Владимир Покровский -Александр Григорьевич, в чем, на ваш взгляд, причина такого очевидного конфликта вокруг ГМО?
- Я попытался проанализировать ситуацию и пришел к выводу, что подобная поляризация мнений по поводу современной биотехнологии - совершенно нормальная и непреходящая ситуация, вызванная социальной уникальностью самой биотехнологии, по крайней мере близких ей по уникальности технологий найти трудно.
- В чем же уникальность?
- Во-первых, в том, что она представляет собой так называемую технологию замещения. Приходя, генная инженерия (что является синонимом современной биотехнологии) не только дополняет или помогает существующим технологиям, сколько замещает их или "отодвигает в сторонку". Развиваясь, она, как никакая другая технология, вызывает перераспределение сфер интересов и влияния, вытесняет старые технологии, занимает главенствующее место и подчиняет себе целые отрасли, до того процветавшие и чувствовавшие себя бессменными королями. Так, до появления сельскохозяйственной биотехнологии на полях безраздельно царствовали селекционеры и агрохимики. Внедрение генной инженерии существенно потеснило их с тронов - у агрохимиков стало ощутимо меньше работы. По самым последним данным, в США, где более 65% выращиваемой сои - генетически модифицированная, и в Аргентине, где доля трансгенной сои составляет вообще 90%, наблюдается хоть и волнообразное, но очень сильное уменьшение использования гербицидов - до 20%. Применение инсектицидов при использовании культур, устойчивых к насекомым-вредителям, уменьшилось на 60-100%! Сходная ситуация в Китае, главном в мире потребителе инсектицидов: в последнее время китайские фермеры, выращивающие трансгенный хлопчатник, практически вообще перестали применять инсектициды!
Все это, разумеется, не может радовать прежних "королей" сельского хозяйства. Возникают конфликты интересов, перераспределение сфер влияния и собственности и, как следствие, противодействие генетически модифицированной продукции возрастает. Думаю, что не сильно рискую, предсказав новый виток конфликта с достаточно скорым выходом на рынок генетически модифицированных растений в качестве дружественного окружающей среде возобновляемого источника энергии (растительных масел для производства горюче-смазочных материалов и топлива). Вряд ли традиционная энергетическая отрасль (нефть, газ, уголь) останется безучастным наблюдателем. Вот тогда мы снова "узнаем" много "нового и интересного" о генно-инженерных "ужастиках" и кошмарах.
Во-вторых, генная инженерия - это высокая технология, требующая в практическом своем применении больших капиталовложений, что, естественно, может приводить к концентрации прав собственности и ноу-хау в руках ограниченного круга владельцев. Как правило - это крупные транснациональные корпорации. Вместе с тем на Земле не найти места, где продукция сельскохозяйственной биотехнологии не была бы востребована. А это в глазах общественных активистов - угроза империализма и глобализации. Вот и воюют против глобализации вообще и конкретных компаний в частности, используя в качестве мишени генную инженерию. Удобно. Технология молодая и в глазах многих ассоциируется с фантастическими триллерами. А разобраться в ней сложно, поскольку нужны мало-мальски специальные знания. Поэтому тормозить ее легче и веселее. И благороднее - все-таки спасаешь человечество и окружающую среду. В общем, с развитием биотехнологии конфликты интересов будут множиться и противодействие ГМО не будет уменьшаться.
- Разве? Противодействие возрастает, в основном в Европе, а в Западном полушарии, как вы знаете, все происходит с точностью до наоборот.
- Дело в том, что отношение к ГМО имеет выраженные национальные особенности и зависит от политического и экономического устройства страны, взаимодействия государства с обществом и промышленностью. Именно эти три основные силы - государство, промышленность, общество, а точнее, потребитель, голосующий за технологию своим кошельком, - и влияют на отношение к ГМО. Там, где все эти три составляющие развиты и обладают достаточной независимостью друг от друга в своих действиях, помимо развитой биотехнологии существует и отлаженный механизм регулирования, не допускающий коммерциализации или выпуска в окружающую среду ГМО, представляющих угрозу для человека и окружающей среды (речь идет о реальных, научно обоснованных, а не воображаемых рисках). Там, где какой-то из трех сил нет или она слаба, механизмы регулирования, как правило, хромают, часто из-за механического копирования подходов к регулированию биотехнологии, работающих в развитых странах.
