как правило, непрозрачна: не совсем понятно, кто ее акционеры, кто ей реально управляет, кто ее "крышует". В-третьих, часто нет бизнес-плана, поэтому велики риски, что продукция не будет востребована рынком. В-четвертых, авторы-изобретатели категорически требуют себе 51 процент пакета акций.
И переговоры заходят в тупик, хотя сами идеи наших исследователей и изобретателей замечательны. Однако они находятся не на той стадии проработки, чтобы вкладывать венчурные деньги. Идеи финансируются по другой схеме. На Западе есть так называемые "бизнес-ангелы", которые дают автору 30-40 тысяч долларов на доводку. Существуют и специальные государственные структуры, тот же Национальный научный фонд США, например, которые выделяют один-два процента своего бюджета на поддержку перспективных идей. После конкурса на ранней стадии прототипов, очень, кстати, жесткого, фонд дает автору 50 тысяч долларов и говорит: "Работай! Если через год у тебя что-то выйдет, рассмотрим возможность дальнейшей помощи". На второй стадии дают, если не ошибаюсь, 100 тысяч. Если идея превращается в проект, его финансирует венчурный капиталист или стратегический инвестор. А если не превращается┘ Что ж. Но бюджетные деньги изобретатель не возвращает. Конечно, он за них отчитывается. Контроль строгий: план, смета. Зарегистрируй фирму, работай официально, брось прежние занятия, сосредоточься на деле.
═
- Эта система, по-видимому, подошла бы и России.
═
- Конечно. Ее надо довести до сознания тех, кто определяет инновационную политику.
═
- Наверное, это удастся только тогда, когда случится что-то невероятное. Например, вдруг кончится нефть. Спрашивается: может ли наука существовать в наших реалиях и чего она может добиться?
═
- Она существует. Зайдите, например, в Центральный экономико-математический институт РАН. Там кипит жизнь. Туда ходят студенты, им читают лекции по самым современным проблемам экономики. В столовую теперь из-за студентов не пробьешься, но это же прекрасно!
В 1991-1993 годах руководители Российской академии наук заявляли: наука и рынок несовместимы. А сегодня Институт ядерной физики в Новосибирском академгородке, которым руководит академик Скринский, делает уникальные установки в штучном исполнении на 15-17 миллионов долларов в год, выполняет заказы Европейского центра ядерных исследований, ЦЕРНа.
Но таких институтов у нас немного. Больше наукоемких фирм, которые существуют вокруг академических институтов, например, в Черноголовке. Они занимаются нормальным хай-теком, который востребован рынком, - приборами, или реагентами, или чем-то еще. Чего тут зазорного? Что, академический институт должен только звезды считать? Да этого никогда и не было. Всегда Академия наук занималась прикладными задачами.
Часть академических институтов начинает интегрироваться с образованием, как, например, уже упомянутый ЦЭМИ. Идея исследовательского университета - в США их 170-180 - очень продуктивна. Хотя бы тем, что обеспечивает двойное использование специалистов, оборудования, площадей, средств.
═
- И мы, по-вашему, движемся в сторону именно этой модели?
═
- И неизбежно к ней придем. Наука станет гораздо более компактной, гораздо более мобильной, гораздо более нацеленной на интересы промышленности и общества. Без такой науки нам не прожить, ведь нефти и газа на всех не хватит. Но хватит гоняться за Америкой. Будем скромными. Давайте реально оценивать свой потенциал.
Те направления, где мы сильны, необходимо сохранить и поддержать. Но нужно, грубо говоря, сохранять не поголовье стада, а его продуктивность. Сохранить научный потенциал - это вовсе не то же самое, что сохранить численность НИИ. Значит, все по-прежнему упирается в структурную реформу науки и образования. Если продолжать финансировать 450 академических и 2,5 тысячи всех прочих институтов из нашего тощего бюджета┘
Сейчас на науку в России идет один процент валового внутреннего продукта, по этому показателю мы занимаем 21-е место в мире. А по численности научных работников по-прежнему находимся на одном из первых. Значит, они у нас оснащены нищенски. Выводы? Они очевидны. Делайте их сами.
═
- Очевидное предложение - изменить систему финансирования.
═
- Да. Проекты надо финансировать через специальные фонды - раз. Два - необходимо финансировать саму исследовательскую, творческую среду: институты, лаборатории, научные центры.