Национальный колорит в этих терминах можно определить как взаимоотношения упомянутых трех сил. В США, например, где вся экономика ориентируется на производителя ("что хорошо для Форда - хорошо для Америки"), производитель сам гарантирует безопасность продукта и несет связанные с этим затраты. Там действует принцип "наполеоновского" кодекса: "Продукт безопасен, если не доказано, что он опасен". В Европе, где по давней традиции государство ориентируется на потребителя, где потребитель не будет покупать продукт, пока его не убедят в том, что он безвреден, действует уже другой принцип: "Продукт опасен, пока не доказано, что он безопасен". Причем от страны к стране в этот принцип вносятся свои нюансы, иногда поразительные. Если в Англии продукт опасен, пока не доказано, что он безопасен, то во Франции продукт опасен, даже если доказано, что он безопасен. А уж в Австрии продукт опасен, особенно если доказано, что он безопасен. Такие различия обусловлены общественным восприятием технологии и зависят только от того, кто регулирует биотехнологию (оценивает риск и принимает решение) и какова степень доверия общества к регулирующему органу. При этом стоит отметить, что общественное восприятие любой высокой технологии, пока она не стала частью привычной и повседневной жизни - вещь весьма условная. Вряд ли нормальный человек в состоянии разобраться во всех технологических тонкостях (и наивно этого требовать) с тем, чтобы сделать компетентный вывод. Он скорее будет ориентироваться на публичные высказывания ограниченного числа активных групп (промышленность, экологические, правозащитные, религиозные, молодежные, женские и пр.) и действовать (любить или не любить технологию) в соответствии с тем сценарием, который предлагает наиболее "симпатичная" ему группа.
Совсем иное дело в развивающихся странах. Там нет промышленности или она слабо развита, там живут люди бедные, не являющиеся потребителями в понимании развитых стран. Они готовы съесть все и не способны голосовать кошельком по причине его отсутствия. Посему и принципы там другие. Так, в Индии применим принцип: "Продукт безопасен, даже если доказано, что он опасен". Сама страна вроде бы против ГМО, но внутри каждого штата совсем другие законы - берут разрешенный генетически модифицированный хлопчатник фирмы "Монсанто", на основе использованной в нем генно-инженерной конструкции благополучно создают свои сорта, не переставая на всех международных форумах высказывать искреннюю озабоченность опасностью биотехнологии. А во многих африканских странах и того пуще - там продукт безопасен, особенно если доказано, что он опасен. Там главный лозунг такой - мол, вы за нас не беспокойтесь, вы предлагайте нам все, что только можете, а мы уж тут сами разберемся.
- А что у нас?
- А у нас классическая ситуация, в точности по Шекспиру: "Как вам это понравится?" Главный здесь вопрос для любого чиновника, любого политика - правильно угадать, кто (или что) этот самый "вы" и что этому самому "вы" в настоящий момент нравится. Угадал - молодец, не угадал - извини...
Такой подход характерен для стран с переходной экономикой - это страны бывшего СССР и "социалистического лагеря". Здесь вроде бы есть и государство, и промышленность, и потребитель, но последние две силы слабы и зависимы от первой. Промышленность контролируется государством, а потребителю трудно голосовать кошельком, если 70-80% его бюджета по статистике уходит на покупку продуктов питания, из которых львиную долю (по крайней мере для ряда стран) составляют всего два продукта - хлеб и картофель. Потребителю здесь не до выбора, ему бы что-нибудь "числом побольше и ценой подешевле". Поэтому все зависит не от выгоды, которую могут принести биотехнологии, не от реальных или мифических опасностей, а единственно от текущих политических и экономических приоритетов страны.
Для многих из этих стран приоритет номер один - вступить в ЕС. Преследуя эту цель, например, Эстония объявила себя зоной, свободной от ГМО, и заявила, что должна стать щитом на пути продвижения ГМО из России в Европу (а Европа, стало быть, должна помогать ей создавать соответствующий потенциал). Хорватия по аналогичным соображениям вообще запретила ГМО, включая научные исследования. У нас же принцип "Как вам это понравится?" привел к очень странной, эклектической ситуации - разные государственные ведомства руководствуются диаметрально противоположными принципами.
Так, постановлением правительства Министерство промышленности науки и технологий РФ наделено правом определять статус биобезопасности ГМО. Здесь создан утвержденный правительством порядок регистрации ГМО на биобезопасность и разработаны соответствующие правила, процедуры. И если все эти процедуры проведены, правила соблюдены и соответственно есть сертификат министерства "Биобезопасно", то логично, что дальше с этими ГМО можно работать как с обычными организмами.
Не тут-то было! В январе этого года вступил в силу Федеральный закон "Об охране окружающей среды". Там есть статья 50 - удивительная даже для нашего законодательства. Эта статья запрещает выпускать в окружающую среду организмы, полученные "искусственным путем" или несвойственные данной среде обитания без положительного заключения государственной экологической экспертизы и планов экологического мониторинга (при том, что разработки положений об экологической экспертизе и экологическом мониторинге ГМО нет и в помине, а что такое "искусственный путь", не разъясняется). А еще требуются разрешение Министерства природных ресурсов и согласование с "заинтересованными федеральными органами исполнительной власти" (опять же открытым остается вопрос, кто определяет эту заинтересованность). Иными словами, по букве закона запрещен к выращиванию (вне контролируемой, наглухо закрытой теплицы) любой гибрид, полученный человеком (в том числе - увы! - все мичуринские шедевры-гибриды), все, абсолютно все разработанные селекционерами промышленные гибридные сорта сельскохозяйственных растений.
- И как же могут развиваться в таком случае российские биотехнологии?
- Боюсь, что только через тернии. Ситуация такова, что каждое (!) принятое решение может стать поводом для длительного судебного разбирательства.
- Как же тогда быть?
- В первую очередь само государство должно решить, как ему быть с биотехнологией. И если уж заявлено, что ее надо развивать, должна быть создана профессиональная система регулирования. Каждое ведомство, участвующее в этом процессе, должно отвечать за свое, четко обозначенное и ни с каким другим не пересекающееся (по крайней мере не мешающее) поле деятельности. Причем решать надо не только вопросы, прямо относящиеся к процессу проверки ГМО на биобезопасность, регистрации новой трансгенной продукции и т.п. Есть еще и вопросы прав собственности, возможной концентрации ноу-хау в руках ограниченного "клуба" мегакорпораций, взаимоотношений крупных компаний с мелким производителем, этические вопросы и т.д.
Профессиональную систему регулирования нужно строить, на нее надо тратить деньги, и немалые. Мы пока обходимся копеечными суммами, в то время как в США и ЕС на поддержание этой системы ежегодно тратятся сотни миллионов долларов, в одной только маленькой Ирландии - 200 тысяч (и это из государственного бюджета). К тому же по нашей давнишней практике регулирование отрасли обычно поручается тому ведомству, которое отвечает за ее развитие и использование. Вопросами регулирования при этом занимаются "по совместительству", рассматривая их как дополнительную обузу.
Есть еще масса вопросов совершенно другого свойства, без решения которых дело с места не сдвинется.
Так, недавно было объявлено о передаче на сортоиспытания трех российских сортов картофеля, устойчивых к колорадскому жуку, разработанных совместно российскими учеными и фирмой "Монсанто" с использованием гена, переданного этой фирмой. Действительно выдающееся достижение, но, с другой стороны, не оказаться бы в ситуации, когда сначала налаживаем производство ботинок, а потом боремся за то, чтобы их носили. Сорт картофеля, защищающий себя от колорадского жука, будет "работать" только тогда, когда не будет возникать привыкания жука к действующему началу. Для этого концентрация активного белка в ботве должна в несколько раз превышать летальную для вредителя. Если не поддерживать семенной фонд, то рано или поздно произойдет вырождение сорта и потеря полезных свойств. Чтобы избежать этого, фирмы-производители выставляют перед фермерами жесткие требования - не оставлять семенного фонда, а ежегодно закупать семена. Как этого добиться с нашими производителями картофеля (при том, что более 90% картофеля в стране выращивается на приусадебных участках) - вопрос, не имеющий ответа (по крайней мере для меня) сегодня. К тому же, чтобы избежать возникновения устойчивости вредителя, обязательно используется следующий прием - от 20 до 40% посевной площади засевается обычным неустойчивым сортом, с тем чтобы создать так называемую резервацию для вредителя. Как заставить наших картофелеводов сделать это (и при этом не использовать в качестве резерваций соседские посевы традиционных сортов)?
Есть еще одно обязательное условие цивилизованного регулирования ГМО. Оно предельно точно сформулировано в виде рекомендации консультативного форума по биотехнологии США - Европейский союз: "Люди, облеченные правом проводить оценку риска, должны иметь высокую квалификацию для того, чтобы принимать решения, должны быть людьми высочайшей честности и отвечать строжайшим требованиям к их способности публично вскрывать существующие и потенциальные конфликты интересов".
- Да где ж вы таких в России-то найдете?
- Дело не в личностях, у нас есть честные и профессионально образованные люди. Проблема заключается в том, что у нас одни и те же люди разрабатывают продукт, оценивают риск, принимают решение и даже участвуют в коммерциализации. Видимо, это неизбежный переходный этап, связанный с тем, что три определяющие силы, о которых шла речь ранее, у нас едины (и олицетворяются государством), так что в любом случае человек, участвующий в процессе, корпоративно связан и просто теоретически не может не лоббировать чьи-то интересы. Ситуация осложняется еще и тем, что рабочие группы зачастую формируются не столько по квалификации людей, сколько по их административной ведомственной принадлежности. Отсюда и чрезмерное представительство аппаратных функционеров в экспертных советах. Все это, равно как и отсутствие независимых общественных фондов, ограничивает на данном этапе возможность независимой оценки риска (та независимая экспертиза, о которой часто говорят некоторые общественные организации, зачастую оказывается социальным заказом с легко прогнозируемым результатом).
- Судя по тому, что вы рассказываете, ситуация настолько безнадежная, что противники трансгенной картошки могут спать совершенно спокойно. Слишком много несделанного, которое никто не захочет делать, слишком мало условий, слишком много врагов, так?
- Не так. Противников действительно много, но ведь и число друзей тоже увеличивается. Суммарная стоимость биотехнологических компаний в США - уже около триллиона долларов. Китай объявил биотехнологии своим национальным приоритетом и разрабатывает около полутора сотен генетически модифицированных растений. Поймите, несмотря на сопротивление, мир движется в сторону биотехнологии, и процесс этот неостановим. Сколько бы мы ни заслонялись от ГМО, все равно придем к ним. Коль скоро весь мир движется к рыночной экономике, то если продукты новой технологии лучше и дешевле обычных при не меньшем уровне их безвредности, то преимущественно их и станут покупать, преимущественно их и будут использовать. К тому же время доказывает правоту гениального Макса Планка, сказавшего более 60 лет тому назад: "Ни одна научная инновация не пришла постепенно, шаг за шагом занимая свое место под Солнцем. Скорее наоборот - ее противники постепенно шаг за шагом вымирали, а новые поколения приходили в мир, принимая идею с самого начала". Вопрос только во времени и в том, как та или иная страна будет регулировать технологию. Если мы вовремя не создадим своей достоверной, "прозрачной" и профессиональной системы регулирования биотехнологии, то рискуем безнадежно опоздать, и своей доли в этом сверхполезном и сверхприбыльном бизнесе у нас не будет.
